06 ноября 2021 | Цирк "Олимп"+TV № 36 (69), 2021 | Просмотров: 490 |

Дом открывается пунктуацией

Татьяна Шуйская

Татьяна Шуйская - прозаик. Родилась 9 июля 1986 года в городе Самара. Часть детства провела в небольшом селе Пензенской области. Окончила Самарский государственный университет по специальности «Биология». Премия "ЛитератуРРентген": шорт-лист — 2007, лонг-лист — 2009. Публикации в сборнике: "Новые писатели" (Москва); в журналах: "TextOnly", "Самарские судьбы", "Ликбез", "Берега", "Солонеба".

Жила в Самаре, Минске, Гданьске, Сопоте. В настоящее время живёт в городе Торунь (Польша).

Электрический жеребенок золотистым щенком искрится, тонкое ржание его металлическим волосом перерезает остывший след. Углеродный кубик Рубика не решается. Алмазная носовая перегородка перпендикулярна расплавленному дыханием зеркалицу. Оттеняя друг друга, мы отменяем прямые отражения. Смолчать янтарной заброшкой. Раскрыться многотомной красавицей. Перемысль. Мышь дрожащая. Ощипанные чудеса. Простой свет не похож на грубые сочленения вспышек. Голый уголь, босая улитка зрения. Мелкорогатые вещи. Двойной смысл быстрого языка ящерицы. Капустный лист на ожог. Не дуть на молоко, поджидая за углом собственную квартиру, огнём, собранным в пулю зрачка, попасть в зависимость взаимности заочной скважины. Смажьте дверные петли моего разума. Мне надо ускользнуть. Я учусь различать оттенки темноты. Сон размножается почкованием, ловит коридорами, исправляет нахмуренные брови воском. Приставная лестница предложения, складывающаяся по слогам слов. Дом открывается пунктуацией. Ошибиться на одну запятую. Банки из-под консервов с вышедшим сроком годности теперь набиты цифрами, датами, уроборосами нулей. Вот чем чревато время, вот на что ловят коренника-кита. Наживка сама ест добычу, не слезая с крючка, ставшего металлическим основанием. Существование чисел бесконечно. Их бесчисленные позвонки забивают пространство. Атланты миниатюрные. Если просветить рентгеном - они становятся волновыми, как частицы света. Так они отвечают на вопрос суверенности и уместности. Скелеты чисел становятся сувенирами, которые прячут в шкафах. Миры иных килек. Сдача с крупной рыбы звенит зеркальной чешуей. Я похожа на такую консервную банку не содержимым, но жестяным кругом отогнутой поверхности и зубчатыми краями раскрытия. Голос, присыпанный пеплом. Сверчок дела подопечной. Запечных дел мастер. Цокающее языком пространство. Тень - это хвост для ловящего, жертва или приманка, забывшая про добычу, фантомно продолжающая боль. Нет стен - негде отбросить. Бесцельная тень. Размышлять по безымянным пальцам. Летние камни собирать рукой скульптора, осенние камни разбрасывать ногой ученика, сухими комьями памяти тревожить воду. Галька oblivion. Растущие стены. Камень на камне - свидетельство места казни или Божьего откровения? Слова - блики, вырезанные струёй из речи, бегущей в темноте. Глина для грудной клетки сосуда, в который будет вложено дыхание: мечом в ножны, хлебом, рождённым в руки. Освобожденным ребром, рыбьей костью в горле. Грецкий орех, ставший смертным. Слова - переплавленные в стаканы песочные часы, чья талия теперь обозначается внешне изнутри тем, что бабушка надвое сказала. Слова постятся и полнятся, утоляют голод и вызывают жажду. Мысль изреченную уводить водой за излучину брови в колодец взгляда. По накатанной горке устаревшего языка. Падежей и наречий ускользать под откос на картонном новом. Переработанном, вторичном, используемым сейчас. Это время стремится не обратиться в час. По голубеющей кромке голубиной воды. Тают следы вместе с весенним снегом. Избранное слово возвращается в себя животворно. Гибкая пуповина речи ложится между. Речь не меч. Не возлюбленные. Сама себе мать, само свое дитя. Когда растает, сама побежит ручейком по своим делам, сама будет водить свою воду за ручку, сама родничком позовёт младенца. Ребенок осознает границы своего тела через прикосновения матери. Пробуждение снимает розовую пенку с дня варенья. Сиюминутная речь червива, с высшей пробой, со следами классики красной помады, к сердцевине ближе полна проложенных раньше ходов. Жизнь внутри плотности спелого, существование внутри вылитой из стекла груши, содержащей разреженный воздух. Временное заселение после дождя лужи. Прореженный ряд ростков на грядке. За ряд. Заряд. Заря внезапно перегорающего пространства. Литье и литий. Карминовый цвет пламени. Нейтронная звезда. Нейронная звезда сомы и дендритов. Металлическое копье соли. Лютик и бурые водоросли. Атомная масса равная семи чудесам света. Оптика Цейса. Средний формат. Лейкоциты фотографии. Клей воспаления. Луковица сновидения. Архетип. По-все-дне-в-ночь. Асфальт в крапинку после пяти минут дождя. Шёпот всегда сер. Переведем минутную и секундную стрелки дыхания: длинный выдох, короткий вдох. Оплывая огарком, помнить, что ты - свеча. Воробьи. Не-зна-чи-тельные. Своя рубашка. Опрокидывать огнедышащее прошлое карточной домной. Слепое пятно глаза, как желтое тело в яичниках не даёт разглядеть подробности, путает чешую с чернильными кляксами, отождествляет. Будем помогать подобию развиваться по правильной дорожке, по цветовому кругу внутренностей. Вот когда распрямится, ударит хищной молнией, станет белым коридором клинической смерти, будет не поздно возвращаться и вращаться вокруг своей оси, снова собирая путь, будить острым зрением веретена и погружать в сон, и помнить, что ты хоть и не Земля, но тоже планета с атмосферой и лесами, и морщинами вод, и колодезными журавлями, и танцующими журавлями, и журавлями-солдатами, и бумажными журавликами. Эта достоверность важнее, чем верность. Фронтовые треугольники, птицы-оригами японской девочки из Хиросимы. Посланиям надо придать геометрическую форму, дать бумаге четкие линии, заложить на ней углы, чтобы дошло наконец, что существование стало не просто конечным, а остроконечным.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Дерево всегда наклонено в какую-то сторону

"В твоей независимости есть что-то болезненное". Так мне сказала Эва. А я привязывалась к любому месту, в котором оказывалась на сколько-либо продолжительное время, будь то палата в инфекционном отделении или вагон поезда дальнего отправления. Весёлая судьба накрепко пришивала меня пуговицей к любой дырке в пространстве, и приходилось снова отрывать себя с мясом. В университетском дворике - пруд. Надо бы поселить в нем серебряных и золотых карасей. Каждый раз думала так, когда проходила мимо. Или карпов. Зайти в супермаркет, купить и выпустить. А потом увидела, что кто-то сделал это за меня. "Если пришла в голову мысль, которую ты можешь воплотить сразу, не стоит откладывать". Так говорил он. А мне нравилось, когда кто-то другой воплощал мои идеи, как будто бы мы ровно чертили по обе стороны листа параллельные прямые, но моя линейка оказалась короче.

Язык, как младенец, развивается в теле текста. Материнская природа-порода-плита. Книга с неразрезанными страницами. Леттеринг. Schmetterling. Снятые с производства. Снятые на черно-белую. Зебра-качалка. Я заказываю шот Б-52. Лот выпадает, жена Лота западает на другого. Остаётся в соде, заменяет дрожжи, поднимает тесто, лопается цветными пузырьками. Я хочу к маме, я хочу на авторучки. Потомки технологического процесса - винтики с прогрессирующей резьбой. Чистая механическая улыбка не отбрасывает тени, останавливает рост растений, прикладывает руку к половине шестого. Шестеренка, шест, весло. Я на другом берегу. Январь учит янтарю. Буквально по брошкам. Отрицательный резонанс - это отцы и дети. Сомкнутые ресницы - веерное отключение света. Свернувшаяся раковиной кровь спит мёртвым сном. Какая труба, какого ангела - промышленной медью, заводским дымоходом? Тиски умолчания, уховертка внутреннего слуха. Искусственный мед. Искусственный яд. Змеи и пчелы в микросхемах двоичного радужного улья. Можно идти по дороге, а можно вдоль. По-над пропастью. Солнце моё на светодиодах. Сияющая корона на батарейках. Прокаженные звезды. Ты - стыд. Совесть - совместна. Истина в червивой серединке. Червь подобен змею, но жалок. Существование состоит не из черно-белых полос на дороге жизни, но из черно-жёлтых полос ос(иного) пламени. Озарение. Всполошившееся бытие перекрашивает углы быта в красный. Перешеек островов становится серым, кружит перед лисьей листвой, надеется на доброту человеческую. Осознание осязания в векторных осах. Суверен неуверенности. Там, где земля переходит в гранитные крошки на ледяном тротуаре, в песочное печенье на маргарине. Взросление и смерть литературной героини? "Снежок" в тетрапаке? Где пасмурное небо поднимается на дрожжах. И запах кислого, и вкус солёного. И лебеди из теста плывут по черному озеру противня. Там только "бродить по болоту в красных сапожках" и мумитроллить. Поросшая травой колея. В ямку - бух! Котики смеха в животе. Удар в молоко. Белоснежная вершина парадигмы. Зона трансгрессии. Первое утро мира. Предметы и их тени. Этюд. Тюль дрожащий. Халатность, она такая, рассеянная, как свет, со связкой скрипичных ключей на верёвке, обмотанной вокруг талии. Плесень делает варенье пушистым и этот день вер(б)ным псом моего рождения. Белая акация и чёрный ворон - декорации из картона. Крафтовая бумага. Подфартило - роковой г(рай). Карета из коры тонких веток, не думающих о смерти. Мертвая дистиллированная вода выживет, сохранит температуру сомкнутых губ, обретая колодец буквы "о", выскользнет речью. Пурпурный кокон выпускает тьму, ночною прохладой сохнут юные крылья. И взлетает. Проснись, птицелов, изучи мои повадки. Сюжет этого города не складывается в мозаику. Шах и полимат. Демиург и примат. Теория струн эоловой арфы. Расширяющийся зрачок точки сбора информации. Небесный шалаш. Порог размышления. Традиции при правильном включении в круговорот потребления приносят наибольшую прибыль. Пове(т)рие. Чувство будит долг, сдает в игорный дом бедным портняжкой. Маленькое окно под крышей. Задний кармашек. Ждала, когда появится птица Levis. Джинсовое небо обманывает ручной свободой. Точки ощущаются выпуклыми, как пуговицы на блузке, которая расстегивается с трудом. Брать крепость чёрного чая штурмом бессонницы белых ночей. Мышариком на крупу. Такая картина постным маслом. Я люблю остро заточенные карандаши, а не мягкий графит, попахивающий с(т)альной свечой. Полиэстер. Эстер. Звезда уже как-то указывала на смерть, потому я ношу газовый баллончик в сумке. На всякий слу(чай). И кофе(р) тоже. Я не выбираю. Непарный звездный шелкопряд я, и моя космическая нить тянется, тянется и имеет комичный конец внутри неразборчивого отпрыска моли. Расщепленный ум, как лучина. Как личинка, питающаяся дорогой тканью. Барахтаясь в бархате, не выплыть на поверхность. Разве мир не состоит из крученых нитей? Разве у существования нет бахромы, которую можно заплести в косички? Сочувствовать платьям, вешать их на плечики. Ах, эти атласные! Согласные, гласные, вопрошающие восклицательным знаком. Человечьей не-речью. Мода тоже ведь лабораторная мышка. Писк. Короткая жизнь. Бурное размножение. Подопытный объект. Раз-мышление, два-мышление, три-кот. Эластичное полотно обладает высокой прочностью. Фам трикот. Les femmes tricotent. Золотистый выползок чулка. Жемчужное колье в пакете со шлифованным рисом. Мокрая пудра шампанского. Подвести итог легче, чем нарисовать стрелку. Точеная точка опускает вниз длинную ресницу, не соглашается с тем, что. Делим одну клавишу клавиатуры, как-никак, селям-алейкум. Из тьмы режем светлые полосы. Черно-белая фотография. Негатив. Сурьма судьбы. Споры диаспоры. Флюгеры инфлюэнцы. Судья, плюющий на пальцы. Плющ зелёный. Омела зелёная. Черное дерево. Дорогая мебель. Кленовый лист на заднем стекле машины неопытного автомобилиста. Под зонтиками стоят люди - смотрят, смотрят. Морковный запах корня века ядовитого. Бета-каротин, гамма-лучи, личи сок, дичи вкус, беги, Лола, беги. Маленькая моя, Земля-планета. Хромая лошадь с нежными губами.

Морефейное моё, с лазурными волосами, с песчаным берегом. Таскать воду. С пылу-жару. Пылкой пылью. Воронья слободка. Юнгианская песочница. Поджарый пёс. Мир пахнет медом и дегтярным мылом. Язык - это глаза. Ресницы делают глаза пушистыми в темноте, шепот - тоже. Я говорю про волю, про вольер. Они говорят про дикие леса Индии. Мы не понимаем друг друг. Числиться, а не быть. Вычеркнуть искру из боковой грани статистики. Выборка. Репрезентативна. Подарок. Просто так. Ездили на речку, привезли песок. Косвенные призраки. Это печать по заказу. Послание, летящее в Letter. Конверб. Конверт. Верба. Вера. Насыщенный раствор речи. Перегонный куб. Громокипящий. Сваренные вкрутую яйца дождевиков. Пинг-понг. Соломенное сомнение. Ярко-желтое, лаковое. Зависший экран. Зависть. Гогольное чувство. Взболтать и выпить. Скользким не подавиться. Проходит само, обволакивает внутренности, липким инеем садится на мокрые ветки. Тёплые пирожки в пакете из плотной коричневой бумаги. Вот, такая почти счастливая, шла когда-то с этим пакетом в руках, под фонарями, под золотым снегом, и улыбалась чему-то. Вылепленный виноград, нарисованные сливы. Большие детские карандаши, выпиленные из брёвен, во дворе. "Таким карандашом меня посвящали в ученики школы", - говорила Эва. Карандаши в жестяной бочке. Карандаши в банке из-под кукурузы. Пол, покрытый опилками. На них часто проливалось вино. Солёное вино станет кровью. Соленое дерево, как корабельная снасть, как колыбельная сласть, маковое молоко оптимума, красная подкладка закрытых век. Дворик со скульптурами. Синяя дверь. Непролившееся ангельское молоко зависло туманом. Осень с каштановой головой. Я - стольноградная улитка с раковиной, закрученной против хода часовой стрелки. Медленное неправильное время не даёт устать. Инфанта Present Instant Continuous. Картонные часы. Ты подводишь меня своей скоростью. Загорается красный знак предупреждения, снизь давление крови, здесь проплывают дети. У них арифметика, чистописание, морские звездочки сложных задач. Море-веве. Вне нас. Племя правящее. Расплавленный в мячи резиновый колокол расправляет круглые легкие в звенящем сталью морозном воздухе. Не смей(с я), лишаясь гол(а я?)оса. Образцы ткани. Трудные упражнения в музыке. Путь кенгуренка. Звук сверчков во время трансляции. Список рекомендованной литературы. Очинить ножом карандаш. Нож для метания фразовой икры. Закат лососевого цвета в конце странствия - выгоревший парус мечты. Мансардный этаж. Мне приснились пеликан, Богородица и целое поле рыбы с зеленой чешуей. Ветер шелестел газетами и посмеивался в длинный одинокий ус. Библиотеки. Поездки в трамваях. Рюкзаки. Руки должны быть свободны. Забавная ложечка, купленная у торговца сувенирами. Виртуальные кулуары. Чат-комнаты. Частицы. Элементарно. Окно фертильности. Второй акт. Иллюзия. Энвайронмент. Метод погружения в предмет как способ обучения не нов для котенка. Знаешь, а ведь она давно живёт в этом городе, и не была почти нигде. Строгий учитель стряхнул мел с тряпки - облако проплыло над головой, неопознанное. Уравнение с двумя неизвестными. Пусть будет импровизация. Люблю сюрпризы.

Города, похожие на раскрытые шкатулки с украшениями. На погибель птиц. Лебедь. Кормили хлебом. Изувеченное крыло ангела. Мешковина на окнах. Фотография 51. Пахнущая костром. Странница. 25 страница. Запотевший экран. Шесть на девять. Первый слой земной атмосферы. Хрупкий лемур в контактном зоопарке. Страх забавляет, да? Земля - это вода. Две трети поверхности её кожи не являются сушей. Иноходь. Жардиньерка для цветов. Окна с деревянными рамами. Морозные узоры. Извечность изувечена. Лишена конечности. Припадает на фантомную лапу. Сомкнувшиеся стрелки убывающей луны - серп времени. Месяц, срезающий себя сам под корень. Опаленные солнцем брови облаков.

F 64. Переплёт перепалки - липкая лента скотча, резко отрываемая, горящие следы. Линза, рассеивающая пшеницу света. Жесткая солома прямых лучей. Тени четвертуют спящее тело. Светобоязнь. Черный мешок на голову из экохлопка. Многоразовый. Миграция мигрени от левого виска к золотому сечению кончиков волос. Металлические волны. Круглая ртуть. Раствор соли и сахара для ели, чтобы продлить жизнь. Баланс. Верёвка и фигурка на ней. И ожидание. Чего-то. Страшного. Error 409.

Осы в системе координат. Сожаление. Множества переменных величин, малые частицы переменного тока. Тотальный износ нервной ткани. Микротомирование томов на срезы страниц. Парафиновые срезы, восковые яблоки. Таксидермия. Формалин для сохранения формы и замещения индивидуального запаха смерти формальным. Чучело. Посмертный макияж акриловыми красками.

Комариный пух одуванчиков. Пчелиный улей подсолнечника. Плоский циферблат для времени, потраченного впустую. Шелуха секунд. Чтобы разгадывать дырки в исчезающем пространстве, которое можно переварить. Цифирь. Курвиметр для прямых, дрожащих в лихорадке. Висок високосного года. Седой шрифт. Запах тмина и чужой постели. Голод концентрирует пространство в зерне, на остром конце. Птица клюёт. Рыба клюёт. Законная плоскость для взгляда за окном. Твой удел, твоя удочка с поплавком-пером. Не вырубить топором этот ненаписанный пейзаж из пространства. Тени костенеют в полдень, выбеленные семантические семена. Жгучее стекло крапивы. Мысли становятся легкими и смертельными. Кислый закрепитель. И трещины на стене. Игра в прятки, объединяющая кулак, ежа и улитку. Мне казалось, что я живу внутри раны, зарастающей лесом, загнивающей болотом, от которой все отводят глаза и делают вид, что ничего не замечают. Подобное тяготеет к подробному, подернутому ряской пруду, подсобкам и приумножению скучных деталей. Присутствуют и существуют только наказание, горох спинного мозга, сервизные коленные чашечки, пятый угол и салат "Мимо(за). Спил дерева демонстрирует взросление окружности, её голосовые связки во время кругового пения. Кружевное эхо. Терпеливая трава. Терпкая ягода. Острое семя. Мертвый сезон. Тёплый воздух, снег. Он не долетит до земли, у него есть второе имя, которое не переводится — падающий. Пенопласт дней. Треугольник Фреге. Клиффхэнгер. Иммунокомпетентность. Поверхность воды заживает, восстанавливает прозрачную кожу. Нервно кончаются в стакане клетки. Шмель пахнет шафраном. Чумные бутоны раскрываются цветами белого вереска. Достигает органзы бархат голоса. Она за забралом, металлическая лилия. Ешь с острого пера стрижа, пробуй быструю свободу. Вилочковая косточка. Тили-пили. Пилигрим. Бархатная книга. Хвостовое оперение. Расплетать ногою русалочий хвост. Вить гнездо из глиняной чешуи. Здание не обязательно кирпичи и камни, здание может быть паром (и на другой берег, если дурной сон) и облаком. Фамильное местоимение в точке кипения. Горячая вода в моем доме пахнет водопроводом, кислородом, родовой травмой. Эва, смещение в произношении на одну букву выдаёт твоё происхождение. Ты с берегов Вислы, там, где ливень висит вниз головой и пахнущий кирпичом воздух не ржавеет. Опилки дождя. Неопытное железо покрывается ржавчиной, как прыщами. Опытное - тоже. И закалённое в боях. Эва держала в шкафчике зеленку и чернила, держала в сумке бинты, которых всегда не хватало, и её марлевые тревожные дети постепенно отдалялись и вызревали в сыр. Прибывали дни, прибывали войска. Оставляя тела на талых полях, утверждала весна то, что дом - это дым. Обывательщина обломалась, диван просел и затоплен очаг. Из-под полы, из рукава - половодье.

Украсть свет и подарить его. Гений или злодейство? Преступление или преломление хлеба? Помогать себе в прошлом - эгоизм или альтруизм?

Если огонь возгордится вулканом, я приду и лягу между двух холмов, но левая грудь меньше, потому что нерожденного ребёнка прикладывала к сердцу чаще. Чаща, роща, лес, буки и буквы. Порознь унисон-трава розовеет в закат. Она, как цветы синего огня, дышащие природным газом. Я просто перекрываю его, и они опадают мгновенно.

Зависимость внутренней воды в помещении от внешней воды, то есть дождя, уже не обескураживает. Разве может хватить взгляда, чтобы охватить им этот вид из окна, чтобы захватить его и удерживать под сводом гортани до тех пор, пока не разрушится потолок и не прекратится пульсация маленькой запятой, вставленной в замочную скважину. Человек человеку - дверь и стояние на берегу по ту сторону. Внутренние голоса разговаривают с внешними, и не разговаривают - говорят друг об друга, как свечи передают пламя от одного фитиля другому. И рука - посредник. И река посреди берегов. Астрагал. Близость горизонта. Горизонтальная близость. Удаляешься. Удивляешься. Синий сказочный сон-травы. Медью охристая сосна. Паутина крестовика. Раскрыто крыло рук Буллока. Взаимовнимание. Небо пахнет птицами. В углу стоит заплаканный зонтик. Слишком тихо и холодно. Испуганная вода дрожит отражением. Куда улетают воздушные шарики? Они становятся плавательными пузырями внутри рыб. Слушать животом. Любовь есть сочинение. Позвоночная боль горных хребтов. Радость должна быть совершенной.

Обстоятельства места и времени. Кто там стоит в моей душе, кто врос деревом и уйти не может?