27 ноября 2019 | Цирк "Олимп"+TV № 32 (65), 2019 | Просмотров: 992 |

Германия: осенняя сказка. Путевые заметки на полях конгресса славистов в Трире.

Михаил Павловец

Для нашего брата преподавателя любая поездка на конференцию, особенно заграничную, куда на один день не смотаешься, – счастье и катастрофа одновременно. Счастье – потому что несколько дней, проведенных в отрыве от привычной среды и учебного процесса, основательно перезагружают мозги и позволяют подзарядить подсевшие батарейки; очутившись в иной атмосфере, набрать в легкие побольше воздуха, чтобы по возвращении вновь погрузиться на дно учебной текучки. Катастрофа – потому что ритм определенного на месяцы вперед расписания обычно ломается, пропущенные занятия перепрыгивают в те немногие окошки, которые ты заранее отвел себе на работу в библиотеке или за письменным столом. Так что накопленный воздух свободы, коллегиального общения и туристических впечатлений с жалобным писком выходит через дырочки в правом боку, пробитые целым залпом из пропущенных дедлайнов и цейтнотов.

*  *  *

«Славистентаги» - съезды немецкоязычных славистов – аналог куда более популярных конгрессов ASEEES, проходящих, как правило, в США и собирающих англоговорящих специалистов со всего мира. Но они похожи как сущностно, так и форматно, будучи смотром славистических сил и местом встречи тех, кого судьба развела по разным городам и странам. Небольшие тематические конференции собирают обычно 2-3 десятка участников, объединенных интересом к одному кругу проблем и предметам исследования, так что хочется (а если и не очень, то все равно приходится) ходить на все заседания и слушать большинство докладчиков. На конгрессах же счет участников ведется на сотни, затеряться среди которых гораздо проще – к тому же тематика большинства секций для тебя абсолютно чужда, а вот количество съехавшихся туда старых знакомых и друзей, с которыми ты, как правило, разделен государственными границами и потому видишься нечасто, велико – как и велик соблазн сбежать с некоторых заседаний и потратить освободившееся время на общение и обзор местных достопримечательностей. По крайней мере, отправляясь на «XIII Славистентаг», который в этом году проходил в старинном немецком городе Трир, в котором я не так давно провел полгода в рамках одного научного проекта, я уже точно знал, изучив программу, что на конференции будет друг моих студенческих лет, ныне – профессор Венского университета, и в какой момент мы сможем с ним сбежать в расположенный недалеко от Трира Люксембург и вдоволь набродиться и наговориться.

*  *   *

На пассконтроле в аэропорту Кельна/Бонна офицер пограничной службы попросил показать приглашение на конференцию. Приглашение распечатать я забыл, начал сбивчиво объяснять ему, что оно есть у меня в компьютере, показывать бронь отеля и обратный билет. Все это время с соседней стойки мне пытался помогать невзрачного вида мужичонка, проходящий пассконтроль вместе с семьей: такой типичный славянский работяга, коренастый, с большими руками и нехорошим цветом лица, видимо, возвращавшийся с исторической родины на свое рабочее место, где он нелегко зарабатывает свой хлеб. Убедившись, что я сам нашел общий язык с пограничником и был пропущен, он нагнал меня - и начал оправдывать дотошного офицера:
- Они тут в последнее время со всеми зверствуют. Потому что сейчас понаехали чернож.ые...
Я растерялся:
- Так вроде я не похож на... них...
- Да все мы тут похожи на чернож.ых! - вдруг горько махнул рукой мужичок.

*  *  *

Говорят, немцы страшно переживают, что Германия, с их точки зрения, перестает быть «страной философов и поэтов» – выход из положения они видят в том, чтобы приглашать к себе как можно больше поэтов, философов и их исследователей из тех стран, где поэзия и философия еще живы. Однако для рассмотрения частных вопросов и творчества конкретных персон в обеих дисциплинах они предпочитают проводить небольшие закрытые воркшопы, семинары или мини-конференции на 1-2 дня, на мероприятия же в формате конгрессов выносятся темы, где поэзия или философия выходят в смежные пространства или конвергируют друг с другом. Вот и я приехал в Трир для участия главным образом в двух взаимосвязанных панелях – «Лирика в открытом пространстве» и «Поэзия делает политику»: на первой поэзия рассматривалась в различных проекциях на смежные виды искусства, на второй – в своих социальном и политических модусах. Такого рода широкие темы способны привлечь довольно много слушателей, которым не слишком интересны частные аспекты поэтологии или философии, но вот послушать про поиски в области визуального чешских или польских поэтов, перформансах поэтов Украины, о поэзии феминистской или политической приходило довольно много сторонних слушателей.

*  *  *

Познакомился с профессором серьезного немецкого университета, в котором работает знакомый мне ученый, выходец из нашей страны, большая умница и известный специалист... "Как у него дела?" - спрашиваю, и вдруг мой собеседник мрачнеет: "Мы с ним не общаемся... Он стал очень... сварливым человеком, перессорился со всеми на кафедре. Лично я бы это вытерпел, но он обидел многих близких мне людей, не только меня. Раньше мы были очень близки, были друг у друга в гостях - но сейчас почти не разговариваем".
"Что это - возраст?" - спросил я. "Да... пожалуй, это подходящее объяснение..." - грустно согласился мой собеседник.

*  *  *

«Одно из отличий Германии и России, на что обращают внимание приезжающие к нам немцы, - недавно услышал я от коллеги, – это то, что в России никогда не опаздывают поезда, но все и всегда опаздывают к началу конференции. В Германии же – наоборот: не слишком принято приходить, когда первый из коллег уже начал свое выступление, а вот из-за задержки  поезда опоздать на пересадку или даже на самолет – милое дело!». Действительно, конференции в Германии начинаются весьма пунктуально, а на доклад и обсуждение отводится столько времени, что мало кто его перебирает. При этом немцы очень обстоятельны в обсуждении: считается правилами хорошего тона, когда каждый из слушателей задает свой вопрос докладчику, чье выступление дважды – после окончания доклада и после ответа на вопросы – приветствуется не аплодисментами, а громким стуком костяшками кулака по столу. Вопросы могут быть разными – и на уточнение, и в качестве возражения, и почти всегда развернутыми в отдельную мини-речь. Впрочем, на наших секциях возражений было немного: в основном докладчики рассказывали о том, что скорее неизвестно остальным присутствовавшим.
Так, Томаш Гланц  (Цюрих) рассказывал  об экспериментах славянских поэтов (например словенско-хорватской «OHO Gruppe», в названии которой встретились Ухо и Око) с видеоизображениями – опыты, подготовившие нынешний расцвет видео-поэзии; Хенрике Шмидт (Берлин) – о поэтических   интервенциях болгарского поэта Пламена Дойнова в области политического и социального («нова политична поезия», «нова социална поезия», «новый сентиментализзм» ­– все это напомнило мне разговоры вокруг актуальной поэзии в России); Клавдия Смола (Дрезден) рассказывала о слэмах польского поэта и перформера Яша Капелы.
Затем тематика секции сузилась до собственно политической тематики, и Дирк Уффельман (Гиссен) рассказывал о перформативах в политической лирике Украины, тему подхватила Анна Гаврилюк (Трир), рассказав о литературной жизни на Донбассе, Райнер Грюбель (Ольденбург) сделал доклад о поэтическом субъекте и политическом хабитусе Алины Витухновской. Где-то здесь прозвучало и мое сообщение о том, как чистое поле страницы становится политическим высказыванием не только на центральных площадях постсоветских городов («пустые листовки», «воображаемые плакаты»), но и в стихотворных книгах поэтов.  

*  *  *

Что же касается вечных опозданий легендарного Дойче Бана, которые постепенно сами по себе начинают порождать легенды,  - действительно, это еще один из пунктов разговора в жанре «Германия уже не та»… Впрочем, опозданий далеко не только немецких поездов – запланированный с другом «вылет» (как говорят немцы, вместо нашего «набега») на Люксембург чуть не сорвался из-за того, что мы решили сэкономить деньги и вместо 29 евро на поезде купить за 12 евро билет в оба конца на автобусах FlixBus.  Однако ни туда, ни обратно дождаться автобуса не удалось  – и пришлось дополнительно выложить круглую сумму за поезд, чтобы все-таки совершить запланированное путешествие. В принципе, я до этого уже попадал в ситуации, когда водитель FlixBus’a вдруг сворачивал с автобана на заправку, заявлял, что его рабочий день окончен – и он не имеет права больше сидеть за баранкой – после чего мы сообща ждали, когда подвезут его сменщика и мы продолжим свой путь. Не попадал как-то на нужный автобус и мой друг: прекрасно владеющий несколькими европейскими языками, он попросту не смог выяснить, где еще может ждать его автобус, если его нет на положенном месте – и потом увидел, как этот автобус проехал мимо него не останавливаясь и растворился в прекрасной дали. Здесь же, похоже, другая история: когда небольшой отрезок между Триром и Люксембургом – одна двадцатая всего маршрута автобуса, а вся Германия как раз занялась ремонтом путепроводов – и встала в пробках, опоздание автобуса на 1,5-2 часа стало привычным делом – и FlixBus’ом пользуются те, у кого много свободного времени или совсем немного денег. Причем опоздание поезда тебе будет компенсировано деньгами (включая такси за ночной переезд или опоздание на самолет), а вот потерянные деньги за FlixBus компания может только зачесть в счёт будущих поездок, что в свете новых потенциальных опозданий и неприходов их автобусов звучит просто интригующе, если не заманчиво. (Когда ехал в поезде в аэропорт, словно бы специально за спиной у меня устроилась шумная толпа немцев - и вовсю глумилась над FlixBus. Клянусь, я не обсуждал с ними своего опыта!)

*  *  *

Трир – университетский город. Это значит, что бюджет города во многом построен вокруг университета и его нужд, а средний возраст его жителей, несмотря на почтенные годы самого города, некогда – римского Треверума – весьма невелик. Но университетский статус Трира означает и то, что Университет многое делает для его нужд. Вечером перед отъездом мы бродили по несу с моими трирскими друзьями: на улицах и площадях школьники здешних школ совместно с Университетом рассказывали о своих научных достижениях и проектах городу, университетские психологи консультировали жителей, археологи – демонстрировали действующую модель баллисты, историки – всем желающим давали попробовать пописать стилусом на вощаной tabula rasa  – так, что все мероприятие превратилось в маленький городской праздник.

*  *  *

Что впечатлило в Германии - большое количество заброшенных полустанков. Здания, судя по архитектуре, вековой постройки, частично законсервированы (но в общественный сортир не превращены!), частично - превращены в небольшие отельчики или что-то вроде детских клубов (судя по вывескам). Кассы в них не работают - поезда здесь останавливаются по требованию, желающий может купить билет по интернету или в билетном аппарате, поднять руку - и проходящий мимо поезд притормозит, чтобы его подхватить. Помню, как-то решил съездить из Трира в Шенген – маленькую люксембургскую деревушку на границе трех стран. Добираться надо было на электричке до станции Перл – симпатичный городок в 38 км от Трира, а затем уже по мосту перебраться на люксембургскую часть. Так вот, хотя для электрички это была конечная станция, вокзал был заколочен (хотя общественным сортиром и не пах), билеты следовало покупать в автомате, а машинист, покуривая у поезда, махнул мне рукой, чтобы я не бежал, возвращаясь с прогулки к колыбели Объединенной Европы, дождался, когда я добегу и загружусь в вагон, позубоскалил с каким-то приятелем – и тронулся в обратном направлении, как будто это не электричка, а маршрутка (и да, в вагоне я был совершенно один). Поразила и картинка на одном из полустанков под Кобленцем, увиденная через окно поезда: березовая рощица, выросшая прямо на железнодорожных путях. Похоже, когда-то это был серьезный транспортный узел, теперь же пустая платформа – и фантасмагорические деревья, словно проросшие из шпал.

*  *  *
- Ещё два минутен! - сказал умилительный карапуз в очереди на посадку на рейс Бонн/Кёльн – Москва