19 апреля 2021 | Цирк "Олимп"+TV №35 (68), 2021 | Просмотров: 632 |

И выходишь бездны на краю

Ольга Балла

Подробнее об авторе


Рецензия на книгу: 

Александр Скидан. Контаминация.

– СПб.: Порядок слов, 2020. – 56 с. – (cae / su / ra)


Ещё прошлой осенью, говоря о только вышедшем тогда новом поэтическом сборнике Александра Скидана, Лев Оборин совершенно справедливо усмотрел в нём «разрыв с предыдущей поэтикой» автора. Это, конечно, так, если говорить о Скидане-поэте; хотя, впрочем, в текстах второй части книги (первая – разговор отдельный) вполне узнаётся поэтика «Красного смещения». Однако если иметь в виду более глубокие и общие пласты его художественной практики, найдутся, пожалуй, основания говорить, скорее, о преемственности, о внятной направленной линии.

«Контаминация» обнаруживает множество общих черт с «Путеводителем по N» того же автора[1], изданным три года назад, но написанным исторической эпохой раньше, в девяностых. Сборник видится продолжением и развитием той же смысловой стратегии на новом этапе становления и самого автора, и времени вокруг него, и рассмотрение его одним взглядом с романом способно, кажется, многое в нём объяснить.

Напомним: в романе о Ницше (N в «Путеводителе…» - это именно он) Скидан перепрочитывал своего героя, выговаривал его, заставлял его говорить голосами если не всего XX столетия, то первой его половины, зрелого модерна, который наследовал Ницше и во многом был им определён. Века и «календарного», и настоящего – века как исторического состояния, начавшегося практически сразу же после его смерти. «Роман, - писал когда-то автор, объясняя устройство своего текста, - составлен из фраз, взятых (почти без изменений) из прозы Ивана Бунина, Владимира Набокова, (переводов) Томаса Манна, Марселя Пруста, польского писателя Бруно Шульца...», а также Бориса Савинкова, чьими «Воспоминаниями террориста» роман начинается. Всё это – «младшие современники» Ницше, люди, писавшие уже после него (хотя там есть и фразы из «Игрока» и «Идиота» Достоевского - одного из корней ХХ века) – и в том культурном поле, которое Ницше во многом создал и которое без него было бы, по всей вероятности, невозможно.

Нечто очень похожее Скидан проделывает, в полном соответствии со смыслами названия, в «Контаминации». Слово это, происходящее от латинского contaminatio - смешение) в  современном русском употреблении имеет несколько значений. В лингвистике это — «возникновение нового выражения или формы <…> путём объединения элементов двух выражений или форм, чем-нибудь сходных»] и получение таким образом слова с новым значением. В текстологии -  «соединение текстов разных редакций одного произведения; текстологический приём, применяющийся в тех случаях, когда источники не дают удовлетворительной редакции, отвечающей замыслу автора». В психологии и психиатрии – «ошибочное воспроизведение слов, заключающееся в объединении слогов, относящихся к разным словам», «слияние двух или более сходных по смыслу слов или понятий в одно», наблюдающееся, в частности, при разных видах амнезии. В биологии, востребующей другие семантические ресурсы того же латинского слова, вычитывающей из него «загрязнение в результате соприкосновения, смешение», «заразительное прикосновение, осквернение», оно означает «процесс загрязнения одного субстрата или биологического материала другим», в ней же, а также в химии, - «попадание в определенную среду какой-либо примеси (радиоактивного или токсичного вещества, другого вида или штамма микроорганизмов), изменяющей изучаемые или используемые свойства этой среды». Похоже, Скидан работает со всеми названными смысловыми оттенками одновременно и наверняка ещё с какими-то неназванными. Соединяя слова и цитаты, он изменяет их свойства и получает целое с небывалым прежде значением. А тем самым изменяет и свойства воспринимающей тексты среды.

Тексты, вошедшие в первую часть книги, он целиком сращивает даже не из цитат, но из осколков цитат, извлекаемых из контекстов принципиально разных, не знающих друг о друге и даже, пожалуй, противоположных друг другу, отталкивающихся друг от друга; из цитат как бы плохо расслышанных или неточно припоминаемых, обыгрываемых, вышучиваемых, нарочито искажаемых. Не говоря уже о постоянном столкновении – нет, о сращивании, взаимопроникновении - «высокого» и «низкого», «сакрального» и «профанного», текстов, обладающих традиционно высоким культурным статусом (Пушкин, Ахматова, Мандельштам, Тарковский…) - и просторечий, вульгаризмов, считалок, уличных песенок.


будем резать будем пить

на фонтанке водку

всё равно тебе водить

харонову лодку

ах в краях далёких тех

люди люди люди

кто-то должен продолжать за них

а не то чтоб бляди


В «Путеводителе по N» такого не было, тогда как в «Контаминации» именно это – образующий принцип, несущая конструкция.


я квиру постелил с народом своему

всё сделал по уму


поэзии ребяческие сны

вернутся к нам не ссы


и там где тот народ недавно был

теперь провал сильнее наших и ваших


и на обмылках имена

в плейлист заносят племена


и этого скажем так бессмертия довольно

и курица довольна


При всей своей тотальной цитатности «Контаминация» даже в первой её части, в точности как «Путеводитель…», – текст (совокупность таковых) с очень сильной, чуть ли не авторитарной авторской фигурой (автор – тот, кто связывает, кто видит целое, выбирает для него фрагменты как имеющие к нему отношение. Он тут демиург в наиклассичнейшем смысле: тот, кто не только видит целое, но и в буквальном смысле создаёт его). Можно даже отважиться сказать, что это (опять же, как и «Путеводитель…») книга личная до интимности. Она - именно персональное высказывание.

Владимир Коркунов в своей рецензии тоже заметил сходство между «Путеводителем» и «Контаминацией». Но сходство это он находит «структурным» («По структуре “Контаминация” схожа с романом Александра Скидана же – о впадающем в сумасшествие Ницше» [2]: там цитаты как текстообразующий материал - и здесь цитаты). Мне кажется, что это сходство более глубоко (структуры без оснований не заводятся) и что здесь есть основания думать именно об общности задач, о некоторой, может быть, даже общей программе, выполняемой этими двумя текстами на разных её стадиях.

(Не говоря уже о том, что в случае путеводителя текстообразующий материал, взятый из разных источников, - это, строго говоря, - не цитаты. Эти, уже состоявшиеся высказывания, в устах героя романа – его собственные. N действительно это всё сказал – разве что чужими устами; несколько пафосно говоря, он умер – психически и физически – для того, чтобы это всё могло быть сказано.)

Так цитаты ли они – в данном случае? Кажется, тоже не очень.

В «Контаминации» (во второй её части тоже – только немного другими средствами, да и то не всегда: «анимула няшечка тушечка»), автор предпринимает радикальное перепрочитывание всего, что «в плейлист заносят племена», - того поэтического гула чужих голосов, что непрестанно и единым, труднорасчленимым потоком гудит в голове у человека, росшего на (очень широко понятом – вплоть до фильма «Челюсти-2» и песен из советского кино) культурном наследии западного мира, определяя все его понимания. В отличие от амнезии, при которой контаминацию наблюдают психологи, контаминация, интересующая Скидана, - следствие, скорее, гипермнезии: переполненности, перегруженности европейской культурной памяти моделями (мышления, чувствования, самовосприятия, действия), которые к тому же не очень работают.

(Кстати, нелишне заметить, что вбегающий в первой же строчке книги, заимствованный у Введенского «мёртвый господин», как мы помним, «молча удаляет время»; у Скидана же сложнее: «он и хотел бы время удалить / да вот приходится вбегать и снова жить». То есть, для правильного понимания всего, что происходит в книге, хорошо бы держать в уме полные варианты и исходные значения текстов, у которых поэт заимствует детали: эти детали нагружены, так сказать, контекстуальной памятью, памятью о целом и в новые контексты заявляются как представители прежних.)

Автор проводит испытание человекостроительного материала – наработанного, ближайшим образом, модерном, но, как мы видим по цитатоподобию из императора Адриана («анимула няшечка тушечка»), не только, - обломков этого материала на прочность (постоянным столкновением разнородного, в частности), на способность его фрагментов образовывать, будучи изъятыми из родимых контекстов, жизнеспособные связи. Причём оказывается, что это испытание они – в отличие, пожалуй, от обломков других текстов Нового времени, из которых был собран за три десятилетиями до этого «Путеводитель по N», - как-то не очень выдерживают. Всё, что тут происходит, призвано свидетельствовать, скорее, о разломе, чем о единстве или хоть о возможности такового.


в стихового ряда тесноту

да не ту


входишь не спросясь

ась


и выходишь бездны на краю

мать твою


бездна ты качаешься

и что-то не кончаешься


Тем ещё более, что новый век, выговариваемый тут голосами не следующих за ним, но предшествующих ему состояний, лишён, в отличие от века Ницше, своей скрепляющей фигуры, всё определяющей, удерживающей всё в цельности, - скрепляющей даже при том, что спровоцированные этой фигурой движения направлены от неё прочь, в разные стороны. Новый век лишён, похоже, даже такой, центробежной цельности.

В романе катастрофа N – это матрица всего катастрофичного XX века (N, как сакральная жертва, лёг в его основание). Будучи всеми этими говорящими, N перестаёт быть (точечным, ядерным) собой, собой как личностью (отчего и обозначается буквой N, которая – не только первая буква его «эмпирической» фамилии, но ещё и традиционное обозначение неизвестного: N = Nemo, Никто, Nomen Nescio. Имя ему больше не нужно). Он перерастает себя, век вырастает из его тела. (Это не просто распад и катастрофа, хотя да, и они тоже: это плодотворные распад и катастрофа.) Распадаясь как эмпирическая личность, утратив собственный язык, N становится всем XX веком сразу, всей совокупностью его предчувствий.

«Контаминация» - тоже о катастрофе: о той, что продолжила ту, первую, стала её естественным следствием: о катастрофе европейского человека нового времени, о физиологии и логике этой катастрофы – и о способе существования в ней, о возможных (в условиях невозможности)  способах речи в ней.


какой искусство смысл имеет

когда оно немеет


Взгляд на тот же процесс из другой временнОй точки: «Путеводитель», напомним, писался в конце девяностых годов, подводивших итоги веку, и был в каком-то смысле конспектом его подводных, формо- и смыслообразующих течений, обозначение направлений его внутреннего движения. «Контаминация» смотрит на XX век извне и оценивает его последствия.


папа умер мама умер

умер я и сам

а потом я вызвал убер

убер убер убещур


То, что делает Скидан с помощью обломков цитат из (не просто известных, но именно) культурообразующих авторов, наговоривших европейскому (а с ним и русскому) человеку эпохи модерна его самого, совокупность моделей его самопонимания и самопроживания, - это особенный тип культурного действия: форма интенсивной культурной памяти, памяти-рефлексии.


это как стрела что метит дальше

но в полёте замерла

в этой жизни умирать не дольше

чем сквозь тусклое стекло


Здесь можно видеть продолжение работы Просвещения (но эта стрела метит явно дальше него): освобождение мышления, воображения, поэтической речи, формируемого ими человека из-под власти инерций, непрояснённых содержаний. Работы, вообще-то имеющей сильный разрушительный потенциал, поскольку инерции и непрояснённые содержания дают психологически важную (иначе кто бы за них цеплялся) иллюзию защищённости, устойчивости и ясности. Скидан убирает защитный материал, показывая его условную, ненадёжную природу. «Кисейная негреющая одежда», как по родственному поводу давным-давно ещё сказал Лев Толстой.

Именно отсюда, кажется, - та уязвлённая нежность к лишённому защитных покровов, оставленному на самого себя, выходящего «бездны на краю» человеку, которую у Скидана, совершенно опять же справедливо, видит Владимир Коркунов, назвавший «Контаминацию» «самой нежной, чувственной и эмпатичной» книгой поэта.


 



1.Александр Скидан. Путеводитель по N. — М.: Носорог, 2018.

2.Владимир Коркунов. На двух остриях языка // Новый мир. 2021, №2 http://www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2021_2/Content/Publication6_7686/Default.aspx