22 мая 2018 | Цирк "Олимп"+TV № 28 (61), 2018 | Просмотров: 2177 |

ОТ КАМНЯ К КАМНЮ

(О книге Галины Рымбу "Время земли". - Харьков: книжная серия журнала «Контекст», 2018. – 60 с.)

Анна Грувер

*
то, что видит

Момент речи; та самая точка или интервал (в тесном переплетении теории музыки и теории относительности – промежуток, расстояние; и связь в пространстве-времени). Даже воспоминания, даже работа с памятью неизбежно концентрируется в этой точке: «долго ли так будет, ты спросил, погружая в землю красные пальцы», – и в ответ: «пока прикасаемся».
Пульсирующая точка, где уже произошедшее сталкивается с будущим произошедшим и образует то происходящее, которое совершается исключительно в момент коммуникативного языкового высказывания и его восприятия: «глина кричит, отслаиваясь в геолокацию; и то, что еще снится, погруженное во время, существует неразмещенное рядом». Пространственная и временная идентичность, которую Гегель определял как предмет чувственного сознания в «Феноменологии духа» – здесь и теперь – называется «магмой промежутка сознания». Горной расправленной породой в земной коре промежутка сознания.

Время земли – «на границах прерванного мышления».
Здесь и теперь – время земли.

Во «фрагментах из цикла “лишенные признаков”», в одном из стихотворений Галины Рымбу: «…неопределенный шум в рядах гражданских; комбатант, захвативший старую баржу; и спирт в горле; и Харьков – пункт сбора помощи». В различных воплощениях (журнала, издательства, международного фестиваля, реализовавшегося в марте в Харькове) «Контекст» заявил о себе новой книгой именно Галины Рымбу, тем самым – как проект – начался уверенно и бескомпромиссно. Кураторы Екатерина Деришева и Владимир Коркунов на последних страницах «Времени земли» анонсировали готовящиеся к печати два следующие издания книжной серии: «Крики рук» поэта, переводчика Лесика Панасюка и сборник нейролирики.

Пошагово и последовательно, здесь и теперь, зарождается не столько отдельно взятый билингвальный проект, сколько в целом иная парадигма (еще не осмысленная) взаимодействия актуальной поэзии по обе стороны пограничного контроля – геополитического, языкового. Об этом свидетельствует, например, интервью Александра Авербуха, взятое перед презентацией книги «Свидетельство четвертого лица» (НЛО, 2017) в рамках масштабного фестиваля «kyiv poetry week». В качестве примеров: и сам фестиваль, и одно из недавно созданных издательств новой генерации – «Лоція». Создается общее дискурсивное поле, «совокупность анонимных исторических правил, всегда детерминированных во времени и пространстве правил, которые в данную эпоху и для данного социального <…> или лингвистического сектора определили условия осуществления функции высказывания», – как писал Фуко в «Археологии знания».
Я говорю о поэзии новой, в противном случае происходит лексическая объективация: молодая поэзия перестает являться таковой, стоит ей только самопровозгласить молодость, согласиться с подобным возрастным маркером, как идентификационным, оценочным. Критерий молодости поэзии как правило определяется старшим поколением; изживание терминологии эйджизма в критике не менее важно, чем борьба с бытовой дискриминацией.
Пускай понятие «новизны» воспринимается как заведомо условное: то, что прежде не создавалось и не могло быть создано прежде. Новая поэзия – поэтический акт, совершаемый в момент речи.

О новой книге Рымбу – именно о таком акте. Абстрагироваться от ранее совершенных высказываний, воспринимая их в качестве набора тех самых условий, совокупностей. И, снова цитируя Мишеля Фуко, «увидеть высказывание в узости и уникальности его употребления, <…> – показать механизм исключения других форм выражения».

*
то, что говорит

Стихотворения Галины Рымбу переводились на английский, немецкий, итальянский, шведский, латышский языки; переводами на украинский язык занимается сейчас поэт Янис Синайко. Старый и, казалось бы, болезненный вопрос: о необходимости художественного перевода с русского на украинский. В этом случае перевод (интерпретация) – и есть часть нового дискурсивного поля, где нет места прежним спорам, полярность которых просто находится вне. О ситуации, когда «поэтическое поколение создается людьми и из людей, для которых внутренняя свобода является если и не совершенно естественным состоянием, то настоятельной необходимостью» писал Станислав Львовский в «Объяснение в любви. Галине Рымбу: Полностью переживаемое происходящее» в первом номере «Воздуха» 2016 года.

Оттуда же: «Преодоление ощущения неуместности требует не более и не менее как решимости совпасть с собой – то есть обрести субъектность. И эта новая субъектность предъявляет, парадоксальным образом, не вроде бы очевидное требование обособления. Напротив, она требует умения в те или иные моменты ощутить себя частью общности <…> не жертвуя автономией – личной, социальной, культурной».

«…но есть ли там что-то от нас? то, что стало возможным в прекращенном мышлении», –

говорит Рымбу сейчас. Ранее, еще в 2014 году Евгения Риц рассуждала о предыдущей ее книге «Передвижное пространство переворота» как о книге об истории – «с распада СССР до сюжетов, в которых фигурируют Толоконникова и Павленский» – и об истории вообще, называя поэзию Рымбу историософской. В конце рецензии Евгения Риц отмечает, что «время не кончается <…>, и само ощущение этого, схваченное – но нет, не схваченное, потому что ничего нельзя схватить, а переданное».

Теперь же во «Времени земли» происходит отказ от осмысления исторической памяти в линейном времени – память существует только в момент речи, в пределах которого возможно все и за пределами которого все исчезает: «как будто иглой ты стала, стал этим утром и прокалываешь восприятие; и снова все в шов возвращается: то, что ты моя мать или книга, – вы вместе погружены в песок лица».
Если прежде Дмитрий Кузьмин в предисловии к книге Рымбу «Кровь животных» писал, что она «отчаянно взыскует субъектности, которую дает только действие, – тем отчаяннее, что возможности действия не видит», тогда в только что изданной книге на смену действию и самой возможности действия приходит мышление, возможность мышления.

«направленное движение и движение лишенное состояния;
шахты памяти в которых сверкает черная кожа, двигаются белки детских глаз; память носителя взрывается до выгрузки в общее восприятие; частности, погруженные в общение с собственным отражением, <…> публичная речь организована по типу бурения скрытой поверхности, на которой каждый камень знает свое состояние, а ты – нет»

Совершенно иное высказывание Рымбу (лекторки Санкт-Петербургской школы нового кино), параллельное поэтическому. Но немаловажно привести дословно – в журнале «Сеанс» о фильме «Комбинат “Надежда”» Наталии Мещаниновой: «…единственным выходом здесь, на мой взгляд, является кино как критический анализ, данный в движущихся образах. <…> Иначе мы рискуем забыть, что любое искусство, и кинематограф тем более, – это способ мыслить и осмыслять, а не только выражать и отображать действительность». Безусловно, критическая оптика может не совпадать с оптикой поэтической, но здесь так происходит; я бы сказала о стихотворениях Рымбу именно «мыслить и осмыслять», – как бы абстрактно и произвольно это ни прозвучало в ином контексте.

Движение воплощается через его осмысление. Максимально сокращенное фокусное расстояние, наблюдение за делением клеток. Замедление до абсолютной остановки, которая и есть мгновение – расстояние, интервал, промежуток – между действием и действием, даже если конечное действие является смертью или рождением.

«двигаясь от метода к размещению исключенном под мусорным куполом, в тени твоего живота, оставленные огнем восприятия, они – лишь промежуток, перехваченный отстраненным моментом лица, точнее, камеры, погруженной в лицо, названное ранее бездействует, сдерживая тем самым ледник бедного значения»

Осмысление в свою очередь осуществляется через называние, наименование; песок осмысляется через небо; «продолжается движение наружу, заключенное в крипту упадка: грязь, глина, объединенные ценности, стачка кода, лицо, поднесенное в серном свете сбоку от тела».  Вещественность, не в значении вещи – но в значении агрегатных состояний веществ, одно из которых в поэзии Рымбу есть мысль. Беньямин в «О языке вообще и языке человека» писал, что «сам язык не высказывается в самих вещах совершенно», но магическая общность человеческого языка с вещами нематериальна, «и символ тому – звук». И Рымбу озвучивает: время земли, границы сухого тела, огонь восприятия.
Тело в целом, география тела осознается и исследуется подобно Земле, покрытой пигментными континентами, с внутриутробным вулканом-эмбрионом. То самое напряжение, о котором говорил в уже упомянутом тексте Львовский: «между жизненной необходимостью сохранить автономию и моральной необходимостью этой автономией пожертвовать».

*
встреча стала возможной

Композитор Антон Веберн, последователь атональной школы, в своих лекциях «Путь к новой музыке» так высказывался о возникновении полифонии: «Мысль рассредоточена в пространстве, она заключена не в одном-единственном голосе – один голос не может выразить ее полностью – это может сделать лишь союз голосов». Он говорил, что новая музыка – это музыка небывалая. Новая поэзия – это поэзия небывалая.

«если это все еще можно считать восприятием, то они могли бы остаться здесь, среди других форм. скрытые памятью или нагруженные узлами будущего, снимающего состояния слой за слоем с мертвых тканей, запускающего процессы регенерации прямо в земле, в вывернутых корнях, когда приблизилось ее лицо, точнее, камера, вписанная в капли лица, чтобы принять нас за окружающие превращения; то, что видит и то, что говорит, размещено таким образом, что встреча стала возможной»