Сны литературные и не только
Александр Макаров-Кротков
1998 год
Пятница, 13 ноября
Всю ночь снились кошмары. Вот один из них. Меня направили в какую-то лабораторию для сдачи на анализ серого вещества. То есть должны были в черепе дырочку пробуравить и поковыряться в мозгах. Но прежде мне нужно зайти в другую поликлинику, чтобы побрить затылок. И, к счастью, врач-парикмахер убедил меня, что мне это совсем ни к чему, стоит ли голову дырявить из-за какого-то пустяка. Но как же, возражал я ему, ведь у меня же направление. Да выкиньте вы его, посоветовал мой спаситель. Что я и сделал.
Вот что значит - сны под тринадцатое число. Да еще и под пятницу.
Четверг, 26 ноября
Приснился мне сон. Сижу я в редакции "Пушкина"*, в каком-то странном помещении, в комнатке, где за двумя соседними столами - неизвестные мне старушки. Я пью пиво и что-то царапаю карандашом на мятом листе бумаги. Вдруг напротив меня восседает еще одна старушенция, которая через мгновение превращается в коммерческого директора Наташу Пчелкину. Саша, а что вы здесь делаете, спрашивает она. Да вот, отвечаю, рецензию пишу. Вообще-то у нас рецензии принято писать дома, заявляет мне она. Да я быстро, говорю, сейчас ухожу уже. Такой элегантный молодой человек, добавляет одна из старушенций, а на рабочем месте пиво пьет.
* (декабрь 2011) Журнал «Пушкин», в котором я работал с мая 98-го, прекратил существование в сентябре того же года в связи с небезызвестным дефолтом.
2001 год
5 января
Приснился Гуголев. В каком-то станционном буфете мы с ним закусывали. Надо, говорю, деньги поменять. А то у меня только двадцать долларов. Да ладно, говорит, я заплачу.
Потом шли где-то с Кибировым. Я знаю эту феньку, сказал он, когда я рассказал ему о Гуголеве. Я сам так всегда поступаю, когда денег нет.
Потом я в аэропорте помахивал толстой пачкой французских франков, и, встретив сослуживца, сказал ему, что лечу в Италию.
Потом вместе с Гандлевским и Кибировым лежали в каком-то гостиничном номере на диване, курили, о чем-то болтали.
10 января
Раньше мне очень часто снился Лев Рубинштейн. В самых различных ситуациях. И я размышлял, к чему бы это? Теперь не снится. К чему бы это?
11 января
Всю ночь болела спина. И в полудреме мне виделось, что я решаю проблему внутренней рекламы с одним из редакторов наших изданий. Как только мы о чем-либо договаривались, спина затихала, и я впадал в забытье. А спустя какое-то время спина опять давала о себе знать, и появлялся новый редактор. И так всю ночь. Что, впрочем, неудивительно. Ведь наш издательский дом выпускает аж шестнадцать изданий.*
* (декабрь 2011) Тогда я трудился копирайтером в «С-Инфо»
12 января
Снилось сегодня, что получил от кого-то гонорар в английских фунтах. В особо крупных размерах. Мысленно долго переводил его в доллары. Притом, помню, что не умножал или делил, а вычитал. На радостях решил бросить работу и приобрести недвижимость на островах.
Потом где-то в кулуарах встретил Гуголева. И он говорит: что же ты второй день мне встречаешься, а книги так и не несешь? Дело в том, что, кажется, 8 января Юлик позвонил и попросил меня передать ему наши со Стеллой книги для Феликса (фамилию забыл), составителя антологии русской поэзии в Германии. Звонок Юлика был не во сне.
12 апреля
Приснился странный сон. Бродил я по коридорам какого-то здания, где было много всяких литераторов. Потом вышел на улицу, сел на ступеньки у этого дома, стал записывать в блокнот ответы для интервью Ежи Чеха. Подошел Всеволод Некрасов. Посидели вместе, поговорили. Потом я снова зашел в здание. Открылась какая-то дверь и вышел Генрих Сапгир. У него на голове была странная копна волос, как у Франциско Инфантэ. Он смотрел словно сквозь меня, не узнавая. Я поздоровался. Он быстро протянул руку, пожал мою и тут же куда-то пошел. Я снова оказался на улице. Подошел к другому зданию и встретил своего отца. Он начал убеждать меня, что мне нужно поступать в университет на факультет журналистики. Я же горячо возражал ему. Только публикации нужны, продолжал отец. Но у меня же есть, отвечал я, и немало. Подошел незнакомый молодой человек, поинтересовался, не на актерское ли отделение я поступаю. Я резко ответил ему, что нет. И тут появился кто-то знакомый, но кто именно, не знаю. Я спросил, не видел ли он Некрасова. Так ведь Некрасов умер, ответил знакомый. Ошарашенный известием, я открыл свой блокнот и рядом со своими каракулями обнаружил свежее стихотворение Некрасова, написанное его рукой. *
*(ноябрь 2006) На самом деле Всеволод Некрасов, дай Бог ему здоровья, жив**. А Генрих Сапгир умер года за полтора до этого сна.
** (декабрь 2011) Ну, теперь и Всеволод Николаевич…
2002 год
21 января
Приснился мне сон. Где-то я на Украине, в каком-то маленьком городке, по каким-то литературным делам. И там мой покойный отец, и еще один покойный родственник – дядя Вадим.
А вечером мне нужно поездом уезжать, потому что утром я из Москвы улетаю в Америку с какой-то литературной компанией. Но паспорта нет, его должен привезти некий курьер. Я очень нервничаю, до отхода поезда остаются считанные минуты.
Наконец, курьер появляется. Вручает мне паспорт. Ищу визу, где же она? Нахожу, какая-то она странная, скособоченная. А на ней фотография и подпись – Дмитрий Александрович Пригов.
Но меня же могут не пустить с такой визой, вопрошаю курьера. Да вы не волнуйтесь, значит, вашу визу в паспорт Пригову поставили, там разберутся…
Дальше сон пошел в невразумительное русло. Так и не знаю, пустили ли меня в Америку…
28 января
Что-то последнее время покойники меня часто посещают. Вот вчера Кривулин приснился. Иду я по какому-то московскому переулку, где-то в центре, но что за переулок, не понятно. При этом, город как будто вымер. Никого. А дело происходит, судя по всему, чудесным летним днем. И вдруг только я собрался повернуть направо, как оттуда Кривулин проковылял на костылях мне навстречу. Ну, стоим, разговариваем. И вдруг оттуда же Всеволод Некрасов идет. Я с ним поздоровался, а он что-то буркнул неразборчивое и мимо прошел. Поглядываю я назад как бы боковым (или скорее - задним) зрением и вижу, идет Некрасов и все время оборачивается, смотрит, общаемся ли мы еще с Кривулиным или нет. Ну, подумалось, теперь уж точно и со мной Некрасов здороваться не будет.
27 февраля
Опять приснился Витя Кривулин. Сижу я в каком-то зале, где обсуждают проблемы неподцензурной литературы советского периода. Какой-то незнакомый человек нахваливает себя, упоминает незнакомые фамилии, вокруг ни одного знакомого лица. Оборачиваюсь и вижу, что на одном из последних рядов сидит Кривулин. Он тоже увидел меня, заулыбался, кивнул. Мы встали, подошли друг к другу, обнялись. Смотрю, борода у него стала намного меньше обычной. «А ты же вроде умер неделю назад», - говорю я Кривулину. «Нет, - отвечает он, - это я пошутил, пустил в интернете дезинформацию. Пойдем покурим на лестницу. Есть тут кто из знакомых?» - «Лёва * где-то тут мелькал, пойдем порадуем его, что ты жив».
* Лев Рубинштейн
9 сентября
Приснилось, что Сергей Гандлевский рассказывает мне и какой-то литературной тетке, как он страстно хотел опубликоваться в советское время в «Нашем современнике». Как только напишет новое стихотворение, так сразу туда и несет. Но его там так ни разу и не напечатали, ругали за антинародность. Очень сожалел.
2004 год
25 февраля
Приснился на днях сон. В течение получаса мне нужно дозвониться Вите Кривулину, чтобы узнать, лечу ли я на днях (а может сегодня?) в Америку. Звоню, звоню, и все время занято. Иногда попадаю не туда. Например, попал к Владику Кулакову. А у него какая-то гулянка. Пьяноватый народ шумит, приветы мне передает. Остается пять минут. Вдруг рядом со мной оказывается Миша Шейнкер. У него под руками другой аппарат. Раздается звонок, он берет трубку. Кривулин. Они долго о чем-то говорят. Я шепчу ему, чтобы спросил, как там насчет Америки. В конце концов Миша заканчивает разговор, кладет трубку и говорит, что Витя просил передать мне, что зарплату он мне заплатит 6 июля. «А как же Америка?» - спрашиваю. В Америку ты не летишь, говорит мне Миша. «Ну и на хрен тогда мне его зарплата!» - в сердцах бросаю я и просыпаюсь. И соображаю, что Витя умер уже почти три года назад. И что же это за зарплата, которую он мне выплатит 6 июля? Что же случится 6 июля?
5 апреля
Позавчера задремал днем минут на пять. И приснилось. Прихожу в какой-то клуб, где всякая поэтическая молодежь. Лет 25-ти, не больше. Стихи читают, беседуют. Просят меня что-нибудь прочесть. Я не отказываюсь, озвучиваю хрестоматийное «жизнь длится в течение поцелуя…» И тут подскакивает ко мне один молодой человек, худой, бледный, глазки горят, губы дрожат. И так нервно: «Это не ваше. Это я написал». - «Как это не мое? – спрашиваю. – А как вас тогда величать, коли вы написали?» - «Меня зовут Александр Макаров-Кротков».
24 августа
Два дня (точнее – две ночи) подряд снится Алеша Айги. Но восстановить сны не могу. Какой-то сумбур.
А неделю назад приснился Геннадий Айги. Мы лежали с ним на крыше, но не дома, а какой-то трансформаторной будки или что-то типа того. Крыша была словно из гудрона. Лежали на животах, он слева от меня, крыша была совсем маленькая, ноги болтались, я еще боялся, как бы не свалиться. Казалось, что мы очень высоко. Вокруг были какие-то пустыри, а где-то в стороне слева тянулась лента шоссе. Было довольно жарко. Мы лежали и читали стихи, по очереди, он – стихотворение, я – стихотворение. И тут меня стал преследовать страх, мол, у Айги стихов намного больше, чем у меня, вдруг в какой-то момент мне придется признаться, что больше у меня ничего нет. Но Геннадий Николаевич неожиданно вдруг куда-то заторопился, мы встали, кстати, оказалось, что не так уж и высоко, эта крыша была чуть ли не по грудь мне. Так что позора со стихами я счастливо избежал. А утром подумал, видимо, приснился он мне за пару дней до своего 70-летия, чтобы я об этом в своей газете сообщил. Что я и сделал. Правда, на это в отделе культуры мне заметили, что пытались с ним связаться, но безуспешно. Да и не смогут, коли он до сентября в деревне просидит. Могли бы хотя бы пару строк о юбилее черкнуть…
А за неделю до этого был еще один «литературный» сон. Пригласили меня почитать стихи в какой-то крошечный поэтический салон, человек 15-20 там еле помещались. Все сидели на каких-то допотопных стульчиках буквально телом к телу. Слева какая-то лестница. Словно это подвал или предбанник какой-то. Решил я читать не из последнего, а наоборот, написанное лет пятнадцать-двадцать назад. Читаю, и чувствую, что большинство стихов не помню до конца. И я начал их дописывать по ходу чтения. Мне даже понравилось, то есть то, что в итоге получалось. Однако публика как-то странно стала на меня поглядывать и потихоньку начала расходиться. К концу чтения остались лишь две девушки, ставшие меня утешать, что, мол, все было не так уж и плохо.
11 ноября
Видел во сне Мишу Айзенберга. Оказался я в каком-то не то театре, не то доме культуры на премьере некоего спектакля. Вообще, помещение похоже на амфитеатр музея Маяковского. Действие еще не началось, я решил выйти на улицу. Причем, как ни странно, на мне белая рубашка, галстук, но нет брюк, я в одних трусах, однако это меня нисколько не смущает. Вышел я на крыльцо. Оно уже напоминало сельский клуб. Какие-то псевдодорические колонны. И стоят там актеры в какой-то униформе. Все они словно замершие. А рядом на ступеньках чета Айзенбергов. Я подошел к ним, поздоровался. Пожал Мише руку, потянулись друг к другу расцеловаться по обыкновению, но он повернулся ко мне щекой, ну и я – щекой. Так и потерлись щеками. Он недовольно отдернул голову. Я заметил, что его лицо словно покрыто слоем грима, такового розового. И лицо Алены тоже. «Да просто съемки идут», - сказала Алена. И тут, обернувшись, я увидел камеру и оператора, ждущего, когда же я уберусь отсюда.
15 ноября
А сегодня под утро приснился сон, что я с кем-то иду по каким-то пещерам, долго иду, устал, взмок, очень жарко. Наконец-то решили сделать привал. Перед нами в каменном провале оказалось небольшое озеро. «Ну, можешь искупаться», - словно приказали мне. Я плюхнулся в воду, а там плавают стаи рыб, самых разных размеров, а пространство небольшое, и они все наталкиваются на меня своими скользкими телами.
2005 год
15 августа
Сон: иду на работу, почему-то поздно вечером, уже темно, встречаю у редакции пьяного Сашу Левина (который не пьет вообще), потом в редакции * кто-то мне говорит: а это завтрак (сухой паек) для Фанайловой, возьми, вы вместе едете. Но куда? Тем более, что Ленка Фанайлова в нашей редакции никогда не была и никакого к ней отношения не имеет. Однако продолжения сна не последовало.
*(декабрь 2011) Я тогда трудился в газете «Новые Известия»
2006 год
3 августа
Приснилось, что встретил где-то в центре Диму Кузьмина, который говорит: «Саша, вышла поэтическая антология, что я составлял. Тебе гонорар причитается. Там у тебя четыре текста.* Но мы платим независимо от количества стихов, по географическому принципу. Питерцам – по 15 тысяч рублей. Москвичам по 70 тысяч. Так что заходи как-нибудь за деньгами». Обрадованный, прихожу после этой встречи домой, рассказываю про гонорар, а мне говорят: «Так тебе его уже принесли, какой-то молодой человек приходил, 50 тысяч». – «Так мало? Обещали-то больше». – «Ничего себе, мало. 50 тысяч долларов».
* (декабрь 2011) Что интересно, в 2009 году по итогам фестиваля верлибра в Питере Дима издал альманах, куда включил именно четыре моих текста. Публикация, правда, была безгонорарной.
25 сентября
Под утро приснился Алеша Айги. Сижу в Париже в каком-то крошечном кафе, где, судя по объявлению на витрине, проходит дегустация сыров. И Алеша там – официантом. Какой-то посетитель заказал некую трубочку и кофе. Я же сказал, что пришел отведать сыров. И тут в какую-то крутящуюся колбу Алеша и хозяйка кафе стали накладывать множество всяких маленьких упакованных сыров с ценниками. Я присматривался к ним. А в это время мне принесли кофе, хлебцы и масло. Сыры, надо сказать, были недешевые. От 100 франков за крошечную упаковку. «Алеш, - спрашиваю, а сколько за кофе с хлебцами? А то у меня всего 900 франков». – «Да за это всего сотню», - ответил он. Ну ладно, думаю, несколько сыров смогу себе позволить. И в этот момент прозвенел будильник…
2009 год
17 ноября
Приснилось, что я умер. Дело было в пятницу. Почему в пятницу - я узнал позже. Во сне, конечно.
Итак, я умер и хожу где-то во дворе своей школы, что закончил давным-давно, шуршим опавшими листьями с одноклассниками, они все - постаревшие какие-то, печальные, говорим о каких-то пустяках, иногда они сожалеют о моей кончине, обсуждаем мои похороны. Обещают, что придут. Да и гроб ведь надо нести кому-то.
Доходим вместе до моего дома, дом незнакомый. Тем не менее - заходим. Дома родители, еще живой отец. Одноклассники высказывают родителям соболезнования. Посидели, выпили, помянули меня. Я - с ними. Договорились, что утром придут.
Утром кто-то действительно начал приходить. Дверь квартиры открывал я. Приходили не только знакомые, но и совсем незнакомые люди. Подходили к пустому гробу, который был прислонен к стене в одной из комнат.
Я оправдывался, что еще не готов. Предлагал чаю, кофе. Кто-то приналег на более основательные напитки. Стало темнеть. Кто-то из гостей предложил пройти по заведениям, мол, чего дома-то сидеть. В неведомой местности с незнакомыми людьми переходил я из одного злачного места в другое. А по ногам била авоська с бутылками, которую я зачем-то таскал с собой. «Саня, да брось ты ее», - сказал оказавшийся вдруг рядом Лева Рубинштейн и тут же куда-то ушел.
Домой я добрался поздно ночью. Проходил через тела спящих на полу гостей, прибывших на мои похороны.
Утром проснулся. Оказывается, у нас дома Галина Борисовна Айги. "Ой, Сашка, как хорошо, что ты пришел, а то я уж боялась тебя не застать, собиралась рано утром уехать".
Днем опять приходили разные люди. Знакомые и не очень. Выражали соболезнования. Присаживались к столу. В какой-то момент собрались расходиться. "Да куда же вы, - говорю, - не смотрите, что темно, времени то всего 5 часов. Понятно, что воскресенье, завтра на работу. Но немного-то еще можно посидеть?"
А поздно вечером я почему-то отправился на поиски тех злачных мест, по которым ходил с компанией предыдущим вечером. Найти их не мог. А по ногам била злополучная авоська с бутылками.
Утром я был в каком-то учреждении. Оплачивал какую-то квитанцию через автомат. Пытался встать в очередь к окошечку, в котором все отдавали квитанции и получали какие-то документы. Но почему-то всех пропускал вперед себя. "Ничего, молодой человек, - сказала какая-то пожилая тетенька, - других пропустите, зато вам после прибудет".
И вдруг появился Юлик Гуголев, уверенно взял меня под руку и повел к окошечку, обходя очередь. Публика заволновалась. "Пропустите, у нас уже все готово", - строго сказал Юлик, и нас пропустили.
В окошечке мне выдали паспорт, на котором красовался штамп "Аннулировано", и еще какой-то документ. Когда я раскрыл его, то увидел, что это свидетельство о смерти.
От осознания ужаса происходящего силы стали покидать меня, я как-то неуклюже начал валиться на бок, в глазах потемнело, а когда зрение снова вернулось, увидел, что какой-то человек стоит на коленях передо мной, приблизил свое лицо к моему, и пытается распознать, дышу ли я еще.
И тут я что есть силы укусил его за нос. На вкус он показался каким-то резиновым, не настоящим.
В этот момент я проснулся.
2010 год
6 июля
Сегодня ночью переходил границу Словакии и Чехии. Во сне, конечно.
Пролез в дыру в заборе вместе с группой подобных себе. После преодоления забора компания рассеялась. Минут на десять затаился на какой-то клумбе, а затем вальяжно продефилировал по полусельской улочке, словно хожу здесь не первый год.
За углом оказались кассы аэропорта. Пытаюсь купить билет в город Урбан. "Покажите, что у вас под ремнем", - говорит кассирша и пытается расстегнуть ремень у меня на джинсах, но попытки ее безуспешны. После чего говорит: "Нет, мы не можем пустить вас в самолет". - "Но Урбан же недалеко? Может, я поездом?" - "Конечно, езжайте поездом" - "А далеко ли до вокзала?" - спрашиваю с опаской. Ведь говорим по-русски. Да еще около границы. "Во-о-он по той улице метров 20", - отвечает кассирша.
И тут, как всегда, звенит будильник. А в голове моей крутится: Урбан, Урбан... Йозеф Урбан? Так это словацкий поэт, стихи которого я переводил. Публикация была в "Иностранной литературе" году в 92-м...