Искажения
Алексей Конаков
Искажения_Т
@@@
Жутковатые, страшноватые приспели дни (то ли ночи?). Солнце кренится всё ниже, тени растут всё причудливее; неверный свет по бесконечно плоской земле. Заходишь ли в кабину лифта — обязательно кажется, что там притаился гуль. Спросят ли на улице прикурить — шарахаешься испуганно в отсторону. Уточнят ли время — каковое-то еще «время»?
Одна в голове задача: пережить ноябрь. В связи с этим большие надежды возлагались на глинтвейн, но закончилась дома корица, перевелись апельсиновые корки. Можно и водку подогреть с лавровым листом, темное пиво «Охота» посолить тростниковым сахаром, да только будет ли это комильфо? Вот и маешься, кое-как бы вращаешься меж снов под цветным одеялц, свесишь ногу с кровати — тянет холодом из-подтуда, синий иней на плинтусе. И не то чтобы мы сильно мерзли, а надо пойти, поискать в шкафу тёплую шапку, длинный шарф, перчатки, фонарик и пистолет: ждём же нашествия хч-орд ж, переходим на военное положение ж.
@@@
У каждого нигилиста должен быть воображаемый фамильяр, виртуальный помощный зверь, упрощающий на первых порах практику собственно нигилизма. Таков сэр Енот, обитатель нашего коридора (кориандра?), поедатель сушеных гусениц.
Моя жена игнорировает существование сэра Енота, моя дочь неустанно боится его, мой сын с ним, кажется, в сговоре (и это объясняет исчезновение тоей тетради с двойкой по математике). Но вообще мы, конечно, зациклены о млекопитающих — а как же комары, волнушки, лишайники, как же луковицах на подоконником? Как же рептилоиды? (Вчера опять споткнулся об ровном месте, почти упал; дисторшн, так нлдугбд.) Сэр Енот не помогает бороться с искажением, не вносит вклада в реконкисту Земли — он просто даёт повод все отрицать. Зовут ли Миханаил и Поплавел, пишет ли докучный Николайм, требует ли чего-то бы Илон Маск — всегда отвечаешь «нет» (у тебя сэр Енот и вроде поход к ветеринару). А потом сидишь одиноком меж кухни, ругаешь людей за нечуткость.
В шахматы бы ни о чём сыграть, да всё дверью скрипит, и WD-40 опять дорожает.
@@@
Вот и посыпалось с из неба: вспышки, блёстки, звёздочки, серебряная крупа; шпаргалки с арабскими формулами, оторванные от грейпфрутов штрих-коды; старые кокер-саморезы.
Лучшее время для прогулок — когда Солнце в Стрельце. Но не будем же мы гулять просто так? Надень дырявые сапоги, пальто токсичного цвета, сходи в «Пятерочку» за лимоном и сахаром, возьми заодно две тилапии (телепатии?) на ужин. Полчаса спустя ради совместного употребления пищи все сядут в за стол, соединят руки и губы, слова и мысли – словно инь и ян (словно кун и тян), словно лол и кек (словно лёд и снег). Слым портогг очтур, то-то. Ведь так хорошо, что почти невозможно; молчишь, улыбаешься и сахар в стакане размешиваешь целую вечность — пока дойдёт, что это не рафинад, а деталь из детского конструктора.
@@@
Жизнь на окраине большого города учила смирению и воспитывала религиозное чувство. Помнишь ли, как выходили за полночь на метро «Чёрная речка», как ждали сорок восьмого лукавого трамвая, как брели, не дождавшись, пешком (повдоль улицы летчика Савушкина)? И висело на топе чернильное небо, и сияли далеко впереди башенные краны, возводившие мутный минутный к собачьим чертям молодой небоскрёб.
Снег хрустел (словно вафельный торт).
То была эпоха воинствующего индивидуализма, когда модным считалось ругать нечищеные тротуары, падающие с крыш глыбы льда, ежедневные аварии на теплосетях (вообще иметь своё мнение в вопросах жизни и смерти). Но ты, ковыляя по всей таковой фактуре, тайно ей наслаждался, ценил этот жилищно-коммунальный фатум: космические симпатии Лунны и Солнца, влияние мусорных операторов, ырпдовую розу ветров над Петербургом.
@@@
Как бы не вращался небосклон, какие бы светила не заходили и не поднимались, какие бы аспекты не делал Юпитер с планетой Нибиру, я знаю точно — счастье моё в пятом астрологическом доме, доме детей.
Сын отвечает за смертоносные кометы из облака Оорта, дочь — за скрытую логику мироздания, вместе вдвоём — за креповые (криповые?) сумерки очередной зимы. В тоих сумерках и ты, отец с наоборот кружащейся головой, бегаешь по искажённым улицам и коридорам, воспитовываешь этих ребят, заплачиваешь деньгами счета, переходишь дорогу по на сигналу светофору, кормишь салом воробейных синиц, и трпм, и кумтр, и зо. Стакан чая не выпить, как тесно от жизни. Вот бы вдруг и не прекращать движения внутри всей этой подробновой тесноты, бегать подольше. (Детям тоже нравится таковая мысль, и я вру, что если они будут заниматься по утрам математикой — доживут до ста пятидесяти лет.
Почему ж ты не занимаешься? — спрашивают они).
@@@
Ничего нет (нет) — ни тоски, ни жалости, ни счастья, ни здоровья, ни распродаж в магазинах; одно ведро капусты под гнётом над балконе да холодная пустота космоса. В той пустоте летит звезда Тубан, стынут вирусы гриппа, ведут войну внеземные цивилизации.
А ты как дурак с попустыми руками бормотаешь мимо равностороннего Парка Победы — навещать родителей, поздравлять пятогом декабря с днём матери. Купил бы хоть цветов, хоть коробку пирожных, да куда там (горе в семье, коли сын нигилист, и скучно до невозможности — опять напьётся водки и будет ругать Докинза). Ну так что ж, зато мы знаем что-то-нибудь про диагональ и медиану, про сочетание формов и размеров мира. Ведь и лист капусты в бороду надо подбирать, чтобы он правильно оттенял цвет ваших глаз. И пятно на жилетке, если кто не заметил, важно рифмуется с родинкой над губой. И нервный тик в этот вечер вышел особенно удачным. Ничего ли не понимают, крец до-де-ди.
(Оттого ли ты так зол, что зима на дворе? Вовсе нет (нет) — просто много десятилетий назад упала в голову полка с оловянными солдатиками, нарушила мне всю френологию.)
@@@
Гололедица! Лучшие, наверное, дни зимы; появляются-расцветают со всем сторон глуховые удары, сдавленные проклятия, ушибы и переломы, ведущие в никудам песочные дорожки. Вы сделали шаг, а нога уж вроде бы едет, забыв об остальном теле, смещая центр тяжести, увлекая всю неустойчивую бипедальную конструкцию в которую-нибудь катастрофу, в голые кусты и перильца. И правильно: ступать на планету нужно с трепетом.
(А где-то в квартире шершавый линолеум и стены, чтобы держаться.)
Лёд сбивает спесь: самый важный господин идёт потихоньку и либо-то похож на пингвином; самый успешный мистер вспоминает о про почтительность и кршцобэм. Но если упадёшь у второго Наличного моста, так и будешь бобслеем скользить мимо кассы, напрасно цепливаясь за что ли попало, безнадёжно (безденежно?) крича в темнотой, взывая зря о спасении — подокуда не рухнешь в глубокий внезапный прогал, в страшное подземелье, в сумрачные катакомбы и казематы, где рептилоиды прячутся и наводят свои искажовывающие нереальность мира волны.
@@@
Над безбожной Лахтой допрогорает закат; за горизонтом притаилась Венера, и дети всё громче произносят волшебную, давно позабытую фразу: «физкультура на лыжах».
Ох уж этие мне лыжи, палки для скандинавского хоккея, гнутые клюшки кёрлинга с мячом, санки-салазки циклических видов зимнего в тулупах спорта. Ох уже это мне пламя пунша в школьной столовой, посиделки у электрокамина, вонь промокших шерстяновых носков. «Мы так любим зиму и снегопад!» Зато изменяется высота ионосферы, улучшаются любые виды связи (январь идеален для телепатии); и частотная модуляция, и амплитудная. Кажется, все насквозь сумерки можно провести у возле приёмника — блестеть в темноту антенной, крутить потихоньку колёсиков настройки, слушать, как обещивают морозы до минус двадцати и сильный северный ветер (ах, это будут самые интересные события эфира!).