27 ноября 2015 | Цирк "Олимп"+TV № 19 (52), 2015 | Просмотров: 1500 |

Юг и север, мир и война, прощение, служение и обещание

Татьяна Бонч-Осмоловская

Книга Анны Голубковой открывается «Итальянским циклом 2009 года» с довершием в виде «Стихотворения, случайно не вошедшего в итальянский цикл 2009 года», продолжается «Стихами из итальянского дневника 2012 года» и «Римским циклом марта 2014 года». Так озаглавить книгу мог поэт XIX-начала XX века, отправившись в познавательную прогулку по Европе в завершении классического образования. Нега юга увлекла его в Италию, а живописные пейзажи соблазнили сочинительством: «Ах, чудное небо, ей-богу, над этим классическим Римом! / Под этаким небом невольно художником станешь» (Ап.Майков). Поэзия здесь, как и сто, и двести лет назад, в природе вещей:

эта площадь маленькая и уютная
немного наклоненная в сторону моря
она сама по себе – самое совершенное
из всех возможных стихотворений
вот почему так страшно хочется
писать стихи
на ступенях собора
Сан Лоренцо

Однако Анна Голубкова представляет не просто описания экзотических видов, но ощущение себя в мире и собственного мира, увиденного с расстояния, из иной перспективы. Не романтическое воспевание руин, но сентиментальное, в смысле Стерна, осмысление себя:

туристы осматривают
римляне живут
а я ни то ни другое
просто сентиментальный путешественник
пытающийся заглянуть
за грань собственного я»

Ведь увидеть себя можно в зеркале и еще со стороны, оставив часть «я» продолжать беспокоиться об ежедневных занятиях и привычной социальной жизни, а другой частью изменить место пребывания, быт, занятия и окружающую действительность. Постскриптумом к первому итальянскому циклу выступает стихотворение, его предваряющее, в котором автор открывает огромность мира за пределами ее рабочего стола:

множество мест куда можно уехать
улететь убежать
перешагнуть белую черту
и стать совершенно другой
и стать совершено другой

Здесь теряется привычная идентичность и не зарождается новая, путешествие находится нигде и никогда:

или просто бродить по улицам
бездумно и бессмысленно
раз и навсегда оторвавшись
от своего прошлого
будущего и настоящего

Остается взгляд наблюдателя в прошлое и будущее, которые прервались в точке путешествия. На расстоянии от привычного места, в отрыве от привычной деятельности приходит критическое видение общества:

тени Цезаря и Брута обнявшись
проходят незримо между нами
а мы все ищем и ищем
оправдание своей жизни
проходящей среди лесов и болот
среди людей не знающих
свободы и благородства
среди нищих духом
способных сыграть только сатиру
и площадные комедии

А также взгляд наблюдателя в настоящее, отстраненный взгляд в странную окружающую действительность.
Здесь можно бродить по туристским местам, вспоминая о других стихотворениях, написанных о них, или о фильмах, снятых здесь:

девушки раскидывающие руки в стороны
наверно в подражание какому-то фильму
а быть может им просто хочется
обнять эту площадь
это венецианское небо

Или заходить в соборы, вспоминая о возлюбленном, потому что в соборах, наравне с фотографированием и разговорами по мобильному телефону, запрещено обниматься:

здесь очень хорошо милый
но мы сюда не пойдем
потому что когда ты рядом
просто невозможно
до тебя не дотронуться

Но вначале приходит ощущение света и счастья, встречающие сентиментального путешественника в старинном итальянском городе в окружении друзей, когда фиксация живописных видов и необычных сцен собираются в понимание протяженной удаленности от ежедневного:

в Аосте пахнет старыми камнями
яркое солнце
кружевная стена амфитеатра
запах жасмина
экскурсовод перед тремя инвалидными колясками
пятнистая ленивая кошка
закрытые двери маленьких лавочек
две бутылки вина на троих
и целых две недели италии еще впереди

С самого начала пребывание в Италии воспринимается автором как краткое и тем ценное каждым наблюдением за этой живописной чужой жизнью. С первого дня предчувствуется конец каникул, но в конце – повторение:

и слушать стук собственного сердца
тихо замирающего
которому очень хочется полететь
и обещать себе на прощание
что обязательно сюда
вернешься

«Вернешься», уже угаданное читателем после «сюда», подчеркивается здесь паузой анжанбемана и оказывается финалом стихотворения, убеждая в твердости намерения автора.

Замкнутый круг и вечное возвращение в страну «вечного города» возникает в другом стихотворении Анны Голубковой:

между Portofino и San Fruttuoso
вверх и вверх
по бесконечной лестнице
вверх и вверх
по бесконечной лестнице
главное – не останавливаться

В этом возвращении нет ничего хорошего, скорее усталость городского жителя, больше привыкшего сидеть за столом, чем бродить по неровной местности. Но здесь и обобщение к проклятию бытия буддиста:

по бесконечной лестнице
потому что такова
эта блядская жизнь

Однако в отстраненные заметки «со стороны» неожиданно врывается страсть жизни и смерти жизнь:

и неодолимое желание
бешеной волчицей выть
в живом журнале
по поэту
Всеволоду
Некрасову

Это стихотворение, завершающее первый итальянский цикл Анны Голубковой, помечено числом – оно написано спустя месяц после смерти Всеволода Некрасова в Москве. Дата задает еще одну координату поэтического цикла: возможно, поэт уезжал из Москвы и путешествовал по Италии с этим ощущением потери. Она сопровождала его в открытиях солнечного итальянского мира и осталась после возвращения в Москву.

Как и обещала, спустя несколько лет Анна снова в Италии. В поэтическом итальянском цикле, созданном в 2012 году, ее взгляд становится острее. Вместо первых общих ощущений и программных высказываний проявляются детали, а размышления становятся глубже:

синий цвет Fra Angelico
похож на позабытую детскую мечту
которую мы пытаемся
и никак не можем вспомнить
во взрослом возрасте

Незнакомый город видится с собственной точки зрения, а это уже вживанием в место:

Флоренция – отличный город для расставаний,
особенно для конца
иллюзорных романов
и вообще окончания иллюзий

Удаление от привычной деятельности становится уже не просто каникулами, позволяющими на мгновение увидеть себя со стороны, но выводит на новое восприятие, когда отказ от мира привычного воспринимается как однозначное благо:

отказ от мира
не является отказом
взамен получаешь целую вселенную
и вовсе наоборот
уход и погружение в мирское
как раз не дают им насладиться
это не уход от мира
а сам по себе целый мир
вот почему так хорошо
и спокойно во дворике
монастыря Сан Марко

В этом мире по-прежнему нет времени, и каждый город – вечен, чужой и свой, живой и мертвый одновременно. Анна Голубкова пишет о Риме, а кажется, что о другом городе, любом, небывшем или живом, еще не знающем, что умер:

удивительные ощущения
испытываешь
проходя по улицам
мертвого города
переступая через пороги
призрачных домов
сталкиваясь с тенями
их бывших обитателей
спешащих по своим делам
и даже не замечающих
в своей суете
что города больше нет

Временами сквозь философствующие путевые записи прорывается энергичный, ироничный голос, цитатное, склонное к парадоксам письмо Анны Голубковой:

ведь все что нам нужно
это только любовь
любовь любовь любовь
к тем кто нас любит
к миру во всех его проявлениях
к каждой сосновой иголке
любовь к пустоте
и любовь к полноте
любовь к красоте
и любовь к безобразию

Наконец произносится «скажи миру да» - личный выбор в личном времени (потому что место неважно):
что делать нам
в этом жестоком времени
не оставляющем никаких надежд?

на эти вопросы не найти ответа тут
где есть лишь прощение
служение и обещание

Это – выбор и ответ, за которым стоило поехать настолько далеко, чтобы «я» растаяло. Прощение, служение и обещание.
Тем более, человек не оставлен в этом солнечном мире. Боги здесь благосклонны к нему, они рядом с человеком, как любящие родители:

они все еще здесь
смотрят из травы
веют ласковым ветром
распространяют покой
и удивительные сны

В таком солнечном мире, действительно, не страшно и умереть – заснуть и оказаться в спальне подземных катакомб, тоже под присмотром любящих богов. Бояться нечего, а смерть – это лучшее, что происходит с тобой в жизни:

катакомбы – это пустые кладбища
уходящие вниз на несколько этажей
города мертвых
там тепло сухо и ничуть не страшно
словно смерть – это самое лучшее
что может приключиться
с человеком

С этим обретенным в стихах просветлением поэт возвращается на родину.  

Солнечному югу в книге Анны Голубковой естественно противопоставляется хмурый север, но для автора и этот север – не центральная точка собственного мира, но другое путешествие. У путешественника нет дома, только два полюса странствий. Второй, северный полюс, для автора тоже чужой, здесь у нее также отстраненный взгляд, она снова – на театральных подмостках:

Петербург в ноябре становится
русским городом
мрачное низкое небо
моросящий дождь
постоянно желание поспать
неудовлетворимое ничем
точность линий
продуманность пространства
кажутся всего лишь декорацией
громадной потемкинской деревней

Третий, «Римский цикл, март 2014», написан в иные исторические времена: уже случился и был расстрелян Майдан, убежал Янукович, готовится или проводится референдум по Крыму. В эпоху перелома Анна пишет новые «отстраненные» стихи. Автор улетает из Москвы, постепенно закипающей ненавистью, крымнашем и войной, в мир, где об этой войне еще не знают. Но ощущение покоя перед бурей явственно проступает в тексте:

прекрасная апрельская погода
солнце сияет и пригревает
молодая листва зеленеет
поют птицы
щебечут китайские туристы
солидно переговариваются
семейные пары
мальчики фотографируют девочек
на фоне приятного вида
девочки загадочно улыбаются
так тихо, мирно и хорошо
бывает только на пороге войны

Однако – вечное возвращение, север и юг, война и мир – круг повернется вновь и эта война в свое время станет историей:

эта война давно окончилась
от нее остались только каменные укрепления
заботливо сохраняемые для туристов,
с довольными восклицаниями
ползающих по стенам
фотографирующихся в опасных местах
им совершенно не интересны
давно ушедшие страсти,
отчаяние и предательство
внутри крепости растут
чертополох и гранаты
светит солнце
стрекочут кузнечики
и все потому что когда-то давно
окончилась эта война

Этим стихотворением, дата и место написания которого автор не обозначает, завершается сборник. Уже неважно, где была эта война, с кем сражались, за что воевали – она могла быть всегда и везде, и то, что она происходит с нами, здесь и сейчас, несущественно – ведь вне и больше этой войны – целый мир и любовь, прощение, служение и обещание. К этому пониманию Анна Голубкова пришла в путешествиях на юг и на север, это просветление она доносит до читателя своей книги.