07 апреля 2022 | Цирк "Олимп"+TV № 37 (70), 2022 | Просмотров: 484 |

МАЯК, БУБЕНШЛАГ, ОЧЕНЬ ФРОСТО

Юлия Подлубнова

Юлия Подлубнова — литературный критик, поэтесса.

Родилась в 1980 г. в Свердловске. Окончила филологический факультет Уральского университета, кандидат филологических наук. В качестве литературного критика публиковалась в журналах «Урал», «Знамя», «Вещь», «Волга», «Новый мир», «Воздух», "Цирк Олимип+TV", "Артикуляция" и др. Как поэт публиковалась в журналах «Урал», «Лиterraтура», «Реч#порт», «Плавучий мост», «Вещь», антологиях «Согласование времен», «Екатеринбург 20:30», в 4 томе антологии «Современная уральская поэзия», на платформе Ф-письмо, на порталах «Солонеба» и «полутона».

Лауреат премий журнала «Урал» (2015), «Неистовый Виссарион» (2020) за литературную критику. Сокураторка поэтической серии «InВерсия». Автор книги стихов «Девочкадевочкадевочкадевочка» (2020), литературно-критических книг «Неузнаваемый воздух» (2017) и «Поэтика феминизма» (2021, в соавторстве с Марией Бобылёвой). Живет в Москве.

Фоторяды пустоты.

Человеку — человек, которого нет.

Только подвисшая пауза.

Куда-то отправленный выдох.

Выщипанные из смартфона слова и лица.

Вглядываться в жаль, вглядываться в жаль.

Ближе только близость.

Уже только участь.

Серые цветы беспамятства.

Письма с пароксетинового дна.

Закрытка с видами гор:

«Размотай рулон овцы —

та же смертная тоска».

*
Здравствуй, День работников

нефтяной, газовой и топливной промышленности:

буровая партийная установка

идущие на посадку —

нефть навылет.

Здравствуй, русский космос — 12 апреля —

без секса, смеха, сахара

и, как водится, человека.

Кому какие ангелы являлись?

Их ватно-путинистость, ноль-феминность.

Или, 8 марта
идет насмарку

в ПНИ незабудка —

забудка —

будь.

девочка как тебя зовут ада кто твоя мать всем фаллопиева труба

или щтт и мчч —

опора, порядок, орднунг

(бойтесь иностранных агентов, произносящих всуе)

или Петербург

подворачивается

линиями и проспектами

(тренируйте летучие мышцы его поздней готики)

или мучитель узыки

и мини стерка куль туры

выращивают

пупс земли

(не пытайтесь бибисить —

напрасно потратите время)

да и кто здесь не хочет войны? —

в этом холоде не отличишь

полярника от биполярника

РАЗГРОМ ЖУРНАЛИСТСКОГО ЦЕНТРА

прикрутите пуговицу на комбинезоне

выкл. крик ребенка

забронируйте комнату — пятиместный матрас

с надписью “ноги”

это черная точка дрона

у тебя между глаз

поэтка

липкая лента новостей

вышла из берегов

эксклюзивно первый пустой КАНАЛ

Жучок питается документами,

путая дешифровщиков, фродешивщиков.

суд в России – ссут в России

что там еще напишет

июльский паблик морозов

Мимо ежедневных арестов,

условий на новый срок,

асфиксии белых воротничков

в поисках третьей половины мозга либо

добровольной звезды во лбу

(зачеркнуть, зачеркнуть).

Среди всех разрыхлителей текста,

агентов ИНОГО,

допустим,

знания,

как Гагарин в 68-м,

полетел на март.

(Сверить с перечнем

государственных тайн,

единым реестром памятных плит,

рекомендуется зачеркнуть).

В самую сердцевину быта,

на-родное тело —

да и где еще спрятать тело? —

только в телах

(сертификат вакцинации подтвержден) —

сверху они обложены

зонами турбулентности.

снизу, в квартирной жизни, —

фронтирами амбивалентности.

(Предлагаемая правка:
“Воздух в городе Владимире —

лучшее средство от депрессии”).

кому там видится звезда

среди колючего говна?

к кому там черная воронка

приедет среди белой ночи?

какая честная надежда

утратит частное лицо?

кому отец —

народам

кому батай

татарин

7 НЕВОЛЬНЫХ ПЕРЕВОДОВ ИЗ АННЫ АРНО

Даже не знаю, как называть тебя:

неслучившаяся любовница,

морская царевна, ха-ха,

обжигающая медуза,

Кракен.

Красота как краска, заливающая лицо при

прикосновении.

Точная оболочка платья на белых камнях.

Лодочный, устричный, ставенный, лестничный скрипы.

Море, ошпаренное солнцем и солью, шипит,

откатывает.

“Ненавижу ажанов, — произносишь. — В этой стране

только монахини верят

в крепкую руку”.

Надо заканчивать с красным, писать

недозаписки, не отправлять,

думать больше о прошлом —

проще о бОльшем.

“Пугаться солнечных площадей

с непроявленной тенью —

будто что-то внутри убили”.

Только тоска и готика сада,

незавершенные кроткие дни.

Ветрено, видимо, будет ливень.

Розы вспыхивают под окном.

Дети надменны и вряд ли

станут слушать тебя,

если не смотришь в пол

или на двери, как бы не замечая

девочку-статую с невозможным лицом,

среди облачно-белого сада.

Дети жестоки и слабы,

что им

дом, покинутый всеми,

сытое временем дерево,

трюфельный камень,

остов осы между скрипучих рам?

“Все, что мы помним,

помним не мы”, — повторяю.

И отвожу глаза.

Или вот меланхолия, Анна.

Зеркало выжгло весь кислород.

Только рыбы

плывут по поверхности,

будто любовь.

Или вот память.

Его звали седов, он был русский

говорил про ангст

и витилиго

у африканских подростков.

Убирал в саду

слишком сухие ветви,

пока мы держались

за влажные руки.

Или, ты скажешь, пространство —

не свяжешь

аэропортом летающих игл.

*
3.

Так приходит мигрень,

словно невзаправдашный праздник,

сплошное зазрение слуха.

“Лето, тело, отель, лотерея”.

Время длится, Мишель,

с хорошо нескрываемой скукой.

Вот уж яблоки падают

и каппа-цигниды,

так что был ли Июнь

и его китайское имя?

Был ли тот счастливый билет

в сорок дней моложе?

Челотысячелетие, и

ни секунды подумать,

остановиться,

сказать: “Ничего не происходит”,

потому что

происходит ли

ничего?

Женщине — сорок плюс —

кажется:

никому не нужна.

Ни любовникам, ждущим

активности, денег,

еще раз активности, денег,

ни детям,

если дети случились,

как трубы смерти в лесу.

Ни кладбищенски серым цветам,

ни надгробьям цветных бутиков.

Все мои книги не написаны.

Работодатель уже отбиратель.

Твоей кошке уже 25.

Что у женщины между рук?

Безразразличная пустота.

Побережье в дожде —

неузнавшая среди воды,

неслучившаяся навсегда.

Только маяк, бубеншлаг,

очень фросто, — возвращаясь домой,

повторять.

Завернуть в воротник

шею.

Заглянуть за порог

сердца.

Внутрилампочка сопротивления

даже уже не мигает.