13 мая 2022 | Цирк "Олимп"+TV № 37 (70), 2022 | Просмотров: 1145 |

Картина мира в 6 книгах

Алексей Масалов

подробнее об авторе

Рецензия на книгу:

Михаил Ерёмин. Стихотворения.

М.: Новое литературное обозрение, 2021. 464 с.



Михаил Ерёмин занимает особое место в контексте новейшей поэзии. Его стихи ценят сторонники как неоклассики (В. Шубинский, О. Юрьев), так и новаторства (К. Корчагин, И. Соколов, А. Цибуля). О нем пишут исследователи как неподцензурного контекста, так и истории поэзии XXI века (М. Айзенберг, Ю. Валиева, Д. Давыдов, С. Завьялов, А. Житенев, И. Кукулин и тд.). Его включают в «ряд поэтов-мыслителей, в который Еремин легко вписывается: Державин, Тютчев, Хлебников, поздний Мандельштам»[1]. В нем видят одного из основоположников нового типа сложной поэзии (наряду с А. Драгомощенко, А. Парщиковым, А. Скиданом) стремящейся устранить «ту границу, которую Кант установил между наукой и искусством в “Критике способности суждения”, границу между “теоретической” способностью и “практической”»[2].

Всё это говорит об особом характере онтологической поэтики стихов Ерёмина, полный (на данный момент) свод которых, поделенный на 6 книг, вышел в сборнике «Стихотворения» в 2021 году. Книгу открывает текст, который задает последующие особенности избранной поэтом формы (восьмистишия) и специфики поэтической семантики:


Бокови́тые зёрна премудрости,

Изначальную форму пространства,

Всероссийскую святость и смутность

И болот журавли́ную пряность

Отыскивать в осенней рукописи,

Где следы оставила слякоть,

Где листы, словно платья луковицы,

Слёзы прячут в складках.


1957


Соединение созерцания и исследования, восприятия и анализа в этом стихотворении, по мнению исследователей, как раз и говорит о том, что тут «задана поэтическая программа, которой поэт будет следовать следующие десятилетия»[3]. При этом жанровую категорию этого восьмистишия можно обозначить как металирику (лирику о самой лирике), что также будет важно для многих онтологических миниатюр Ерёмина.

Онтологическая поэтика – явление не новое, корнями уходящее к античной дидактической поэзии, в частности «ученой поэме» Тита Лукреция Кара «О природе вещей»[4]. Онтологическую проблематику такой поэзии можно определить через понимание онтологии, предложенное Г. Харманом: «“онтология” отсылает к описанию основных структурных признаков, общих для всех объектов»[5]. В таком случае онтологическая поэтика – это как раз и есть эстетическое исследование объектов и деталей мира, их связей и сущности (хотя тут уже следует говорить о метафизической проблематике). В этом плане «языкотворческие эксперименты»[6] поэмы Лукреция и становятся одним из первых памятников онтологической поэтики, тут еще можно вспомнить «Труды и дни» Гесиода, «Песнь о Гильгамеше» – но в этих текстах онтология завязана на мифологических основаниях, а Лукреций создает одну из первых «секулярных» исследовательских онтологических поэм, сочетающих философскую проблематику с поисками адекватного этой проблематике языка (хотя самый распространенный перевод Ф.А. Петровского несколько сглаживает метафоричность и суггестивность поэмы):


Нет никакого конца ни с одной стороны у вселенной,

Ибо иначе края непременно она бы имела;

Края ж не может иметь, очевидно, ничто, если только

Вне его нет ничего, что его отделяет, чтоб видно

Было, доколе следить за ним наши чувства способны.

Если ж должны мы признать, что нет ничего за вселенной:

Нет и краев у нее, и нет ни конца ни предела.

И безразлично, в какой ты находишься части вселенной:

Где бы ты ни был, везде, с того места, что ты занимаешь,.

Всё бесконечной она остается во всех направленьях[7].


Так и Михаил Ерёмин ищет наиболее адекватный язык для эстетического исследования деталей мира в неподцензурном контексте, а затем – в современности. Именно поэтому сюжеты его восьмистиший часто строятся как палимпсесты и/или маргиналии, насыщенные «из самых разных источников: от корневой системы языков до корневой системы растений»[8]:


Не глаголица и не кириллица,

А нелепица — генеалогия

Изготовлена под палимпсeст.

И не рцы и не щцы,

А билеты на жительство,

Тиражированные Гознаком.

И не враг и не рок.

Русь.


1985


В этом стихотворении, как и во многих других, возникает «описание <…> “зоны встречи с современностью” и трансформации знаков, которая вызвана этой встречей»[9]. Поэтому старославянизмы возникают в одном контексте с деталями советского быта, проблематиризируя тему письма («рцы» – повелительное наклонение глагола «рещи» (говорить)) и родины в идеологическом пространстве, «тиражированном Гознаком».

Критика и сопротивление идеологии является важнейшим элементом сложного письма (hermetic poetry) после 1945 года. Х.-Г. Гадамер пишет, что герметичная поэзия Пауля Целана «есть и прочное укрепление против растворения в спокойной волне темперированной речи радиодиктора»[10]. Так и в стихах Ерёмина критика идеологии в истории и культуре (антиимперская интенция, особенно важная в текущее время) играет значимую роль в стихах и 1980-х – в полемике с классикой, например:


У ней особенная стать —

Ф. И. Тютчев

Лихву́ в процентах – выгодность

Коллатеральных связей между

Мотонейрóнами — прикинув или вычислив,

Что знания ничтожней знания,

Освоить

Бег — цвета гладких мышц — на месте и —

Поли́чное смирение — профессией считать

И палача, и жертву.


1985


— и 2000-х–2010-х гг.:


Для умерщвления правителей (царей, вождей) издрeвле

Используются яды.

В разгуле бунтов — эшафоты, трёхлинейки.

У заговорщиков в обычае клинки, подкопы, бомбы, револьверы

(По ходу табакерка, портупея как удавка).

Для полноты, — история про золотого петушка,

Сюжетом каковой

Не предусмотрен действующий самодержец в царской ложе.


2019


Противодействием (антидотом) идеологической редукции («Куда как выгодней / Слыть вольнодумствующим конформистом, / Особенно при смене власти, если оная, / Отшeствовав с конвоем, / Уходит под конвоем») в стихах Ерёмина становится сложность мира, не сводимая к готовым ответам, познание которой выводит за пределы ментального закрепощения. Это и тема природы, ее особого функционирования как «биохрама»:


Воздвигнутый в честь сотворенья вселенной

Аккумулятор воли растенья

Хранит в тайниках древесины

Нуклеин дохристóвых распятий.

Полон святости нерукотворной

Биохрáм от корней до купола.

Тих и светел в белой колыбели,

Внемли дереву Бога, ребенок.


1962


Это и особое отношение к истории и времени, памяти о прошлом и воспоминаниям о будущем:


Согласно уложению мироустрóйства,

Древнéя, изменяется былое

До неопознавáемости современниками,

Не говоря о том, что с первого мгновения

Едва минувшее исследователи

Кромсают, расчленяют, — ищут дух эпохи,

Того же не избегнуть и грядущему,

Ещё не тронутому временем.


2004


В целом связь прошлого, настоящего и будущего, отсылки к науке и религии, диалог с классической русской поэзией, а также вокабуляр от математических формул и химических элементов до старославянизмов и цитат Лесного кодекса говорят о наследовании Михаила Ерёмина семантической поэтике, эстетической парадигме постсимволизма, «в которой гетерогенные элементы текста, разные тексты, разные жанры (поэзия и проза), творчество и жизнь, все они и судьба – все скреплялось единым стержнем смысла, призванного восстановить соотносимость истории и человека»[11].

Именно поэтому в стихах Ерёмина переплетаются мифологическое и научное, историческое и современное, именно поэтому его тексты строятся как шифр, «при котором читатель вынуждается искать код и основные правила шифровки и дешифровки»[12]. В этом плане соединение многоступенчатой интертекстуальности, отсылок «к Библии, античной философии, живописи Возрождения, трудам Карла Линнея; реминисценциями к метафизической поэзии XVII века, Шекспиру, естественнонаучным трактатам Гёте, Пушкину, поэзии Серебряного века»[13], со сложной метафорикой, «структура которой напоминает нам о метаметафоре»[14], или, по другим точкам зрения, представляющей собой почти непроницаемый слой кеннингов, «запускающих бесконечный процесс именований и переименований вещей»[15], можно представить как соединение и пересборку двух поэтик О.Э. Мандельштама – интертекстуальной и герметичной, ранней и поздней. Как пишет М.Л. Гаспаров, «Ранний Мандельштам – это акмеизм, тоска по мировой культуре, стихи про соборы, Бетховена и Баха, классицистическая поэтика литературных реминисценций. Поздний Мандельштам – это “Разговор о Данте”, геологическая и биологическая образность, новаторская поэтика необычных словосочетаний на грани сюрреализма»[16]. При этом такой синтез интертекстуальности и энигматической метафорики соседствует у Ерёмина с образами трещин, руин:


Блеснёт на солнце паутины канитéль,

Как трещина в глухой стене июля, за которой

С осенней бижутéрией сырая повалу́ша;

Сквозняк, как щупальце, из трещины метнется

И вырвет белый клок из шара Эйлера;

И перекрóй предстанет миру

Как дополнение ко множеству семян,

Уже обретших эпитéлий перегноя.


1975


Здесь же стоит отметить важное отличие поэтики Ерёмина от семантической поэтики, в том числе неподцензурной (В. Кривулин, Е. Шварц), где в основе языка-шифра лежал «принцип свертки исторического опыта в личное слово»[17]. У Ерёмина в основе шифрования лежит созерцание связей мира, познание его деталей, близкое уже феноменологическому герметизму позднего Мандельштама, когда «предмет дан в неразрывной слитности с процессом восприятия, трансформирующего воспринимаемое»[18]:


Процесс открытия пейзажа, драпировок или у́твари,

И, наконец, телéсного —

Соположений, рáкурсов и взглядов — не сродни ли

Залóженному

Во всё, чему ниспослано стать жизнью,

Стремлению к возникновению?

Донáтор

Картины мира есть картина мира.


2001


Кроме того, построение текста при помощи суггестивных метафор, сталкивающих разнообразные детали мира и порядки опыта («скелеты ЛЭП», «антикупол с небом жидким», «Chanson macabre бензопилы» и т.п.) наводит на мысль о сличении с феноменологической поэтикой метареализма и образом-метаболой (метаметафорой). Об этом сходстве упоминает А. Цибуля[19], к метареализму причисляет Ерёмина Д. Кузьмин[20], в «Энциклопедии андеграундной поэзии» отмечается, что опыт чтения стихов Ерёмина был важен «для поэтов-метареалистов (особенно для Алексея Парщикова) и, конечно, для молодых поэтов, входящих в литературу уже в 2000–2010-е годы и развивающих подчеркнуто “плотное”, насыщенное специальными терминами и философскими понятиями письмо (Никита Сафонов, Евгения Суслова)»[21]. Также стоит упомянуть, что отсутствие местоимения «я», на что указывают многие исследователи, также подводит к близости с феноменологической оптикой Драгомощенко, когда в стихах возникает концентрированный перцептивный опыт, «в котором уже нет разделения на “субъект” и “объект” <…>, как в поздней феноменологии Мерло-Понти»[22].

Но все же историософская и культурологическая проблематика стихов Ерёмина («Последующая история начнется / С оттoчия»), а также тот факт, что «поэзию Ерёмина можно назвать семиотической»[23] не дает возможности причислить его к чистой феноменологической поэтике. Да и исследователи отмечают, что «у Аркадия Драгомощенко или Алексея Парщикова такие (герметичные – А.М.) выражения вплетались в ткань поэтического текста и могли остаться без расшифровки, привлекая внимание одним только звучанием или странным обликом, тогда как у Еремина язык философии и науки превращается в своего рода панцирь, который скрывает поэтическое сообщение от взглядов непосвященных»[24], указывая тем самым на язык-шифр, о котором я писал выше.

Соотношение поэзии Ерёмина и метареализма аналогично соотношению структурализма и поструктурализма: там, где у Ерёмина семиотический монтажный принцип композиции, «объединяющий в стихотворении несколько языков описания одного явления, события, объекта: естественнонаучный, язык образов, мифологический, лингвистический / литературоведческий, обыденный»[25], там, например, у Парщикова делёзианские смысловые ассамбляжи, образованные «синтезом элементов, которые из-за принадлежности к разным областям культуры, природы и техники кажутся плохо сочетаемыми, как бы недостаточно “подогнанными” друг к другу»[26].

Таким образом, с точки зрения эволюции поэзии ХХ века поэтику Михаила Ерёмина можно считать переходной между семантической поэтикой постсимволизма и феноменологической поэтикой новейшей поэзии[27]. Это же определяет специфику его металирики, в которой уровни описания и метаописания параллельны и взаимосвязаны, но не синтезируются (как у Драгомощенко):


И. С.

Сомкнула веки. Не вступать, а погружаться

В сокрытый ими сад. Деревья —

Еще не алфавит, уже не древние аллеи текста.

Любовь — еще вторая изгородь. Движение —

Уже не ноша, но еще не ниша.


Не словом открывают губы

Лучистый взгляд жемчужин

Над моим лицом.


1978


Однако значение Ерёмина не сводится к переходности его стихов между эстетическими парадигмами, к тому, что его герметичная лирика становится предтечей метареализма и других форм новейшей непрозрачной поэзии, к тому, что «что большинство стихотворений Ерёмина написаны белым ямбом, а не свободным стихом, что намекает на его приверженность традиционализму (отсылка к драматургии Пушкина), в то время как на языковом уровне ориентация на расширение поэтических средств находится в русле поэтики модернизма (“научная поэзия” В. Брюсова, В. Маяковский, В. Каменский, Б. Пастернак, В. Хлебников, О. Мандельштам)»[28]. Его стихи становятся ориентиром и для новаторских поэтик 2020-х годов, ищущих новые способы суггестивного высказывания. Так, лауреат премии Аркадия Драгомощенко 2021 года Дорджи Джальджиреев в интервью указывает на важность поэтики Ерёмина для своих индивидуальных поисков[29].

Во всём этом заключается важность новой книги Ерёмина и её «поэтики словаря», нацеленной «на повышение смысловой мерности слова в контексте и усложнение связей в нем», когда «редкое слово — специальное, устаревшее, диалектное — переводит смыслы в разные регистры, задает новые направления ассоциаций, акцентирует многовариантность семантического членения реальности»[30]. Его стихи от 1950-х до 2020-х изображают сложный процесс исследования реальности, её связей и деталей, рисуют сложную, многомерную и многовариантную картину мира, в которой со временем развиваются и усиливаются важные для поэта онтологические темы – природа и культура («Разгадывая: человек ли тень природы, / Природа ли испoд подобия Творца»), история и руины («Уже не белопенная, ещё не беломраморная Афродита / В неё влюбленных смертных рoссказнями о придoнных / Руинах»), религиозность («Темницу вывернув, припасть к стопам Того, / Чей храм сердца людей») и познание («(Знак знака знака знака… — череда прозрений / И домыслов?)»), искусство («Что побудило живописца поместить / Среди прекрасных некрасивую») и критика идеологии («Росси́йствовать вокруг изнóжья скользкого столба, / <...> / Ползучий бунт и нескончаемая гибель — / Столпотворения»). Все это подкрепляется и шестой книгой собрания – книгой переводов, где даны тексты философского и созерцательного характера европейского модернизма, афганской классической поэзии и т.д. Эти переводы, так же как и сами стихи Ерёмина, нацелены не на то, чтобы дать готовый идеологизированный ответ, а чтобы проблематизировать картину мира, её возможность и неокончательность в своем становлении и развитии:


Не вещее ли Слово дарит жизнь

Растениям в расселинах утесов? —

Оно же, как непонятый ответ,

И порождает череду вопросов.

(Харт Крейн)







[1] Гулин И. Все тайное становится одой // Коммерсант. URL: https://www.kommersant.ru/doc/4897702

[2] Корчагин К. Движение к самому внутреннему из тел // Новый мир. 2018. № 3. URL: http://www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2018_3/Content/Publication6_6869/Default.aspx

[3] Корчагин К. Что такое поэзия «филологической школы» // Арзамас. URL: https://arzamas.academy/mag/733-philology

[4] См.: Гаспаров М. Л. Избранные труды, том I. О поэтах. М.: «Языки русской культуры», 1997. С. 66 и 67.

[5] Харман Г. О замещающей причинности / пер. с англ. А. Маркова // НЛО. 2012. № 2 (114) // Журнальный зал. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2012/2/o-zameshhayushhej-prichinnosti.html

[6] Гаспаров М. Л. Избранные труды, том I. О поэтах. М.: «Языки русской культуры», 1997. С. 67.

[7] Тит Лукреций Кар. О природе вещей. В 2-х томах. Том 1. Л.: Изд. АН СССР, 1946. С. 61.

[8] Айзенберг М. Литература за одним столом. О поэтах «филологической школы» // Новая камера хранения. URL: http://www.newkamera.de/aisenberg/aisenberg_o_03.html

[9] Кукулин И. Подрывной эпос: Эзра Паунд и Михаил Еремин // Иностранная литература. 2013. № 12. URL: https://magazines.gorky.media/inostran/2013/12/podryvnoj-epos-ezra-paund-i-mihail-eremin.html

[10] Гадамер Х.-Г. Смысл и сокрытие смысла у Пауля Целана // Рикёр П., Гадамер Х.-Г. Феноменология поэзии. М.: Группа Компаний «РИПОЛ классик» / «Панглосс», 2019. С. 330.

[11] Левин Ю.И., Сегал Д.М., Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian Literature. 1974. № 3(2-3), С. 51.

[12] Там же, с. 58.

[13] Валиева Ю. Прожить в отечестве… // Ерёмин М. Стихотворения / предисл. С. Завьялова; послесл. Ю. Валиевой. М.: Новое литературное обозрение, 2021. С. 446.

[14] Цибуля А. Метод шифрования // Воздух. 2016. № 2. С. 262.

[15] Корчагин К. В поисках предсказанного времени. О новой книге Михаила Еремина // Новый мир. 2014. № 7. URL: http://www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2014_7/Content/Publication6_1178/Default.aspx

[16] Гаспаров М.Л. Природа и культура в «Грифельной оде» Мандельштама // Арион. 1996. № 2. URL: https://magazines.gorky.media/arion/1996/2/priroda-i-kultura-v-grifelnoj-ode-mandelshtama.html

[17] Каломиров А. [Кривулин В.] Двадцать лет новейшей русской поэзии (Предварительные заметки) // «Русская мысль» № 3601 за 27.12.85 // РВБ: Неофициальная поэзия. URL: https://rvb.ru/np/publication/03misc/kalomirov.htm

[18] Кихней Л.Г., Меркель Е.В. Осип Мандельштам: философия слова и поэтическая семантика: монография. М.: ФЛИНТА, 2013. С. 85.

[19] Цибуля А. Метод шифрования // Воздух. 2016. № 2. С. 262.

[20] Кузьмин Д. Русская поэзия в начале XXI века // Рец. 2008. № 48 // Новая карта русской литературы. URL: http://www.litkarta.ru/dossier/kuzmin-review/

[21] Энциклопедия андеграундной поэзии // Арзамас. URL: https://arzamas.academy/materials/1243

[22] Лехциер В. Поэзия как феноменология // Воздух. 2020. №40 // Новая карта русской литературы. URL: http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2020-40/lekhtsier/

[23] Валиева Ю. Прожить в отечестве… // Ерёмин М. Стихотворения / предисл. С. Завьялова; послесл. Ю. Валиевой. М.: Новое литературное обозрение, 2021. С. 424.

[24] Энциклопедия андеграундной поэзии // Арзамас. URL: https://arzamas.academy/materials/1243

[25] Валиева Ю. Прожить в отечестве… // Ерёмин М. Стихотворения / предисл. С. Завьялова; послесл. Ю. Валиевой. М.: Новое литературное обозрение, 2021. С. 424.

[26] Ларионов Д. Метаболический объём кота. Об одном неантропоморфном образе у Алексея Парщикова и Виктора Сосноры // Воздух. 2021. № 42. С. 319.

[27] Подробнее о феноменологической поэтике: Лехицер В. Поэзия как феноменология // Воздух. 2020. № 40. URL: http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2020-40/lekhtsier/ (дата обращения: 01.02.2022) и Липовецкий М., Кукулин И. Партизанский логос: Проект Дмитрия Александровича Пригова. М.: Новое литературное обозрение, 2022. С. 374–391.

[28] Валиева Ю. Прожить в отечестве… // Ерёмин М. Стихотворения / предисл. С. Завьялова; послесл. Ю. Валиевой. М.: Новое литературное обозрение, 2021. С. 444.

[29] Интервью с лауреатом премии Аркадия Драгомощенко // YouTube. URL: https://www.youtube.com/watch?v=mH-9hwZEC4Q

[30] Житенев А. Михаил Еремин: поэтика словаря // Новое литературное обозрение. 2012. № 1 (113). URL: https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/113_nlo_1_2012/article/18515/