"Песчаная опера" (часть первая: "арии абу-грейб")
Филип Метрес (Philip Metres)
Перевод и послесловие Анастасии Бабичевой
Предлагаем Вашему вниманию перевод первой части поэтической книги американского поэта, переводчика и исследователя Филипа Метреса «Песчаная опера» (Philip Metres. Sand opera. Alice James Books. 2014). Эта часть называется «арии абу-грейб» и носит документальный характер. Речь в ней идёт об иракской тюрьме Абу-Грейб, перешедшей к силам западной коалиции после вторжения американцев в Ирак. Как выяснилось в 2004 году, с октября по декабрь 2003 года заключенные в тюрьме иракцы систематически подвергались насилию со стороны американских надзирателей. В поэтическом тексте Филипа Метреса представлены реальные фигуранты дела Абу-Грейб: Лейн МакКоттер - бывший комендант тюрьмы, Чарльз Грейнер, Джавал Дейвис, Линди Ингланд - американские военнослужащие, осуждённые после проведённого разбирательства, Кен Дэвис - охранник ночной смены в тюрьме, принявший участие в документальном фильме Э. Морриса «Стандартная процедура» (2008), рассказывающем о пытках в Абу-Грейб, Джо Дарби - американский военный полицейский, раскрывший правду об издевательствах над пленными в тюрьме Абу-Грейб.
Мы публикуем этот материал, имея в виду в том числе наш российский политический контекст, практики пыток в российских тюрьмах и конкретно дело гражданского активиста Ильдара Дадина, издевательства над которым в сегежской колонии ИК-7, организованные начальством этой колонии, стали известны несколько дней назад.
Публикуемый документально-поэтический фрагмент книги "Sand opera" прекрасно манифестирует очень важное начинание в поэзии, которое можно обозначить как поэзия против пыток. Ставя важнейшие вопросы об этике и антропологии войны, об имманентных стремлениях оправдать ужасы военного насилия, текст Метреса продолжает политическую пацифистскую линию его творчества как поэта и активиста. С другой стороны, в нем ищется возможность художественного высказывания перед лицом катастрофы, ищется эстетически и этически корректная позиция для поэта, находящегося вдали от сцены военных действий. Поэтика этой части книги движется от документального минимализма к максимализму эстетических средств, большой слоистости текста (анаграммы, блэкауты, шрифтовые различия, интертекст и др.). Однако при всем интенсивном семиозисе, провоцируемом этими средствами, многие из них, в частности, графические, в то же самое время, учитывая контекст, несут и ясные визуально-политические смыслы. Стихи Метреса находят свой индивидуальный способ преодоления пропасти между поэтическим присвоением чужого голоса и предоставлением ему возможности быть услышанным, развивая и углубляя таким образом практики документальной поэзии.
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
_______________________________________________________________________________
Послесловие от переводчика
Оригинальное название книги Филипа Метреса, знакомством с творчеством которого в контексте документальной поэзии я обязана соредактору портала “Цирк Олимп+TV” Виталию Лехциеру, на титульной странице автор изображает следуюшим образом:
В этом заголовке – не только происхождение названия в его связи с содержанием книги, но и определенные подсказки о тех способах чтения текстов внутри книги, которые читатель может (как, впрочем, может и не) задействовать. (Все ли фрагменты, залитые черным цветом, будто закрытые мешками на головах заключенных, могут быть достроены до полноценного высказывания? Все ли черные и серые буквы, будто реальные символы и символы-призраки, могут объединяться по цвету в отдельные послания? Всегда ли черный цвет при этом несет основную смысловую нагрузку? И какова символическая нагрузка серого цвета?)
К сожалению, в процессе перевода я не смогла выбрать такой способ передачи специфики названия книги, который бы показался мне адекватным – который бы претендовал на относительно полную передачу всех уровней усложнения, задействованных автором. Назвать ли книгу “САНД ОПЕРА”, полагаясь на фоновое знание английского языка читателем, и, таким образом, сохранить анаграмматичность названия, но при этом…
…либо изменить способ перевода одного из ключевых терминов – “SOP / Standard Operation Procedure” (который, кроме прочего, является названием документального фильма об Абу-Грейб, имеющим официальный перевод на русский язык):
…либо сделать анаграмму не столь очевидной:
Нет, оба альтернативных варианта продолжали казаться мне слишком спорными, поэтому перед Вами – все же “Песчаная опера”. И прогнозируемый ассоциативный ряд, который, как я надеюсь, отчасти компенсирует утраченный эффект.
Не приемля возможности лишить читателя исследовательской работы во время чтения книги, лишить его дополнительной роли дешифровщика, я не рассматривала также вариант написания предисловия. Но теперь, когда часть “Песчаной оперы” сыграна – когда “арии” отзвучали – я все же считаю необходимым дать некоторые, ни в коем случае не претендующие на исчерпываюзий характер, комментарии.
Своего уникального художественного эффекта “Арии” достигают не только за счет обращения к столь непростой теме, но и за счет сложного, многоуровневого узора – из вымышленных (“лирических”) реплик фигурантов дела и из “реплик” нескольких внешних (документальных, в той или иной степени) источников.
Разделы “(эхо /экс/)” объединяют точные цитаты из Библии (из “Бытия”) и фрагменты стенографии показаний жертв Абу-Грейб. Компиляция текстов имеет и графическую реализацию, благодаря чему воспринимать текст можно несколькими способами, причем как горизонтально, так и отчасти вертикально.
Кстати, обратим внимание на графическое оформление самого названия этой части книги:
и узнаем в нем не только название одного из древнейших городов-государств, расположенных на территории современного Ирака, но и ещё одну ветхозаветную цитату: Ур – родина пророка Авраама.
Появление ветхозаветного дискурса внутри монологов мусульман не столь противоречиво, как может показаться на первый взгляд: так автором запечатлен, пожалуй, тот же конфликт, который можно наблюдать в монологе Грейнера – центральный конфликт произведения. Недаром именно герой “Г” становится, если можно так сказать, главным в “Ариях”. Герой “Г” – некое объединение ролей и функций мучителя Грейнера и творца Господа. Ведь, по словам самого автора, описанные в книге мучения и пытки – не просто пример локализованной жестокости, это акт рас-сотворения, рас-создания. Далее, диалог о мучениях и сакральном в “Ариях” можно продолжать вплоть до сакрализации мучений, до возведения насилия в ранг иного (пусть и обратного) творения, что и делает автор, например, в посвященной произведению переписке с бывшим военнослужащим, служившим, в том числе, в Ираке, и американским поэтом Микой Кавалери: “holiness in the act of torture” [1], “Бытие наоборот”, роль “Непристойного Отца” (“Obscene Father”) Славоя Жижека. Впрочем, в рамках этих комментариев о переводе “Арий” оставим возможности интерпретации смыслов лично читателю, равно как оставим ему же поиск ответа на прочитываемый между строк вопрос о том, возможна ли, в целом, некая религия (будь это вера в бога или в военные приказы), которая позволяет, оправдывает Абу-Грейб.
Следующий источник цитирования, который подвергается художественному осмыслению Филипом Метресом, – это непосредственно документы “SOP”, “Standard Operating Procedures”, а именно “стандартные процедуры” осмотра личных копий Корана и осуществления похорон заключенных мусульман (инструкции Министерства обороны США, 2003 год). Эти инструкции ориентированы на соблюдение культурных традиций и обеспечение безопасности обеих сторон-участников– этот смысл дополнительно усиливает контраст с описанными реальными действиями, уже за рамками каких-либо “стандартных процедур”.
Пожалуй, и надеюсь, этих некоторых из существующих или возможно-существующих ключей к прочтению “Арий” будет достаточно для того, чтобы читатель вновь захотел вернуться к этим текстам – поэтическим, документальным, тем, что, по мнению самого Метреса, претендуют на роль “less like a poem of witness and more like a document of the war, writ large” [1] (“не столько поэзии свидетельства, сколько документа той войны, ясно выраженного”).
Анастасия Бабичева
[1] Parsing arias. A dialogue through 'abu ghraib arias'. MICAH CAVALERI, PHILIP METRES. http://jacket2.org/interviews/parsing-arias