
Продавец астролябий (новые стихи)
Алексей Швабауэр

***
- сначала хорошую новость,
потом плохую,
какую из них вы хотите услышать первой?
- я плавал с дельфином
и он победил барракуду,
а что было дальше?
- давайте сейчас не об этом…
- что стало с Данюшей?
- какие далекие звезды!
звоночки прощаний с любимыми,
поздних прощаний…
- вернемся к вопросу!
- и песни всенощные пёсьи,
с которыми ждешь до зари
корабли у причала...
- что стало с любимым?
сейчас я возьму парабеллум!
и, как вариант:
прямо здесь я вас
и расстреляю!
какие две новости?
к сути!
- ах, ах, вы об этом!
но я здесь
не более, чем
продавец
астролябий…
***
как уездную
барышню
города,
названного в честь
незаконнорожденного
сына
Ктулху,
короче,
не вспомнит никто –
ни ворона, ни выпь,
привлекли
за обсценную
речь
режиссеры,
снимающие
порно
на знаменитых набережных
города
[масло масляное]
Челны
барышня размахивает
умирающим дилдо
в испуге,
голуби
покатываются
по крышам,
фонтан в пруду,
будучи уверен
в том, что он здесь
Стравинский,
говорит:
приступим
к празднованию
ежегодного
вашего
Пу пу пи ду
***
больше, чем требуется стеблей
растений
для обозначения
одного из усилий ветра –
обнаружили
пианино
в дожде
возле
агентства недвижимости
по продаже
ненужных
любых влажных салфеток,
как лодок
дырявых –
расстроенное
но прекрасное:
разбухшие
молоточки
лишены своего веса
по прошествии лет,
но нет –
звуки
слышны
как прежде –
и
что-то
помимо того,
что выше
любых
усилий
***
а за лыжами
снова
к тебе –
обладательнице
косичек,
мы хотели
кататься,
но можем
вполне
не кататься –
нажарить
лисичек
мы лисички
с картошкой
на сале
к вину,
передумав
кататься,
нажарим,
и, быть может,
мы тем
остановим
войну
среди лыжников
за гаражами
***
теперь я симпатичный
раздавшийся в ширину
мужчина,
переживший взлет продаж
Электроники
и упадок порнографических карт –
коптящие небо дроны
впервые в жизни
не раздражают
своим присутствием
мы изучаем
пути их миграции
птиц запретили годом ранее
птицы – источник заразы
разносимые птицами новости
негативным образом
сказывались на формировании
информационного поля –
некоторые из нас
уже умерли
от инфекции, прозванной за глаза белым шумом:
когда из клюва
преодолевшей границу горлицы
разносилось страшное шипение,
воссозданное вживленным в ее зоб чипом,
а у дрона изъятый на границе чип
просто и без проблем
заменялся новым.
– и все сразу становилось понятным, –
объясняет педагог,
в данный момент
изымающий такой чип
для обновления параграфа учебника
в новой школьной дисциплине под названием
« ... и другие видов облаков»
сейчас он вызовет меня к доске
и коляску со мной
чья-нибудь добрая рука
выкатит на середину класса,
а для возможности ответа
мне прикрутят в область
поясничного сплетения
похожее на жернов
мини-мельницы
модное дыхательное колесо
***
там, где
не приращивая
смога
многостаночного
[словно
атласными
обложками
при раздаче
в покере]
наконец-то
- азартно -
врезаются
в горы
дороги,
сколько
тепла
от пения соколов
на верхах!
сколько
гимнов солнечной
активности,
выслушаных
там же!
когда меня не спрашивают
о времени -
о гигантских
гвоздях
на запястьях,
звенящих
в минуты угрозы
собственной безопасности,
я стою молча,
и только
известная моя
торопливость
не позволяет
превратиться в то,
что сокрыто,
уподобиться той,
чье терпение
совершенно
***
моя мама была негром
о да моя мама была негром
она не читала законов
она говорила
все равно
обо мне в них ни строчки
она говорила
я вскормила их всех
своим молоком,
не способны они на плохое!
моя мама разговаривала на суахили
и производила столько молока
что предлагала его
всем встречным
не понимающим на суахили
другого языка для нее не существовало
она говорила
скоро весь мир
распробует мое молоко
и станет
понимать друг друга на суахили -
на сладкой музыке пальм
в прохладе леса
и даже животных
вcкармливала моя мама
каждую ночь она выходила с голой грудью
и небесные носороги
трубили
ее приближение
и коршун терял свою силу
при встрече с полевками
которым моя мама
отцеживала свое молоко –
она была мудрым человеком
но теперь, когда она расправила крылья
и полетела вослед
велосипедному змею
пламя из наших рук
перекинулось на наши
пальмы
и лепет бивней
слышен в наших ушах
где-то там
до сих пор бродит она
по небесным судам Сомали –
каждую ночь
я вижу через солому крыши
ее постоянно
перемещающиеся по небу
звезды
***
как люблю я
квашеную капусту!
никто, кроме меня,
не испытывает удовольствия
при одном только
упоминании
о квашеной капусте...
бабушки!
как я люблю
утомленные страдой
взоры
бабушек
возле продмаркета –
веточки фенхеля
и пожухлые коробочки
физалиса
на самодельных
прилавках
сменяются
в этом году
первыми
пакетами
с разносолами
и я целую
бабушек
в румяные хрустящие
щеки
и благодарю
за все,
целую –
и не могу оторваться –
в глубокие
морковные морщины,
пока они прячут
мою мелочь
в свои влажные
глубокие
карманы,
пока они
благодарят меня
за подаренную
лишнюю булку
нового дня,
расправляют
свои крылья!
за рассол
целую
особенно
долго,
доставая
также и свои крылья,
но это – маленькие
картонные
лохмотья
до того, пока я не попробую
рассола
и вот мы сплетаемся
в объятиях друг друга
крыльями
на людном проспекте
в самой
сердцевине дня!
а кто-то еще думает:
капуста у них одинаковая,
а она-то у всех
разная!
а все потому,
что ручками
засаливают
капусту
в трехлитровых банках
бабушки,
и даже прессы
при этом
различные
используют:
у кого-то это книга
с рецептами
молодости –
и тогда капуста
получается
особенно
хрустящей,
так и приговаривают
члены семьи:
«сегодня твоя капуста,
бабушка,
особенно
удалась!»
у кого-то
давно не используемые
по назначению
гири –
и тогда капуста
приобретает
оттенки
мужества:
не проронившими
ни единого
слова
наполняется
десантниками
комната...
а сало...
как я люблю сало!