22 апреля 2022 | Цирк "Олимп"+TV № 37 (70), 2022 | Просмотров: 557 |

Обустройство собственно(го) тупика

Дмитрий Сотников

Рецензия на книгу:

Игорь Чацкин. Последние стихотворения

Одесса: Музей современного искусства Одессы, 2021. 160 с. [1]


Сотников Дмитрий – филолог, студент бакалавриата ИФИ РГГУ по направлению компаративистика. Сфера научных интересов – литература поставангарда, советская неподцензурная литература, актуальная поэзия. Критические заметки публиковались в хронике поэтического книгоиздания журнала "Воздух".




Игорь Чацкин (1963-2016), хотя и имел прижизненные публикации – в том числе сборник «Стихи», вышедший в Киеве в 2001 году – для большей части читателей имя новое. Место его на поле актуальных поэтических практик определить трудно, в виду своеобразия поэтики. Некоторые ассоциации, впрочем, возникают, чему не в последнюю очередь способствуют составители. Один из них, Юрий Лейдерман, выступил автором предисловия. Эта близость – скорее, правда, биографическая – поначалу настраивает восприятие во вполне конкретный ключ. Тем более сами тексты Чацкина позволяют обнаружить набор узнаваемых маркеров «концептуалистского письма». Например, полидискурсивность, когда в одном тексте сочетаются слова и конструкции – подчёркнуто типичные, клишированные – из разных стилевых регистров:


ковры

теряют свой узор

по злым стеченииям объстоятельств

продам

две родины

в хорошем состоянии

Большинство текстов помечены как взятые из сборников «ВИД.СНИЗУ.» и «ЛЁ.ЦИНУТ» («нескромно» - ивр.), о существовании которых ничего неизвестно, что подчеркивается составителями. Недосказанность довольно симптоматичная. Впрочем, зацепки довольно скоро исчерпывают себя:

зелёнозолотое

болит

неБ-гвесьчто

сто

градусная слякоть

с

словами

п)ошёл;в)он( ;*)

о)тсюда

до китая

шестиконечный плюс

а

дальше чао гаево

под розою

в крыму

роман

"речные заводи"

пожизни

лайла

(снюсь)


Стихотворение приведено целиком, если не считать эпиграфа. При наличии, среди прочего, ориентальной темы – довольно часто возникающей у концептуалистов, особенно младшей генерации – видно заметное отклонение поисков Чацкина от тех, что мы привыкли наблюдать. По крайней мере, в обозначенных рамках.

«Видно» слово отнюдь не случайное, и речь не о специфической графике, хотя она тоже обращает на себя внимание. Стихотворения требуют пристального прочтения, причём, неоднократного. Звёздочки-сноски, ничего не проясняя – в процитированном, например, к набору символов добавляется только мягкий знак – заставляют вернуться к прочитанному, выявляя приращения, которые даёт новая комбинация. То же касается скобочек, вклинивающихся внутрь слов. Первые буквы отделяются, становясь пунктами плана, а первоначальная фраза «пошел вон отсюда до Китая» – зримым подобием его.

Конечно, сам по себе такой подход далеко не нов, особенно в рассматриваемом контексте. Собственно, как заметил Лев Рубинштейн, концептуализм и сеть «тот пункт назначения, где встретились поэт, стремящийся к визуальности, и художник, стремящийся к вербальности»[2]. Примеры нам хорошо известны – от Рубинштейновских же карточек до работ Лейдермана,  представляющих из себя, как пишет Денис Ларионов: «элемент визуальнозвуковой композиции, лишь временно оказавшийся на бумаге»[3]. И на первый взгляд Чацкин не сильно выбивается из этого ряда. Вполне можно представить зачитывание его текстов в рамках перформанса – звуковой аспект в них усилен. Однако Чацкин настойчиво разводит деятельность художника и поэта, презентуя стихотворения исключительно в виде текста – изданного на бумаге или опубликованного в сети. Разрыв на самом деле серьёзный. Предельное внимание к тексту, построенное на постоянном комбинировании соседних фрагментов, избавленных от какого-либо значения, но в сопоставлении образующих разнообразные смысловые вспышки, в определённом смысле переворачивает стандартные представления о концептуалистской работе, мнимое сходство с которой – остранение элементов дискурса, оказывающееся для последнего подрывным – не должно сбивать с толку. И не только по той причине, что Чацкин явно не ставит перед собой задачи по деконструкции, действуя на уже «расчищенном» поле. Сама суть её иная. Да, единица языка, которой оперирует Чацкин, будь то слово, поэтический или канцелярский штамп, – означающее – вырвано из среды естественного употребления. Однако отношения его с означаемым выстраиваются не через жест указания на отсутствие, но посредством сложного их симбиоза, «начинения означамемого означающим»[4].

Здесь стоит вспомнить контекст, в котором возникает процитированная формула Лакана. К Джойсу – язык чьих «Поминок по Финнегану» она и описывает – психоаналитик приходит, рассуждая о букве, как минимальной единице дискурса. Чацкину – как можно видеть по приведённому выше стихотворению –  буква важна, как потенциальное означающее, не меньше, чем иные составляющие стихотворения. Вкладывание-выделение буквы или иной части (если мы говорим о сносках, которые могут вложить в исходный текст от той же буквы до целой строчки) внутри слова или предложения не создаёт, конечно, нового означающего в строгом смысле – оно так ни к чему и не отсылает – но обнаруживает в ней интенцию к означиванию, возможность смыслового сдвига или вспышки, удивляющий как читателя, так и субъекта стихотворения – а выше, самого автора.

Также можно вспомнить об удовольствии, языковом jouissance, являющемся основной целью развёртывания поэтической речи. «Речные заводи» вместе с иными приметами «концептуализма» оказываются лишь составными частями языковой игры, подчёркнуто уравненными с прочими. То, как небрежно и как бы между делом они перечислены, может навести на мысль о самопародировании, свойственном концептуалистам, в целом склонным к интенсивному внутригрупповому общению. Однако именно особым отношением к группе и определяется поэтика Чацкина, его позицией по отношению к ней. Михаил Айзенберг назвал бы её «позицией некоторого другого».

В одноименном эссе Айзенберг рассуждает над творчеством тех авторов неподцензурной литературы, чьи практики не вписались в магистральное противостояние печатного и непечатного поля. Дистанция, обусловленная во многом причинами внелитературными, давала немыслимую свободу, но также определяла восприятие их в качестве «экзотических курьёзов»[5]. Нечто схожее прослеживается и в поэтической судьбе Чацкина. Привести параллель было необходимо по причине важности исторического момента для концептуализма, особенно младшего его поколения, «медгерменевтов», главным предметом осмысления которых, согласно Игорю Смирнову, стало «попадание эстетической истории в мёртвую точку»[6] и «терапия» пребывающего в этой точке творческого сознания. Понятно, что медгерменевты определённым образом остраняют и это сознание, и ситуацию кризиса моделируют искусственно[7]. «Образовалась колоссальная яма, из которой не так просто выбраться. А может, и незачем. Начинается обустройство [...] собственно тупика»[8] – приводит Смирнов цитату авторов проекта «Тупик нашего времени», как раз участников Медицинской герменевтики. То есть положение «анахронизма» в большей степени осознанная позиция авторов этой группы и близкой к ним, тем более что как раз в то время активно ведутся разговоры о конце концептуализма.

В каком-то смысле манера Чацкина может быть возведена к «обустройству тупика». Взять хотя бы упомянутые эпиграфы. Они начинают возникать где-то в середине книги. Можно было бы назвать их отличительной чертой стихотворений «из сб-ка ВИД.СНИЗУ.» — относимые к циклу ЛЁ.ЦИНУТ. эпиграфы не сопровождают. Не позволяет этого сделать спонтанность, с которой они появляются и исчезают. Функция их так же, очевидно, заключается не в иллюстративности, но показательном отсутствии связи цитируемых текстов и текстов самого Чацкина на содержательном и стилистическом уровне. Под конец разрушается сам механизм такого цитирования. Известное «свеча горела на столе...» Пастернака деформируется настолько, что связь с оригиналом сохраняет только на уровне звучания:


йобло, йобло по всей йобло

во все приделы,

глаза шкворчали на столе,

глаза шкворчали.

комар поевшая клопа

насрал

на скатерть слетались

ногти в тесте

из печи (попахивая)

э.п.игр!(ав)


Это единственный пример, когда мотивы предваряющего стихотворения получают развитие в следующем после него. О комаре напоминает «остров с крылышками игорь чацкин». «Летальное последствие / несчастий» — «летальное», помимо изначального своего значения, «смертельное», созвучно с глаголом «летать» и производным от него — так же преломляет образ насекомого из эпиграфа, к тому же в нём прямо использовано слово «слетались». Правда, не вполне ясно, относится оно к комару или ногтям в тесте. В финале возникает переделанная цитата из «Поэмы без героя» Анны Ахматовой: «мне бумаги не хватило / я из / твоего слепил / черновика». Такая, подчёркнутая кустарность цитирования, в купе с названием сборника «ВИД. СНИЗУ.», демонстрирует положение, из которого автор пишет – того самого «тупика» невозможности культуры и культурного общения.

Действительно, тупиковая метафора справедлива для Чацкина, но не в том смысле, который имели в виду Ануфриев и Захаров. Если сами «младшие концептуалисты» ставят оригинальный концептуализм в кавычки, то есть дистанцируются от него, Чацкин – почему и возник в контексте разговора о его поэзии Айзенберг – сохраняет дистанцию и по отношению к ним. Разграничить, где заканчивается младоконцептуалистская деконструкция жизнестроительства и возникают иные причины – среди которых сугубо бытовые, вроде частых переездов поэта — невозможно. С одной стороны, очевидно, что Чацкин осознавал своё положение и до определённой степени занимал его осознанно – публикации за пределом личных блогов осуществлял редко, особенно к ним не стремясь: «хоть / сэлфни / с францем кафкой» – очевидная параллель с автором, знаменитым своей прижизненной безвестностью, чьё имя показательно написано со строчной буквы. С другой же – каковы бы ни были обстоятельства, Чацкин, в своё время успевший поработать с множеством концептуалистских объединений, не упоминается ни в одном из выпусков журнала «Пастор» (если ориентироваться на сборник избранных материалов 2009)[9]. «Тупик» для Чацкина оказывается вполне реальным, соответственно обустройство его – задача уже не эстетическая, но насущная. Отсюда актуализация автобиографического момента. Реализация его может напомнить об опытах Вадима Банникова, что во многом обусловлено характером бытования текстов – вошедшие в сборник стихотворения взяты со страницы Чацкина в Facebook, где они публиковались довольно активно, иногда по несколько штук за день. Такое активное письмо, понятно, подчиняется логике автоматизма – в случае Чацкина автоматического следования выработанной интонации, узнаваемой и прослеживаемой во всех текстах – либо же дневниковой фиксации спонтанных впечатлений, в т.ч. литературных, откуда и возникает цитатность, приспособленная под реалии быта конкретного поэта. Избранное медиа, в свою очередь, оказывает влияние и на запись, которая обогащается смайликами или, например, «отметками друзей» в посте:

 я!о

семи убийствах флагом

общаюсь с Yuri Leiderman

При наличии игровой составляющей – выстраивающийся интонационный рисунок заставляет ожидать рифмы, пусть и бедной, которую ломает уже чисто технический момент, нельзя отмести так же привнесение определённой доли искренности – не в смысле «новой искренности» Пригова, а вполне обычной. В этом плане обращение к друзьям-поэтам происходит не с целью актуализации поэтического контекста, как у Банникова[10], но именно как личное, персональное обращение, не претендующее на литературность – в ситуации Чацкина,  невозможную и ненужную.  

Юрий Лейдерман  формулирует этот момент через обращение к концепту «малой литературы» Делёза и Гваттари. Притом, что само словосочетание «малая литература» очень уместно, в употреблении Лейдермана оно всё-таки игнорирует политическую заряженность, важную для французских философов, но едва ли свойственную «Последним стихотворениям». Здесь, кажется, более применимы интуиции Игоря Гулина. В отрицании «конвенциональной услышанности»[11] поэзия Чацкина стремится найти форму коллективности, дающую если и не осуществить, наконец, желаемый художественный акт, то хотя бы разделить травму его невозможности. «Терапевтический» аспект письма выходит на первый план, где оно становится не простым стихотворчеством, но способом существования. Может быть, не единственным, но альтернатив этой – в том числе – ноше автор не видит:

я вечный

сын плохого настроения

национальности лица

с частицей

не


_____________________________________


P.S. Наверное, банальным будет замечание, что из марта 2022 года текст, написанный в январе, видится артефактом какой-то иной эпохи, чужой, отношения ко мне не имеющей. Признаюсь, в первые дни я и вовсе забыл о нём. К работе вернулся позже, когда несколько улеглись первоначальные ужас и стыд, но оформилось сознание ответственности. В моём случае – ещё и личной ответственности рецензента перед автором. Чацкин ведь родом из Одессы. У нас, исследователей из России, больше нет права писать о поэтах оттуда – и других городов Украины – как о, в первую очередь, «постоветских поэтах в целом», затушевывая, невольно, их принадлежность к Другому государству. Даже если писали или пишут они на русском языке. Имели ли мы раньше такое право?

Читатель, возможно, обратил внимание на некоторый интонационный ступор, который в некоторых местах не удалось затушевать нейтральностью критического письма. Дело здесь не только – да и не столько – в том, что это дебютная рецензия. Ещё в январе, когда всё было как бы спокойно, меня сковывало понимание необходимости некоторой почтительной дистанции к автору, на момент знакомства с его творчеством умершего. Такое «не знаю с чего начать», раскладывающее естественное течение речи на пунктирное, с осторожным начинанием из разных точек, прерываемое, и аккуратно стягиваемое после, с внимательным перечитыванием вышедшего в итоге целого на предмет, прежде всего, корректности. Сейчас я перечитываю свой текст снова, думая об уместности иного рода. Насколько, например, адекватно место о не свойственной поэзии Чацкина «политической заряженности»? Политикой заряжено сейчас всё, да и, в настоящей ситуации, когда «Большая Политика» (и история – было много слов об историзме) превращаются в тот сатанинский фарс, который мы все можем наблюдать – в таких условиях уход от неё становится жестом очень политическим. Однако как это сформулировать? Да так ещё, чтобы – уважая автора, происходящего не заставшего – не присвоить, в качестве оружия культурной борьбы? «Нет слов» – ещё одно общее место, возникшее в последние дни. Говорить сейчас очень трудно. На то, чтобы довести до конца настоящий постскриптум у меня ушло где-то около недели. И всё равно, полностью от фрагментарности уйти не получается.

Замечательный поэт Игорь Чацкин умер в 2016 году и происходящего, как было сказано, не застал. Потому оставлю написанное таким, каким оно написалось. Будет памятник – в том числе – характеру восприятия, да, невольно причисляющему к «своему» миру – поэзии других стран постсоветского региона. Более невозможному. Задачей же русских критикой и литературоведов теперь является собирание рассыпающейся речи. Она пригодится для описания Украинского (и всякого постсоветского) Другого. Самостоятельного, в собственных границах Другого, отношения с которым придётся выстраивать уже на иных началах.



[1] Работа написана в рамках Курса аналитической критики Алексея Масалова (осень-зима 2021). Как и другие работы курса, была начата до 24 февраля 2022.

[2] Рубинштейн Л. Московский концептуализм 70-х // YouTube. URL: https://www.youtube.com/watch?v=K9Et-wVQcnk

[3] Ларионов Д. В разные стороны: политическое в текстах Юрия Лейдермана // НЛО. 2020. № 3 (163) URL: https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/163_nlo_3_2020/article/22236/

[4] Лакан Ж. Функция Письма // Семинары. Книга ХХ. М.: Гнозис, 2011. С. 46.

[5] Айзенберг М. Некоторые другие // Взгляд свободного художника // Вавилон. Современная русская литература. URL: http://www.vavilon.ru/texts/aizenberg/aizenberg6-31.html

[6] Смирнов И. Московский концептуализм и исторический авангард, или Деконструкция деконструкции // Неприкосновенный запас. 2021. № 2 (136). С. 265.

[7] Кукулин И. «Сумрачный лес» как предмет ажиотажного спроса, или Почему приставка «пост-» потеряла свое значение // НЛО, 2001. № 1 (59). URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2003/1/sumrachnyj-les-kak-predmet-azhiotazhnogo-sprosa-ili-pochemu-pristavka-post-poteryala-svoe-znachenie.html 

[8] Ануфриев С., Захаров В. Тупик нашего времени. [Б.м.], 1998. С. 38.

[9] Pastor: cборник избранных материалов, опубликованных в журнале "Пастор", 1992-2001

[10] Горелов О. С. Сюрреализация медиа: акселерационизм автоматического письма Вадима Банникова // Сюрреалистический код в русской литературе XX-XI веков. – Воронеж.: АО «Воронежская областная типография», 2021. – С. 403-446.

[11] Лейдерман Ю. Игорь Чацкин: за малую литературу // Игорь Чацкин. Последние стихотворения. – Одесса : Музей современного искусства Одессы, 2021. – С. 9-16.