29 апреля 2018 | Цирк "Олимп"+TV № 28 (61), 2018 | Просмотров: 950 |

Внутренняя структура книги Полины Андрукович «Вместо этого мира»

Анна Голубкова

Подробнее об авторе


Главной особенностью современной поэзии, на наш взгляд, является изменение конструктивной единицы стиха. Это уже не стопа, не строка и не строфа во всех их разнообразных, выработанных на протяжении многих веков и четко зафиксированных образцах, а совершенно определенные языковые элементы: фонема, морфема, лексема, словосочетание, а иногда и целая интонационно завершенная фраза. В этой связи комплексный анализ поэтической книги представляет собой последовательный разбор каждого ее конструктивного элемента – начиная с фонетической организации словосочетания/строки (в том случае, если эта организация имеет конструктивное значение) и заканчивая визуальным оформлением всей книги. Формализация этого анализа позволит в будущем не только унифицировать научное описание поэтической книги, но и на основании этих описаний создать впоследствии классификацию современных стихотворений. Ранее методика была опробована на книгах Никиты Сафонова «Разворот полем симметрии» и Евгении Сусловой «Свод масштаба». Результаты отражены в статьях «Конструктивные особенности книги Никиты Сафонова “Разворот полем симметрии”»1 и «Книга “Свод масштаба” Евгении Сусловой как экспериментальный проект»2. В данной статье анализируется книга Полины Андрукович «Вместо этого мира», которая вышла в серии «Новая поэзия» издательства НЛО в 2014 году. Анализ структуры в этой статье производится от более крупных компонентов к более мелким.

На первый взгляд, название «Вместо этого мира» кажется вполне однозначным и отсылающим к романтической литературе с ее противопоставлением мира земного (ненастоящего) и мира небесного (подлинного). Однако при прочтении названия вслух предлог «вместо» звучит совершенно идентично существительному «место» в винительном падеже с предлогом «в». В таком случае смысл названия намного расширяется: «В место этого мира». И тогда получается, что художественное послание этой книги не замещает имеющуюся в наличии несовершенную реальность, а направлено в место, где находится этот мир. В книге шесть разделов. Заголовок первого раздела составляет интересную оппозицию с названием всей книги: «вместо этого мира» и «только здесь, в жизни». Любопытны также названия второго и третьего разделов – «Шестьистрочия», «Семьистрочия». В каждом случае при написании выявляется мягкий знак, имеющийся в слове по умолчанию, но не отражаемый на письме. То есть мягкость согласного [т], обусловленная следующим за ним гласным, специально подчеркивается у Полины Андрукович употреблением мягкого знака, в результате чего получается как бы двойное смягчение. Остальные три раздела называются «из дневников (1)», «из дневников (2)», «театр “Усталость”». За исключением первого и последнего, названия разделов не несут никакой дополнительной семантики, стремясь к полному и непосредственному слиянию означающего и означаемого. То есть в разделе «Шестьистрочия» помещены стихи, состоящие из шести строк, в разделе «из дневников (1)» – лирические заметки дневникового характера.
В первом разделе 35 стихотворений. Стихи второго и третьего разделов поделены на циклы. В разделе «Шестьистрочия» в цикле 13 стихотворений, все они пронумерованы, а сами циклы обозначены прописными буквами от «А)» до «Е)». Соответственно всего в разделе 78 стихотворений. В разделе «Семьистрочия» цикл, также обозначенный прописными буквами от «А)» до «Ё)», содержит 10 стихотворений. Соответственно всего в разделе 70 текстов. В разделе «из дневников (1)» 22 стихотворения, «из дневников (2)» 13 стихотворений, правда, одно из них является микроциклом из пронумерованных двух частей. Раздел «театр “Усталость”» в оглавлении обозначен как «поэма». Он состоит из частей: «к кошке («Ромео»)» – 7, «рассказ для котенка» – 6, «кошечкин рассказ» – 5 последовательно пронумерованных стихотворений и «эпилог» – один большой текст. Названия у Андрукович имеют только разделы и вся книга в целом, начало стихотворения обозначается знаком * * *. Кроме того, каждое стихотворение и циклы второго и третьего разделов начинаются с отдельной страницы, что обусловлено также и художественными задачами, которые, очевидно, ставит перед собой автор книги.

Полина Андрукович активно работает с графикой стиха, что, собственно, и не удивительно, учитывая ее профессию и иные, не только поэтические, художественные интересы3. В книге эта работа встречается во всех разделах, кроме «Шестьистрочий» и «Семьистрочий», графика которых вполне аскетична и, если так можно выразиться, традиционна. Конечно, наличие связного текста налагает на работу с графикой определенные ограничения. И потому основные средства, которые использует Андрукович, – это отступы (как перед началом строки, так и между строками) и пробелы между словами. Особенно интересно, когда эта графическая работа вступает в противоречие с правилами орфографии – например, когда автор ставит пробел не только после, но и перед запятой. Алексей Конаков в своей статье предполагает, что таким образом Полина Андрукович имитирует детское письмо4. Однако очевидно, что поэт пытается одновременно работать и с текстом, и с графической картинкой, которую образуют черные буквы на белой бумаге. И здесь уже, конечно, с этим материалом должен работать соответствующий специалист, потому что его анализ выходит далеко за рамки литературоведения. Для этого же исследования важен сам факт, что Полина Андрукович использует визуальный облик своих стихов дополнительно еще и как графический объект (и делает это вполне профессионально).
Любопытно, что почти все авторы, разбирающие творчество Полины Андрукович, пишут о некоем впечатлении двойственности, которое производят ее стихи. Это впечатление интерпретируется совершенно по-разному. Например, Данила Давыдов рассуждает об одновременном существовании разрывов и тотальности5, Алексей Конаков о «морозной дрожи новизны» и «немного сентиментальном тепле»6 и др. Однако создается это впечатление, на наш взгляд, ничем иным как двойственностью структурной единицы стихотворения. В качестве такой единицы поэт одновременно использует и строку, и предложение. Соотношение этих двух структурных элементов и порождает некоторый внутренний конфликт. Рассмотрим этот прием на примере стихотворения из раздела «только здесь, в жизни»:

* * *

и этот          руководитель страны,
не вписывающийся в окружающую
действительность,   врезающийся на
детском велосипеде в ограждение
дороги, и несвободный вкус халвы ночью7

В сущности, это стихотворение представляет собой даже не одно предложение, а фрагмент одного большого развернутого предложения. Членение на строки, как кажется на первый взгляд, происходит произвольно, с разрывом смысловых связей и целых словосочетаний. В других стихах, как мы увидим дальше, Полина Андрукович может завершать строку и фрагментом целого слова. Каждая строка по отдельности, за исключением самой первой и отчасти второй, кажется сложно интерпретируемой монтажной конструкцией. Общий смысл появляется, только если читать стихотворение целиком, не обращая внимания на строчную разбивку. В результате получается такое диалектическое распадение/слияние: при выборе разных техник чтения стихотворение кардинально меняет свой смысл. Тот же самый принцип работает и для стихотворений этого раздела, написанных с гораздо меньшей связностью.
Еще более интересным в плане конструктивного устройства является раздел «Шестьистрочия», где к строкам и предложениям добавляется еще и третий конструктивный элемент:

прошвырнемся в магазин, там один
такой товар, что не прошвырнулись
мимо ни дьяки, ни Херувимы;
вспять потащим несвоё,

а, вернемся – бытиё
чуждо нам… какой-то хлам…8

Здесь точно так же деление на предложения не совпадает с разделением на строки. Например, если расписать это стихотворение по предложениям, то оно будет выглядеть следующим образом:

прошвырнемся в магазин,
там один такой товар, что не прошвырнулись мимо ни дьяки, ни Херувимы;
вспять потащим несвоё,

а, вернемся – бытиё чуждо нам…
какой-то хлам…

Кроме этого, в стихотворении присутствуют рифмы – в первой, третьей и шестой строках конечное слово рифмуется со словом внутри строки, а также рифмуются последние слова в четвертой и пятой строках. Таким образом без рифмы остается только вторая строка. Если мы вынесем срифмованные слова в конец строки, то у нас получится уже третий вариант записи:

прошвырнемся в магазин,
там один
такой товар, что не прошвырнулись мимо
ни дьяки, ни Херувимы;
вспять потащим несвоё,

а, вернемся – бытиё
чуждо нам…
какой-то хлам…

Это стихотворение написано тактовиком, оно имеет следующую ритмическую структуру, естественно создающую дополнительные связи внутри текста:

ᴗ ᴗ – ᴗ ᴗ ᴗ  – ᴗ ᴗ –
ᴗ – ᴗ – ᴗ – ᴗ ᴗ – ᴗ
– ᴗ ᴗ ᴗ – ᴗ ᴗ ᴗ  – ᴗ
– ᴗ – ᴗ – ᴗ –

ᴗ ᴗ – ᴗ ᴗ ᴗ –
– ᴗ – ᴗ – ᴗ –

Как видим, в строчках этого стихотворения четко чередуется количество ударных слогов – 3/4/3/4/2/4. Это ритмическое решение оформляет строку и ломает конструкцию предложений, то есть вторым конструктивным элементом в этом стихотворении является ритмизованная строка. Причем здесь работает не столько строка как таковая, сколько деление ее на икты. Дополнительным третьим конструктивным элементом для этого стихотворения, безусловно, являются рифмованные пары слов, которые не совпадают ни с предложениями, ни со строками, образуя таким образом еще один уровень восприятия текста.
Однако далеко не во всех стихах этого раздела присутствует метризация. И тогда основой конструктивного устройства снова становятся строка и предложение:

убожество развития печали
есть зеркало. А солнце – символ
его. Разнятся
символ и символика?

внизу черта, определяющая
черный труд воспроизведений…9

Конструктивными приемами, характерными для всей книги, но применяющимися далеко не в каждом стихотворении, являются разрывы слов при переходе от одной строки к другой и имитация машинописных опечаток. Подобные приемы встречаются не только в этой книге, а вообще во всем поэтическом творчестве Полины Андрукович. Они в полной мере проанализированы в статьях, включенных в сборник, вышедший по итогам присуждения Полине Андрукович премии «Различие»10. В книге «Вместо этого мира» разрыв слова впервые встречается в самом первом стихотворении, и выглядит это вот так:

дети, которые ушли в лес, пада
ют, падают    так  ,  что11

Имитация машинописной опечатки в этой книге впервые встречается в десятом стихотворении первого цикла: «просыпается   в возденет в воздухе   зверь»12. Интересно, что конструкция «в возденет в воздухе» с двух сторон выделена дополнительными пробелами. В интервью, опубликованном в том же сборнике, Полина Андрукович объясняет, что начинала печатать свои стихи на машинке, а в таком случае всегда бывает сложно исправить опечатку. Соответственно сконструирована и имитация опечатки в процитированном выше стихотворении – к ошибочно напечатанной букве прибавляется отрицание «нет», которое одновременно воспроизводит и зачеркивание, и как бы комментирование автором вслух процесса фиксации стихотворения. То есть поэт напечатал неправильную букву, сказал «нет» и продолжил работать дальше. Графически формула выглядит примерно так: возд + е/опечатка + нет + правильный вариант слова. Во многих статьях сборника дается семантическая интерпретация этого приема. Интересно, однако, что как и в случае дополнительного [ь] в слове «шестьистрочия», такое написание как бы вводит в текст написанный элементы текста звучащего.

Кроме того, окказионально Полина Андрукович пользуется и другими способами конструирования пространства текста. Например, помещение фрагмента стихотворения в скобки, сокращения, соединение словосочетаний и строчек по принципу монтажа, фонетические рифмы, повторы, дословные кальки с иностранного языка, внутренние рифмы, введение в русский текст французских слов и выражений. Например, вот так могут работать фонетические созвучия:

и швалью шевалье где шп
ага слева а я по правую13

Еще есть интересный пример написания слова одновременно по-русски и по-французски: кафеchantant14. Цитаты используются и частично, и полностью – т.е. стихотворение может быть одной цитатой, автор заимствованного текста иногда указывается, иногда нет. Таким образом, как мы видим, способы создания стихотворения у Полины Андрукович крайне разнообразны. Однако основным приемом является сочетание двух структурных единиц – строки и предложения. Использование строки в качестве конструктивного элемента в некоторых случаях позволяет поэту применять некоторые средства традиционного стихосложения. И особенно интересно, на наш взгляд, в данном контексте применение фонетических способов создания дополнительных внутритекстовых связей, что, безусловно, требует отдельного большого исследования.

__________________________________
1 Статья опубликована в сборнике «Современная русская и зарубежная литература: «новое» как историко-литературная проблема»; Воронеж, 2016.
2 Статья опубликована в журнале «Цирк «Олимп» + TV»: http://www.cirkolimp-tv.ru/articles/717/kniga-svod-masshtaba-evgenii-suslovoi-kak-eksperimentalnyi-proekt.
3 См.: Полина Андрукович. Осенний гербарий. – М.: Крук, 2012.
4 Конаков А. Неподсудность авангарда // Полина Андрукович. Статьи и материалы / Премия «Различие». Под ред. К.М. Корчагина и Л.В. Оборина. – М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2016. С. 10.
5 Давыдов Д. Метапозиция поэта // Полина Андрукович. Статьи и материалы. С. 4.
6 Конаков А. Указ. соч. С. 9.
7 Андрукович П. Вместо этого мира. М.: Новое литературное обозрение, 2014.  С. 29.
8 Там же. С. 66.
9 Там же. С. 71.
10 Там же. С. 13.
11 Об этом сборнике см. статью «Театр актуальных методологий: рецензия на сборник статей о поэзии Полины Андрукович», также опубликованную в журнале «Цирк «Олимп» + TV»: http://www.cirkolimp-tv.ru/articles/741/teatr-aktualnykh-metodologii-retsenziya-na-sbornik-statei-o-poezii-poliny-andrukovich
12 Там же. С. 22.
13 Там же. С. 58.
14 Там же. С. 61.