27 апреля 2022 | Цирк "Олимп"+TV № 37 (70), 2022 | Просмотров: 536 |

Этого мне достаточно

Артём Осокин 

Артём Осокин — поэт. Родился в 1993 г. в селе Северском Коломенского района Московской области. Выпускник литературного института им. Горького (семинар Е. Ю. Сидорова). В 2019 окончил аспирантуру Литературного института. Публиковался в альманахе «Артикуляция», в журнале поэзии "Флаги", на сайтах «Stenograme», «Полутона», «Новая карта русской литературы» (раздел «Студия»). Лонг-лист литературно-критической премии «Неистовый Виссарион» (2021). Живёт в Люберцах.

***

«Ох и люблю же я вас, мальчишки», —

и ладонь на плечо ложится.

Попросила отдать ей на время пакет с мороженым.

Мол, разделит потом, когда настанет момент.

Спорить я не решился: пускай растает.

Меня беспокоит другое,

один нюанс.

мама

вышла замуж

за Мединского.

Когда у них только наклёвывалось,

я думал, она не клюнет.

Когда зачастил на обеды,

я ел обеды.

Убедил себя крепко: то не моя борьба,

а теперь вот глотаю вопрос:

мама, зачем? —

так и не заданный;

ни в ЗАГСе, ни после ЗАГСа —

в очереди за эскимо и фруктовым льдом.

Помогаю ей угнездиться в мотоциклетной люльке,

по возможности пряча глаза от нового папы.

Мединский садится за руль;

я — позади Мединского.

Нос прошибает кожей байкерской куртки

с эмблемой «Ночных Волков»,

мокрой шерстью, сырым подъездом, гудящим от прений;

там обсуждали законы абстрактной «улицы»,

нам же — нечего обсуждать:

все понимают всё.

С губ его сорвалось: АУФ?

Неужели Мединский решил навести мосты —

поколенческие, культурные — да, неумело,

и отсылочкой не по адресу, но по мере

своих возможностей?

Отвечаю

(столь же неловко пытаясь принять подачу):

не обессудьте, но вы везетё шпану...

Он же снова: ауффф... —

(тяжёлый капустный выдох

после маминого борща),

и помчал нас вдоль набережной;

манёвр оказался ложным.

Как ни старался вжиматься в сиденье, найти опору,

моцик настолько раздолбанный оказался,

что пришлось ухватиться за талию отчима,

а слезящимися глазами —

вцепиться в рукав рубашки,

что выбился на ветру из-под чёрной кожи

и трепался почти как ленточка на руле.

Торможение. Парапет

на Воробьёвых горах

отделяет наше молчание от музыки с теплохода.

Там — витальность корпоратива,

здесь — кабинетная пыль,

не сбитая встречным потоком воздуха;

сладкая жирная капля,

ползущая по запястью.

«И мы тебя тоже любим.

Хороший ведь выдался день?»

ПОПКОРН

                        Давай вглядываться в туманные гравюры,
                        в очертания галеонов,
                               водить пальцами по остаткам золота на обрезах
                        и тихо ненавидеть Томаса Торквемаду.

                                                                                   —  А. Драгомощенко

Утешительный сумрак, пади на ряды сидений,

                         грохотом из динамика придави,

чтобы согнутые кушетки приняли павших;

как-никак наш сеанс оплачен

заблаговременно, но

всегда остаётся «но»:

нам дозволен отрывистый шёпот

в паузах между репликами —

чем не место для тайных свиданий

куратора и шпиона?

Пусть не нам говорить сегодня,

                           переживём;

надлежащее будет сказано

          сомкнутыми губами

и разомкнутой мимикой —

отражением для событий,

свершённых помимо нас.

Это гремят пикапы, но грязно-белые

трейлеры не успели взойти на гребни

                      рваных сюжетов;

                      пока пузырится

румяный попкорн и лоснятся пальцы,

надо ужаться, чтобы не пооткусывать

их до начала сеанса,

до первых титров;

не зарекайся, ворона, а то ведь снова

искусишься — не раз, так дважды,

и заноет твоя фаланга в солёной ржавчине:

                                         масло и глутамат;

                                         глутамат и масло.

Вой из-под кожи ты приглушить попробуй

с помощью guilty pleasure, коктейльным шумом

из хоботка соломинки

и холодком стакана —

все равно скоро шикнут,

и будет нам дисциплина. 

В прочем, публика здесь отборная собралась:

как-никак дают киноленту «Токсичный Мститель».

           Там, по старой привычке,

низы не хотели, верхи — смогли,

но нелепый мутант из машины кинопроцесса

всё-таки выразил свой политический голос.

По свидетельствам рейтинговых систем

интонация лозунгов звучала как graphic language,

акция сопровождалась extreme violence

и strongly implied sex — словом, всем тем,

от чего надлежит беречь неокрепшую психику.

Не случаен присвоенный рейтинг:

                политика — дело грязное

(если не сказать «токсичное»,

как токсичны отходы, что дали уборщику суперсилу).

Сказано было: мы можем рассчитывать на него, но
так уж заведено — всегда остаётся «но»:

жизнь победила в схватке

(который раз).

Техногенного чуда не будет,

       и всё же забавно вышло:

промежуточные победы свершаются возле свалок —

Шиес и Тромавилль.

Тромавилль и Шиес.

            Шиес

слишком реален, чтобы думать о нём сейчас,

а кровища — слишком кровища, чтобы её бояться

(чего не сказать о крови, мелькнувшей в тонкой

                                                 трещине капилляра,

отделяющей эксплотейшн от эксплуатации,

                                             трэш — от мусора,

                   кукурузные облачка —

от попавших на зуб дробинок).

Кстати, давай придержим свой аппетит:

не хотим же сожрать ведро

до начала второго фильма?

Дальше в программе идёт «Шоу ужасов Рокки Хоррора»:

дерзким бродвейским танцем и томным голосом

пуританскую пару совращает безумный учёный

                                     с планеты Транссексуалия

(что в галактике Трансильвания).

А могли бы ведь стать полноценной ячейкой общества,
маскотами для овсянки, примером для подражания;

краснощёкой, веснушчатой и подсолнечной

политической технологией, наконец;

но с порочным небесным телом

слился внебрачной связью

закрепощённый дух.

Так уж случилось, что Шляпник не спрашивал у Алисы:

«Что общего между кэмпом и лагерем смерти?»,

но если бы всё же спросил,

она бы могла ответить:

— Розовый треугольник на платье доктора Фёртера;

его волевой триумф — молодой ариец

                              в золочёных трусах;

молнии в небе над кинки-пати,

рунные росчерки на гербах;

Зигги Стардаст, ладони в салюте,

ладони и Зигги Стардаст.

Даже старый фашист под финал надевает чулки,

инвалидное кресло — и то не сдержало поток трансгрессии;

                               традиционные ценности были взвешены

и найдены никакими, раз милые Брэд и Дженнет

завербованы инопланетным иноагентом

в ячейку секс-революции

(шах и мат,

черносотенцы, но

если в дело вступает «но»,

то исход известен).

Мат, конечно, ещё не поставлен,

но шах — объявлен

из назойливых репродукторов

за пределами кинозала —

              в напоминание —    

загудело в кармане, чтобы прохладный отсвет

развернул на твоём лице параллельное действие:

каждой мимической мышцей ты говоришь мне, как

голограмма звёздного неба осыпается на погоны,

как подкожный ресентимент  разъедает последний пост,

пока расцветают пучки потолочных ламп

и пучок на затылке женщины, хохотавшей

                       заразительней всех соседей —

вот и она уходит.

Давай посидим немного и переждём?

Проводим глазами титры, как провожали

среднерусский топоним, зачёркнутый красным,

а вернувшись домой — будем петь, курить

                                        или Каца смотреть,

но только не думать о завтра?

В прочем, и тут не без плюсов:

попкорн закончился.

***

А. Новикову

Мы тупили в Ютуб, наблюдая,   как

солнечный зайчик   той

политической мысли

убегал от ревизии,

не поменяв окраса;

даже в сегодняшнем климате он

                           впереди погони:

скок-поскок с одной на другую

лысину сталиниста.

«Дружок-пирожок, представь:

             собака из мема «ебитес»

(та, которая с хитренькой мордой) — помнишь? —

соединяет тезис и антитезис;

                         прям как они

оправдывая репрессии.

Либо я просто

перенапряг ♂my ass♂

(занимаясь в ♂gym♂),

и тело не в силах усвоить

грацию диалектики».

«♂Leatherman♂,

ты, кажется, забываешь,

что антисоветчик —

всегда русофоб,

диамат — наука,

ты     малолетний дебил,

а товарищ Сталин     не виноват

(в ЦК пробрались враги); да и вообще,

буржуи украли ♂three hundred bucks♂ у совесткой власти».

Тут конечно досуг на любителя.

                         Можно было бы

досмотреть ту дискуссию между Фуко и Хомским,

но не сегодня     и не на этой кухне;

всё-таки нет между ними искры,

упавшей на камуфляж,

и аммиачного жара

казарменных анекдотов,

         как между нашими

красными государственниками.

Нет между ними и дружбы,

как между нами…

…тупое    говно

тупого     говна — выжженная земля,

порождает из пепла производные от     производных;

шесть ухваченных соток на дискурсивном поле,

напитавшись мёртвой органикой, приумножат

наши жалобы на неудачи в Тиндере,

повторяемые с терапевтической

                    и ритуальной целью

между сортирными шутками. Но едва

коснётся ♂my finger♂ гулкого пульса ♂history♂,

непогашенный привкус железа в пломбирном шарике

вновь о себе напомнит — здесь, под реющим логотипом

популярного видеохостинга.

Дружок-пирожок,

наша сборка в этом пространстве

прервалась в самый важный момент

саботажем на производстве:

не стыкуются наши детали,

       покрытые заусенцами,

но подобие жизни рассеяно понемногу

над любой идентичностью; мы и они

                         собираем самих себя

из одного конструктора;

и не очень-то рады,

когда происходит мэтч —

хули они забыли

в нашем с тобой

Ютубе?

Дружок-пирожок, с тобою

и поплакать, и посмеяться, но почему бы не

вырыть канал для ненависти?

Мы      беспомощны.

Мы и в армии не служили, а тут     Союз

Советских Ностальгических Фантазмов

как могучие, потные ♂wrestlers♂,

главные в этом ♂gym♂,

грозно смотрят на нас —

изнеженных, неспособных

смаковать вместе с ними

чёрный пломбир тридцатых.

А ведь как же нас не любить, дружок-пирожок?

                                         Нас, бегущих за эхом

                         красного смеха,

гонимых страхом;

ощутимым,

почти вещественным,

как и другое чувство:

я люблю тебя больше,

чем они     свой Советский Союз;

их   Союза    ведь не было вовсе? —

а ты настоящий

(или кажешься таковым) —

этого мне    достаточно.