11 апреля 2021 | Цирк "Олимп"+TV №35 (68), 2021 | Просмотров: 751 |
Рассвет над сном Эвтерпы
Татьяна Бонч-Осмоловская
Атлантида
Время от времени он исчезает.
Садишься за руль, приезжаешь на место –
А города нет. Исчезли колонны, арки,
Амфитеатр над обрывом,
рынок на площади под поликлиникой,
где ты покупала домашний творог
и овощи с подсобных участков.
Погоди, поликлиника выросла после
Там, где прежде был рынок.
В следующий раз ты приехала – она тоже исчезла.
Остановка автобуса, с которой ты отправлялась
На одну остановку до музыкальной школы.
Мимо проезжал папин знакомый на велосипеде
И ты с ним здоровалась, потому что тебя учили
Здороваться с взрослыми.
Он потом отругал тебя, что ты отвлекла его,
Когда он ехал на велосипеде по улице.
Они все исчезли. Сказать, я скучаю по ним?
Рыдать, как тогда? Бидон с молоком,
с которым бежала к цистерне в соседнем дворе.
Надо было быть осторожной –
Это территория соседских мальчишек.
Ужасно больно, когда пулькой из рогатки попадают
В голую ногу. Смеются еще больней.
Тебя выручал старший брат подруги из параллельного класса.
Ты вернулась, а все исчезли. Хулиганы прострелили
Бок цистерны. Молоко вытекло
На траву, на кирпичные стены до третьего этажа,
На крыши. Наконец залило сухие верхушки сосен,
Смешавшись с твоими слезами.
Некуда возвращаться – все утонуло и позабыто.
От твоего города ничего не осталось.
***
Еще когда он был скромным пятилетним мальчиком
Маленький Вольфганг открыл
Как превращать себя в звуки
Пальцы на клавесине – малыш сам не знал, что вытворяет
И честно сказать, испугался превращения тела
В черных птиц сине-зеленого дня пахнущего жимолостью
По счастью достойный герр Леопольд
Заметил и быстро поймал
Ускользающие звуки в клетку бумаги
Расчерченную тонкими змеями на линейки.
Мальчик смеялся, глядя
Как черные птицы замирали поверх строчек.
Отец научил его называть их нотами.
Пел ручей, клевер ласкался к руке, бабочки припадали
К сладким от нектара губам, звучал юный смех.
Последним шагом было преобразить ноты
в чистые золотые монеты, и уважаемый герр Леопольд
обучил сына и этому ремеслу.
Струны натянуты, палочка стучит по доске, снова
Поет ручей, раскрываются крылья.
К тридцати годам у Вольфганга
Осталось не особенно много плотного тела.
На самом деле у него не было шансов.
По приказу императора Иосифа
Личные могилы были предназначены лишь
для высших аристократов.
Всех остальных, независимо от богатства и славы,
Бросали в землю по шестеро,
Не оставляя следов на поверхности.
Так император понимал экономию и справедливость.
Дело в том, что иногда мы не можем сохранить свое смертное тело.
Собственно, в большинстве случаев.
Да нет, говоря по-честному – абсолютно во всех случаях
Ваше тело исчезает совершенно, хотя иногда
Вы можете преобразовать его в ноты,
как юный Вольфганг.
***
На отремонтированной
И подкрашенной после
Выступления трюкача арене
Клоун собирается изображать поэта.
Сотрудники сцены уже водрузили
В центре сцены пирамиду
Из потрепанных пыльных книг.
Зал затаил дыхание
Приготовившись к катастрофе.
Слышно лишь шуршание бумажных свёртков
И взволнованное пережевывание попкорна.
Маленький человечек в пиджаке на голое тело
И порванных джинсах
Выходит на сцену. Зрители свистят –
Он не оправдывает ожиданий публики.
Каждый знает, как выглядит поэт.
Это не он – раздаются шепоты, переходящие в крик.
Клоун, не обращая внимания на хулу
Забирается на верхушку пирамиды,
Балансируя, тянется к микрофону, свисающему с потолка.
Публика затихает. Они затаили дыхание.
Клоун машет рукой в направлении кулис.
Занавес раскрывается. Поэт открывает рот – оп-ля!
Из-за кулис вылетает шелуха, металлическая стружка, лепестки роз,
Потоки воды, грязные голуби, белоснежные голуби,
Девица в трико, всякое безобразие,
Настолько безобразное, что у них нет сил даже свистеть.
Молодой прогрессивный куратор, выбивший грант на
Приглашение поэта, корчится за кулисами –
Конферансье лопнул от смеха,
Пренебрегая должностными обязанностями.
Такого провала в цирке еще не бывало.
Нужно увести всех из зала, пока не прослышали репортеры.
Директор выпускает хищников на арену
Публика разбежится сама.
Директор спокоен: он убежден, в памяти остается
Лишь последнее событие.
Так что если завтра газеты и напишут
О провальном представлении,
То о хищниках, никак не о провальном поэте.
Когда все исчезают, на сцене
Остается тигр
И поэт, балансирующий на
Верху пирамиды.
Поэт машет руками, читая стихи.
Тигр внимательно слушает его, вылизывая усы.
***
Один мой старинный друг полагал
Мир устроен как параллелепипед
Как большой чемодан без ручки
Очень неудобно нести его
Даже умозрительно – внутри головы
Лучше было б представить мир в форме ракушки
Которая разворачивается и разворачивается
Все следующими оборотами,
Наматываясь сама на себя.
Внутри ракушки ось мира – везде,
А вокруг – тело мира. Философ сказал бы – нигде
Или еще какую-то глупость.
Если приложишь раковину к уху
Услышишь, как
Наступает Рагнарек.
Осыпаются остывшие звезды
С гладкой шелковой ткани четырехмерного вакуума –
Колыбели ничто,
Как шелестит время, сматываемое искусной рукой
С шерстяных спиралей галактик,
Сплетаемых в упорядоченное полотно.
Где-то там и твоя тонкая нить
Разматывается и по сей день, и разматывается.
Океан перекатывает раковину с бока на бок,
Целует волной, насыщенной солью.
Скоро прилив – океан проглотит
Раковину обратно – туда, откуда она появилась.
Эхо звезд прокатывается выдохом
Над водной поверхностью.
Луна плачет над истерзанным покрывалом.
Рачок на дне моря подбирается
К уютной ракушке. Морская роза прилепляется ей на крышу,
Ощупывая чуткой ногой неровности на поверхности – там были
Континенты, созвездья, галактики. Морская роза вздыхает,
Расправляя лепестки в подводном течении – нынче редко
Отыщешь по-настоящему чистую раковину,
Приходится мириться с тем, что досталось.
Рачок уже освоился у раковины внутри.
***
Где,
Ты скажи,
Ты только расскажи
Мне – куда исчезла небесная
Синь этой весною, обедневшей многоголосьем
Птиц малых, капели серебряной переливами высокозвучными,
Где, ответь, деревья скрываются, растворенные пустоверчением повсеместноцарящим,
Не будет, кажется, ликованья естественного, невоздержанного,
И грома, светлого содроганья благодатного,
Не будет журчанья кленового,
А было – исчезло,
Нет – только
Снег.
***
Лежать в траве под сенью кипариса
В вечнозелёных контурах Коринфа
У перевёрнутой на междуречье рифмы
В рассветном изложении клавесина.
Не прикасаясь к дольнему единству,
Медлительный пурпур в дешёвой раме,
Ползёт по сливкам взбитого тумана
Поверх оливкового дыма эвкалиптов.
В броне зеркальной дюжин отражений
Читать листы на перекрестии созвучий,
Слегка робеть, заглядывая в омут,
Когда встаёт рассвет над сном Эвтерпы,
И разрубает ворох мыслей тёплых,
Вглядеться снова в незнакомый почерк.
***
Чтобы стать снова живой
После долгой зимы локдауна ночи
Я записалась на тренинг
Онлайн семинар на популярной платформе
Индивидуальный подход
Гарантированный результат
Тридцать тысяч просмотров в сутки
Ответы на все ваши вопросы
На аватарах изящные фигуры инструкторов
От которых сжимается пах и краснеет кожа
Слишком длинная лекция
Музыка убаюкивает
Включаю на дабл скорости
Потом еще вдвое быстрее
Все равно как безумно долго!
Картинки наглядные
Тут ничего не скажешь –
Размером с пылинку с горошину
с апельсин с арбуз с динозавра
изумительно
но сколько приходится изучать
филотаксис
законы менделя
эмбриологию
спираль фибоначчи
на протяжении курса лабораторные опыты
и контрольные упражнения
с использованием мультимедийных средств
и измерительных приспособлений
в конце курса – квиз викторина и выпускные экзамены
индикаторами достигнутых навыков
подтверждением высшего качества
Столько всего мороки!
Даже умереть было проще
***
я честно не знала
что отец уезжает из дома
после обеда
вместе со львом
велосипед мы считали остался
на старой квартире
в другом городе
вероятно забытый в сарае
или подвале или такой комнатке
около входа в подъезд
где стояли все соседские велосипеды
по утрам каждый спешил на работу
выводил велосипед за руль
спускался по лестнице садился в седло
здоровался с каждым встречным
на городских велосипедных дорожках
никто уж не помнил когда
папа в прошлый раз
садился в седло
он кружился по городу
кивал на ходу знакомым
а его лев махал лапой
с каждым днем папа уезжал
все дальше от нас
поначалу он возвращался к ужину
ел дремал ложился в кровать
лев шмыгал под коврик
мы не могли понять
откуда на полу столько грязи
папа ведь не спускался из дома
откуда обертки конфет перья
клочки газет конфетти
это потом я узнала
это лев водил велосипед по дороге
крутил руль нажимал на педали
отец стоял позади него на багажнике
махал всем встречным рукой
словно принимая парад
***
слышу смех Сары
вспоминаю лицо
молодой женщины которую знала
только по книге
искры глаз узкие скулы моего сына
Сара носящаяся над песками
пот трудового дня
высыхает
высыпает
солью на жадную землю
она
растворяется в небе
зерно набухает как твои груди Сара
поёт твоим смехом
на страницах зачитанной до стертости книги
неслышным смехом
занесённым сюда приливом
приобретает взамен – что она потеряла?
рычащая гиря стальные пластины в хребте
в животе тяжесть одобрение твоего мужа
грохот камней
над бумажным песком шелестит эхо ветра
раздаются удары меди о медь
под утро ты щекочешь мне ухо
твоим шепотом Сара
яблочко от яблони
дерево, кровь, одна
без корней на слепом ветру.
яблочный сок на моём
подбородке,
вспоминаю с трудом — яркий свет
крик, всё в молочном тумане.
я висела на ветке
рядом хурма, или гранат, или фига
на дереве
что было одно женою
и садом.
послушайте, это смешно!
яблочный сок — моя кровь
льёт из разбитой губы, когда упала на землю
его соки во мне
бегут, пролагая дорожки для новых корней —
послушайте — внутри меня растёт дерево.
прогонять меня? да я ухожу сама!
да, я знаю о маме.