
СТИХИ
Наталья Горбаневская

24 июня 2010 года Наталья Горбаневская, проживающая после эмиграции из СССР в Париже, представила своим читателям поэтическую книгу "Развилки" (Самара: издательство "Дом искусств", 2010) в самарской галерее "Виктория". А перед этим побеседовала в прямом эфире радио "Эхо Москвы в Самаре" с издателем Татьяной Самойловой и поэтом Сергеем Лейбградом. На прощание Наталья Евгеньевна оставила в подарок рукописную подборку своих стихов. Нам показалось, что размещение стихотворений Горбаневской на портале "Цирк "Олимп"+TV" актуально и символично именно сейчас, когда нам невероятно необходим опыт подлинного гражданского достоинства, интеллектуальной свободы и талантливого бесстрашия перед лицом бессовестной и беспощадной государственной машины. Тем паче что Наталья Горбаневская не только удивительно смелый, глубокий и ясный человек, но и совершенно оригинальный тонкий поэт...
С.Л.
* * *
Это лето... Какое? - Не то.
Может, вовсе не лето.
Когда шёл электрический ток
через жаркое тело,
когда отзвук сильнее, чем звук,
над пустынею реял
и стихии толпились вокруг,
то морозя, то грея,
когда нету ни шагу назад
и закрыты ворота...
...и калитка, и снился мне сад,
тридцать три оборота.
* * *
Ни дерзости, в общем, ни робости,
прохладца.
Что хочешь, то пишешь, и обыски
не снятся.
Захочешь — напишешь подробности,
а нет — и не надо.
А снится? А снятся мне отблески
из райского сада.
* * *
Не исчерпано, неисчерпаемо,
как обломки межзвёздной поломки,
как число выплываний Чапаева
из волнистой поцарапанной плёнки.
Не исчезло, неисчезаемо,
как простёртое на небосводе
дирижированье Хозяина
круговоротом воды в природе.
Не отчаянно, не отчалено,
неподсчётно, неподотчётно,
как чаинки в чаю у Начальника,
недопитые до дна.
* * *
Дело нечисто.
Внимание! Ахтунг! Позор!
За шеломянем мотоциклиста
бесовской укрывается взор.
Бесовские рожки
меховые из каски торчат.
Только и свету в окошке –
светофор да невидимый чад.
Потяни ноздрями,
и почуешь, почём этот чад,
кто герой в мелодраме
и о чём светофоры молчат.
* * *
Уж во что ты эти ночи ни ряди,
хоть Палладой, хоть бы этой... Артемидой –
умираем не по очереди,
а когда кому прописано планидой.
А кому и как – не при на рожон
дознаваться, где планида достала...
Кто во сне, а кто под вострым ножом
под восторженные вздохи медсостава.
Кто во сне, а кто во снах наяву,
как вайнах, узревши гребень Кавказа,
как поэт, спеша сквозь курву-Москву,
не спужавшийся ни чоха, ни сглаза.
* * *
Зажмурься, и рот зажми,
и воском залей ноздри,
оставшимися двуми
восчувствуешь маре ностре,
восславишь небесную твердь,
и вслушиваясь, и ластясь,
играючи – о, протрезветь –
гармониками целестис.
* * *
С конструктивистского клуба
ступеней катила их рать.
Эх как они пели эхлюбо,
а имея в виду умирать,
уминать, твою мать, в изголовье
мёрзлый нечернозём,
вот так вот сбывалось присловье:
все в землю,
все прахом,
все будем
быльём.
* * *
Замолчи, говорю. За молчаньем
засижусь, как чаёвник за чаем,
как кочевник за стенкой шатра.
За Шатурою чад и отчаяние,
и борта вездеходов причалены не
к берегам, только к стенкам костра.
В дымке лес воздвигается вздыбленный,
чай качается в чашке задымленный,
пробежал холодок по стихам...
Замолчи, а то будет отчаяннее,
чем пожар, полыхнувший нечаянно и
до скончания дополыхав.
* * *
"Подыжжая подыжоры",
он на небеса взглянул,
и остались в небе дыры,
словно капельки чернил,
словно лёгкие рисунки
на полях черновиков,
словно с горки скачут санки
навстречь будущим векам.