22 января 2018 | Цирк "Олимп"+TV № 27 (60), 2017 | Просмотров: 1037 |

Поэзия одной строки, Или уникальный путь строгого стиховедения

Анна Голубкова

Подробнее об авторе


рецензия на монографию Кузьмин Д. Русский моностих: Очерк истории и теории. — М.: Новое литературное обозрение, 2016. —432 с.

Постороннему наблюдателю современного литературного процесса появление этой монографии может показаться несколько неожиданным – все-таки основные интересы Дмитрия Кузьмина относятся к сфере поэтически актуального. Читающая публика больше знает его как издателя, организатора литературной жизни, оригинального поэта, автора статей о текущей литературе и разящих оппонента наповал полемических заметок. И конечно, сам дух несколько отстраненного академического исследования явно противоречит страстной и многомерной живой литературной реальности, которую практически невозможно уместить в какую-то одну жесткую схему. Однако стоит только открыть эту замечательную книгу, как ответ на заданный вопрос сразу же обнаруживается: моностих дает Дмитрию Кузьмину уникальную возможность изучить природу стиха вообще, а кроме того, выявить наконец ту границу между стихом и прозой, о которой постоянно спорят исследователи современной поэзии. Обе задачи, безусловно, имеют самое прямое отношение к основным направлениям литературной деятельности автора этой книги. Ведь если простому читателю может быть совершенно безразлично, к какому роду и жанру можно отнести понравившееся ему литературное произведение, то для редактора и издателя этот момент является жизненно важным и в некотором роде конституирующим его собственную стратегию. Кроме того, такой человек неизбежно оказывается в уникальной позиции по отношению ко всему новому, что возникает в современной литературе. Никто на данный момент, как мне кажется, не знает актуального состояния русской поэзии лучше Дмитрия Кузьмина, что не могло не отразиться на основательности данной научной работы и на объеме проанализированного в ней материала. Таким образом проблема, сформулированная исследователем в самом начале работы: «Исторически и теоретически он [моностих] важен как феномен, маркирующий границу стиха, и при этом, благодаря малому объему каждого текста и обозримому количеству текстов, позволяет провести анализ того или иного элемента текста или аспекта поэтики с привлечением всех имеющихся текстов данной формы» (1) – имеет прямое отношение ко всей литературно-организационной деятельности автора книги, более того, придает этой деятельности непоколебимое теоретическое основание.

Несколько раз на просторах социальных сетей возникали уже дискуссии по поводу отнесения некоторых произведений к прозе или поэзии. И вот наконец у нас появилось вполне достаточное определение, которым может воспользоваться любой автор, размышляющий над тем, посылать ему или нет свои стихи в журнал поэзии «Воздух». Опираясь на рассуждение М.И. Шапира, памяти которого и посвящена монография, «о Ритме как общем (конструктивном) принципе всякой поэтической речи» (2), Дмитрий Кузьмин делает следующий вывод: «деформированная семантика, установление регулярных метаграмматических связей, характеризующие поэзию, суть проявление работы Ритма, представляющего собой повтор различного в подобных позициях и подобного в различных позициях (раскрывая тем самым сходство в различии и различие в сходстве) и действующего по конвенциональным (канонизированным) и неконвенциональным (неканонизированным) каналам» (3). Однако при этом стихотворный текст, что особенно важно при изучении моностиха, не может быть опознан сам из себя – «обнаруживать в тексте явление Ритма побуждает нас конвенциональной природы сигнал» (4), наиболее канонизированным сигналом является стиховая графика, которая в случае моностиха становится окружающим строчку белым пространством страницы. Понятно, что интересный вопрос, может ли стать таким сигналом обозначение автором некоего текста как стихотворного или же в самом тексте должно находиться дополнительное указание на общепринятое для данного момента представление о стихе, выходит далеко за рамки этого исследования, хотя и закономерно возникает во время чтения первой главы.

Именно первая глава «Моностих как теоретическая проблема» и посвящена рассуждениям о природе стиха, без понимания которой невозможно четкое определение предмета и соответственно границ исследования. Дмитрий Кузьмин подробно останавливается на определениях как моностиха, так и стиха вообще, данных Ю.Н. Тыняновым, Б.В. Томашевским, В.М. Жирмунским, М.Л. Гаспаровым, Ю.М. Лотманом, В.П. Буричем, Г.Н. Токаревым, М.И. Шапиром, Ю.Б. Орлицким, С.И. Кормиловым, В.А. Никоновым, В.Ф. Марковым, В.Е. Холшевниковым и многими другими. Особую ценность этот раздел монографии представляет для читателей, интересующихся научным изучением форм поэтической организации текста, но не имеющих специальных знаний в области стиховедения. Такой подробный перечень различных точек зрения, на мой взгляд, в каких-то других работах обнаружить довольно сложно. Несколько не хватает, конечно, описания исторического изменения взглядов на стих/моностих, потому что Дмитрий Кузьмин выстраивает свой анализ скорее по тематическому принципу, сопоставляя разные точки зрения и выбирая из них наиболее, по его мнению, обоснованную. Однако такая ретроспектива, конечно же, очень сильно расширила бы рамки данного исследования, не говоря уже о том, что при выбранном подходе исторический аспект понимания стиха не является таким уж необходимым, а история собственно русского моностиха раскрывается в последующих главах. Особенно следует отметить полемический анализ библиографии, очень украсивший, на мой взгляд, не только эту главу, но и всю книгу. Правда, чаще всего полемика вынесена в постраничные примечания, которые в результате представляют собой интересное параллельное чтение, временами чуть ли не перетягивающее на себя внимание от основного изложения.

Во второй главе «Моностих и смежные явления» Дмитрий Кузьмин рассматривает такие фрагменты текстов, которые по своей структуре могут быть сходны с моностихом и таким образом отчасти проясняют его природу и возможные способы функционирования. К таким явлениям автор отнес палиндромы, однострочные комбинаторные произведения, однословные тексты, одностишия в составе стихотворного произведения, в том числе и однострочные строфы, начальные и финальные строки, заглавия стихотворений, однострочные эпиграфы и др. Особенно интересно выделение так называемого «читательского моностиха», «который представляет собой строчку, выхваченную читателем из многострочного текста и затем существующую автономно в читательском сознании» (5). В этой части монографии Кузьмин затрагивает принципы рецептивной эстетики. Понятно, что исследование стихотворения с точки зрения его читательского восприятия выходит далеко за рамки проделанного Дмитрием Кузьминым фундаментального исследования. Однако сама постановка проблемы в составе корпуса вопросов совершенно иной направленности представляется довольно-таки важной на фоне недостаточной изученности этой темы в российском литературоведении.

Однако наибольшее значение в данной монографии, конечно, имеют главы, работающие с фактическим материалом. Прежде всего это обширная и основательная третья глава «История моностиха в России: от Николая Карамзина до Николая Глазкова». Исследователь выявляет тенденции использования моностиха в русской литературе начиная с эпитафий, черновых отрывков и переводов из древнегреческой поэзии и заканчивая сознательным применением этой формы в стихах Ильи Сельвинского, Сергея Нельдихена, Николая Глазкова и др. Особое внимание уделяется знаменитой строчке Валерия Брюсова – поворотному пункту в развитии этой формы, ставшей «наиболее концентрированным выражением некоторой общей для ранней русской модернистской поэзии закономерности» (6). Часть главы, посвященная читательскому восприятию этого моностиха, представляет собой не только познавательное, но и крайне увлекательное чтение: Дмитрий Кузьмин рассматривает не только все отклики на это произведение, но и принципы его функционирования в русской литературе рубежа XIX-XX веков. В заключение исследователь отмечает: «Резонанс, полученный брюсовским текстом, был огромен. Крохотное стихотворение помнилось спустя годы и десятилетия, выступая в качестве квинтэссенции брюсовской поэзии (а то и вообще поэзии рубежа веков), — при том, что оценка и расстановка акцентов могли различаться в деталях» (7), более того, «следующие появившиеся в русской поэзии моностихи создавались в очевидном диалоге с брюсовской строчкой»8. Далее Дмитрий Кузьмин обращается к «радикально-футуристической линии» в развитии русского моностиха, в частности, подробно рассматривает произведения Василиска Гнедова и проблему однострочных стихотворений в творчестве Даниила Хармса. И завершается эта глава впечатляющим обзором применения моностиха в западноевропейской и американской поэтической практике, в результате которого Кузьмин приходит к следующему выводу: «Сопоставляя ранний период развития русского литературного моностиха в первой половине XX века с опытом ведущих западных поэзий, правомерно говорить о пионерской, хотя и не замеченной за пределами России, роли русских авторов. Моностих Брюсова был, судя по всему, первым в новейшей поэзии отдельно опубликованным однострочным текстом» (9).

В четвертой главе «Современный этап в развитии русского моностиха» Дмитрий Кузьмин выявляет и вводит в научный оборот массу ранее неизвестного широкому читателю материала. Эта глава поделена на три части по хронологическому принципу: 1950-60-е годы, 1960-80-е, 1990-2000-е. В первой части рассматриваются публикации Ильи Сельвинского, Владимира Маркова и тексты Леонида Виноградова, которые сыграли ключевую роль в «легитимации моностиха в качестве законной формы поэтического высказывания» (10). Вторая часть рассматривает большой корпус текстов как известных и относительно хорошо изученных, так и вовсе не известных широкой публике авторов, причем акцент делается прежде всего на последователях авангарда: «Характерно, что — за вычетом работавших в субполе официальной советской поэзии Василия Субботина и Романа Солнцева — на протяжении полутора десятилетий нам встречаются в истории русского моностиха исключительно поэты, определенно связанные с авангардной традицией: прямые или косвенные наследники футуристов, конструктивистов, обериутов» (11). В третьей части Дмитрий Кузьмин делает попытку классификации моностихов по формально-содержательному принципу. В частности, для современной русской поэзии он выделяет следующие направления развития этой стихотворной формы: античная стилизация, ориентация на японскую прозаическую миниатюру, развитие моностиха из пословицы, авангардно-абсурдистская линия, «моностих Вишневского», моностих, построенный на интертекстуальной игре, лирические моностихи – в том числе любовные, пейзажные, философские, гражданские, психологические. Конечно, хотелось бы поподробнее остановиться на каждом виде моностиха, потому что Дмитрий Кузьмин не только приводит примеры и разбирает эти произведения с формальной точки зрения, но и вписывает их в определенный контекст. Однако все это превратило бы рецензию в подробный реферат, и потому всех желающих ознакомиться с деталями отсылаю к самой книге. А завершается четвертая  глава описанием тенденции публикаторов видеть моностихи там, где их раньше совершенно не обнаруживали, а также еще одним интересным обзором принципов существования моностиха в зарубежной поэзии.

И наконец пятая глава называется «На подступах к поэтике моностиха», она содержит два раздела, посвященных названию и пунктуации в русском моностихе. Здесь Дмитрий Кузьмин демонстрирует, как на относительно ограниченном материале моностиха может быть проведено полноценное стиховедческое исследование. Собственно говоря, этот аналитический принцип заявлен в самом начале главы: «Уникальность моностиха как объекта исследования состоит, помимо прочего, в том, что благодаря минимальному объему каждого текста и достаточно ограниченному общему количеству текстов как сбор статистических данных, так и анализ конкретного текста возможно провести на том уровне полноты, какой едва ли достижим в большинстве других случаев. В этом смысле моностих выступает как чрезвычайно удобный материал для отработки путей и методов стиховедческого исследования» (12). В заключении Дмитрий Кузьмин пишет о тех интересных перспективах изучения моностиха и стиха вообще, которые открываются в результате проведенного им фундаментального исследования. Особенно хочется отметить великолепную библиографию, которая занимает 55 страниц, то есть примерно 1/8 часть всей книги, и которой может дополнительно воспользоваться любой человек, интересующийся вопросами стиховедения.


______________________________
1.Кузьмин Д. Русский моностих: Очерк истории и теории. М.: Новое литературное обозрение, 2016. С. 14.
2. Там же. С. 25.
3. Там же. С. 26.
4. Там же. С. 27.
5. Там же. С. 54.
6. Там же. С. 128.
7. Там же. С. 135.
8. Там же. С. 137.
9. Там же. С. 179.
10. Там же. С. 217.
11. Там же. С. 239.
12. Там же. С. 320.