16 марта 2020 | Цирк "Олимп"+TV № 33 (66), 2020 | Просмотров: 3391 |

Джим (Джеймс Дуглас) Моррисон – поэт (часть1)

Елена Зейферт

(Вторую часть эссе можно прочесть здесь)

Истинная дверь всегда открыта, но люди бьются в двери, нарисованные на стене ими самими.
Симеон Афонский

Личность и творчество Джеймса Дугласа (Джима) Моррисона:
проблема рецепции

Прямая, сообщающая поэтика художественного слова свойственна творчеству отдельных фронтменов рок-групп, к примеру, Джона Фогерти («Creedence Clearwater Revival») или Константина Кинчева («Алиса»). Поэзии же Джима (Джеймса Дугласа) Моррисона, лидера, вокалиста, автора текста и музыки большинства песен одной из самых влиятельных рок-групп «The Doors», присуща косвенная подача образа, сложные ассоциации, «тёмные глубины» символизма. Непрямой отсыл к образу у Моррисона наблюдается порой и в песне. Как ему, ставшему чрезвычайно популярным рок-исполнителем, одним из лучших за всю историю рока, удалось превратить такую подлинную поэзию в песню? Как взаимосвязаны его поэзия и песенные хиты «The Doors»?

Харизматичный и артистичный, Моррисон в составе группы стремительно стал рок-легендой. Свои поэтические сборники, вышедшие за счёт автора («The Lords. Notes On Vision», 1969, 100 экз.,  «The New Creatures», 1969, 100 экз.), Моррисон подписал полным именем James Douglas Morrison. (Две первые книги под одной обложкой в 1970 и 1971 г. выпустило нью-йоркское издательство «Simon & Schuster» – при жизни поэта и после его смерти (затем они пережили ряд переизданий). Известен факт недовольства Моррисона обложкой первого из них). Третью книгу «An American Prayer», 1970 (тираж 500 экз.), он подписал Jim Morrison. Но стратегия обособления поэтической ипостаси от сценической всё же очевидна. На основании этого стоит задуматься над тем, чтобы его поэтическую ипостась обозначать именно таким именем: James Douglas Morrison, Джеймс Дуглас Моррисон[1], в скобках после полного имени можно ставить уменьшительную форму, выбранную им для псевдонима: James Douglas (Jim) Morrison, Джеймс Дуглас (Джим) Моррисон. Я предпринимаю эту попытку в данной статье[2].

Поддерживаю версию о том, что Моррисон был в первую очередь поэтом при его неординарных вокальных данных и сценической харизме, неотделимых от его синтетического литературного, музыкального, театрально-сценического образа. Это человек большого поэтического дарования, другие ипостаси его таланта «работают» на литературу как доминанту, подпитывают её. Он прожил недолго, войдя в Клуб 27 вместе с Брайаном Джонсом, Джимми Хендриксом, Дженис Джоплин и другими рок-музыкантами, ушедшими тоже в 27 лет. Продлись жизнь Моррисона дольше, он мог стать, очевидно, ещё более значительным поэтом. Имеются свидетельства того, что его поэтические публикации при жизни не удостоились должного внимания – ни книги (с мизерным тиражом у первых двух), ни публикация в 1969 г. в журнале «Rolling Stone» сокращённой версии произведения «An American Prayer»[3] и в других журналах. Ради поэтического труда Моррисон освобождается от имиджа рок-звезды; начинает запрещать использовать свои фото в рекламе; отпускает окладистую бороду, чтобы спрятать знаменитое лицо; уезжает из Америки в марте 1971 года в Париж[4] (одновременно желая уйти от уголовного преследования за «непристойное поведение» во время концерта). Вероятно, Моррисон хотел так огранить поэтическое слово, чтобы оно вызывало сильную читательскую рецепцию без музыки, вокала и сценического действия.

Необходимость прояснить поэтический масштаб Моррисона обусловлена недооценённостью и тенденцией принижения его стихотворного таланта. Его произведения не входят в поэтические антологии, представляющие значительных американских авторов XX столетия (и даже в такие, где представлены и поэты, заявившие о себе и на музыкальном поприще: From the Other Side of the Century: «A New American Poetry, 1960-1970, Postmodern American Poetry и др.).
Помимо цели подчёркивания и прочерчивания большого поэтического значения Моррисона (учитывая его раннюю смерть, не позволившую полностью раскрыться потенциалу), хотелось бы сделать шаг и к решению сверхзадачи – нейтрализации ряда домыслов, облепивших его фигуру: 1) о том, что стихи его можно интерпретировать только как написанные под допингом: напротив, интеллектуальность и художественная убедительность его поэтических ассоциаций нередко достойны восхищения; Моррисон, что видно и по рукописям, – трудолюбивый поэт довольно высокой дисциплины; 2) о том, что беспорядочность образа его жизни не рождает целостности образов (и это тоже в случае с Моррисоном неверно). Нельзя отрицать очевидное влияние допинга на его жизнь и творчество (как и на жизнь и творчество многих творческих людей, обременённых большим даром), но гипертрофировать это тоже излишне.
Образы Моррисона часто сводят к наркотикам, алкоголю, сексу[5]. Интернет создаёт искажённое, полное негатива представление о Моррисоне, вульгаризирует его образ. Псевдофанаты задевают даже его внешность, утверждая, что на закате жизни он превратился в «толстого бородатого неряху»[6] (и это при том, что отрастивший бороду, позврослевший Моррисон хорош на фоне многих других современников). В информации об альбоме «The Soft Parade» в Википедии увлечение поэзией и алкоголем ставится в один ряд [7]. Пренебрежительное отношение к певцу в Интернете порой касается даже темы его смерти и захоронения.

Моррисон нередко исподволь защищает себя сам (отношением к людям), когда о нём пишут честно. Из интервью с Элом Ароновицем, обозревателем издания «New York Post»: «Я был восхищён тем, каким доброжелательным, весёлым и доступным парнем он (Джим Моррисон. – Е.З.) был – в сравнении с обычным высокомерием рок-звезд» . Ароновиц признаётся, как постепенно благодаря самому Моррисону, который при первом знакомстве повёл себя с ним тепло, как с дальним родственником, о котором раньше не знал, его отношение к Джиму теплело. При этом при первом, заочном знакомстве с Джимом на его концерте Ароновиц испытал раздражение, не без влияния Брайана Джонса, одного из основателей The Rolling Stones, сопровождавшего его: музыканта концерт Моррисона «привёл в бешенство»[9].

Аберрация образа Дж. Моррисона заметна и в фильмографии о нём. Странный кинотекст режиссёра Тома ДиЧилло о «The Doors» («When You`re Strange», 2009) создан как антистоуновский фильм, в противовес упрощающему и вульгаризирующему образ Джима Моррисона Оливеру Стоуну (фильм «The Doors», 1991). Но сама документальная картина ДиЧилло тоже неоднозначна. В стоуновском фильме не хватает глубины, подтекста; главный актёр (Вэл Килмер), хотя и прекрасно скопировал целостный облик Моррисона, – очень огрублённая его «копия», даже по чертам лица; Моррисон у Стоуна жесток. Но и у ДиЧилло Джима Моррисона хочется защитить от мазков режиссёрской кисти, пытающейся навязать ему узкий и намеренно искажённый образ человека, делающего всё для славы (не так!), зависимого от алкоголя и наркотиков, не общающегося с родителями. ДиЧилло лишает личность Моррисона других граней, но человек, обременённый грузом многогранного дара, нуждается хотя бы в понимании его поступков. Отец пытался убедить увлечённого роком Джима, что «музыка это не его», и был адмиралом, активным участником вьетнамской кампании, отношение сына к нему объяснимо. Моррисон не делал всё для славы: витальный, он просто жил, ему везло, слава наплывала на него. От нарратора в фильме сначала читал сам ДиЧилло, что раздражало слушателей, и потом он переозвучил фильм с Джонни Деппом, дав право голоса ему. Джим защищает себя в фильме сам на документальных видео: улыбается, оборачиваясь к фанатам, трогающим волосы на его затылке; интеллигентно листает тур-программу группы, взяв её у продавца; за кулисами утешает, гладя по щеке, раненую фанатку. И музыка «The Doors», и вокал Джима (без них не обойтись в этом фильме) защищают его[10]. Через весь фильм проходит угроза потенциального растерзания Джима Моррисона фанатами и фанатками (на мой взгляд, в его биографии силён мотив Орфея).

Харизма Джима Моррисона – поэта «потока сознания», идущего от фольклорных корней и мифа; обладателя энергетического баритонального голоса, очень мужского тембра, при повышении (!) подключающего сиплость и хрипотцу, работающего порой на связочном надрыве; красивого человека, «современного Диониса» – во многом способствовала быстро растущему успеху «белого блюза» «The Doors» c его плотным звуком (сильный вокал Моррисона и два электронных инструмента, орган и пианино, Рэя Манзарека), покрывающим пространство вокруг, работающим на добровольный захват зрителя[11]. В «белом блюзе» в США работали Paul Butterfield Blues Band, Canned Heat и др. Первоначальным направлением для The Doors был эсид-рок, их творчество на стыке эсид- и блюз-рока (во многом благодаря гитаре Робби Кригера[12]), группа повысила свою блюзовую составляющую во второй половине карьеры. Помимо яркого вокалиста (он центр и главная сила группы), это команда первоклассных музыкантов. Электроорган и басовое электропианино Манзарека компенсировали отсутствие бас-гитариста, редчайшее для рок-группы[13]. В нулевых-десятых, создав новую группу как «бывшие из The Doors», Манзарек и Кригер ввели в состав группы бас-гитариста, которого никогда не было в «The Doors». Это первая американская рок-группа, все альбомы которой при выпуске получили статус «золотых». Она и теперь уверенно держится в списках популярности. Несомненно влияние «The Doors» на всю последующую песенную культуру, что основано на объективных обстоятельствах, а именно ярком таланте её участников и в первую очередь Джима Моррисона, и не только как вокалиста и композитора, но и как поэта.

Всю свою короткую творческую жизнь Моррисон нещадно тратит себя. К примеру, концерт «Live in Europe» (1968) демонстрирует катастрофический расход Моррисоном энергии и здоровья. Яркое соло: связочный надрыв и сиплость при повышении баритонального тембра, великолепный лифт регистров, крик, рёв, смех, визг, лай, шёпот, тишина при исполнении «Back Door Man», пот заливает лицо – потрясающая растрата вокалистом «The Doors» себя. При исполнении «Light My Fire» сначала он закрывает одно ухо рукой (характерный для него жест, чтобы слышать свой вокал), безукоризненно вступает в композицию, а потом, эйфорически опьянённый, бродит вдоль зрительской зоны, сопровождая огромный проигрыш. Музыканты в это время виртуозно исполняют гитарное и органное соло, длинный музыкальный фрагмент этой песни. Моррисон возвращается к микрофону, голос его сиплый: все песни на этом концерте исполнены на самом пределе надрыва. Он безумно тратится нервными клетками, мышцами, горлом[14].
Поэзия Джеймса Дугласа Моррисона, особенно последних лет его жизни, высоко оценена отдельными исследователями: монографически поэзия Джеймса Дугласа Моррисона изучена немецким автором Томасом Колльмером[15], помимо этого изучалась языковая картина поэзии Дж. Моррисона, есть частные наблюдения в аспектах её переводов, телесности, мифопоэтики, рассмотрены текст, гипертекст и интертекст в его поэзии[16].

Моррисона даже называют «последним проклятым поэтом», показывая высокий удельный вес его поэзии[17]. Очень ценна книга-билингва «Произведения Джима Моррисона», подготовленная Александром Галиным (составление, комментарий), Ильёй Завалишиным (комментарий), Дмитрием М. Эпштейном, Ксенией  Быстровой, Александрой Скорых (перевод, комментарий), представляющая весь корпус официально опубликованных стихов и лирической прозы Джеймса Дугласа Моррисона и пережившая уже несколько переизданий.  В своём предисловии к книге А. Галин подчёркивает: «Джим был не только лидером и певцом группы «The Doors», приобретшей мировую известность, талантливым артистом и плодовитым композитором, оригинальным режиссёром и одарённым писателем, но прежде всего гениальным поэтом»[18].  Несмотря на название книги с упоминанием псевдонима автора, внутри неё Моррисон нередко представлен как Джеймс Дуглас.

Но его признание как большого поэта пока не пришло: публика знает скорее Джима Моррисона как рок-легенду, яркого певца, магнетического человека с явно выраженной тенденцией к саморазрушению, автора песенной поэзии, но не знакового поэта. Большинство литературы о Моррисоне способствует созданию и поддержанию этой версии личности Моррисона[19]. Мифологизацией образа Моррисона в своей автобиографической книге и романе занимался Рэй Манзарек[20].

Исследователи текстов Дж. Д. Моррисона порой заявляют об их вторичности, даруя ему статус поэта только после его выхода из образа рок-звезды: «Когда Моррисону удалось вырваться из образа рок-звезды, в своих сборниках он создал совсем другую поэзию. Она была больше наполнена литературными аллюзиями, была более лаконична и даже афористична, как поэзия Э. Дикинсон, и экспериментальна по духу. В то же время, стихи Моррисона из сборника (и альбома) «An American Prayer» менее афористичны и представляют собой сюрреалистическо-психоделическую поэзию в духе Аллена Гинзберга и (в более широком историческом контексте) Уолта Уитмена, «переписанную» с использованием оригинальных, чисто моррисоновских образов и метафор. В них преобладает свободный стих, часто почти неотличимый от прозы, а чёткая структура стремится к рассеиванию в калейдоскопе бесчисленных метафор, не связанных с точки зрения здравого смысла образов и предметов, рваных синтаксических конструкций»[21]. Однако многие издатели и популяризаторы его поэтического творчества отмечают высокий уровень поэзии[22] на разных этапах его творчества, выгодно отличающий его от авторов песенных текстов.

Дж. Д. Моррисон явно разделял своё поэтическое и музыкальное творчество, оберегая границу между ними. Известно видео, где участники группы «The Doors» уверенно представляются, легко определяя свой род деятельности, а Джим (якобы?) затрудняется назвать свой, замолкает и трогательно улыбается (Англия, сентябрь 1968). Даже учитывая, что Моррисон был профессионально увлечён кино (как исследователь и созерцатель, режиссёр и актёр), этот клип красноречив: Моррисон должен был назвать сразу несколько ипостасей, начиная с поэта, но в составе группы от него ждали представления как вокалиста и музыканта, и, очевидно, это его смущало. В отечественном литературоведении порой транслируется, на мой взгляд, совершенно неверное мнение о том, что «кумир отечественных «рокеров» Дж. Моррисон работал над своими стихами в тайне от всех, тем самым разграничивая их и тексты к своим песням, считая, что «имидж поэта может повредить его репутации рок-звезды»[23] (Д. Прокофьев); «Джим Моррисон никогда не выносил на публику своих стихов, пытаясь таким образом сохранить имидж рок-звезды и сексуального идола, каким его видела и хотела видеть публика»[24] (О. Никитина). Эта точка зрения, очевидно, вызвана к жизни «Предисловием составителя и переводчика» С. Климовицкого к книге «Моррисон Джим. Стихи. Песни. Заметки» (М., 1993). Моё мнение полярно: Джеймс Дуглас Моррисон оберегал свою поэзию от магнетического имиджа рок-звезды (и не только в роковом для него 1971 году) и хотел поэтического признания, но на время им овладело музыкальное творчество, и судьба потворствовала этому его встречей с Рэем Манзареком («У меня в голове крутится музыка с какого-то фантастического рок-концерта», – сказал Моррисон Манзареку при их первой встрече на Венис-бич, и тот предложил ему войти в созданную им рок-группу).

Категория «интермедиальности», в основном известная по трудам немецкого учёного Оге А. Ханзен-Лёве и разработанная другими учёными[25], становится основополагающей при изучении творчества Джеймса Дугласа Моррисона. В монографии «Интермедиальность в модернизме» Ханзен-Лёве дал определение термину «интермедиальность»: «Intermedialität – это перевод (с одного языка искусства на другой) в рамках одной культуры, либо объединение между различными элементами искусства в мономедийном (литература, живопись и др.) или мультимедийном (театр, кино и др.) тексте; такие модели, как правило, имеют мультимедийные презентации в системе какой-либо художественной формы, равно как и мономедийные модели, в которых установлены лимиты интеграции в виду особых условий синтеза в рамках медиа-зон, где существуют гетерогенные медиумы, как пространственные, так и временные»[26]. По мнению В. Аминевой, «в современной науке проводится разграничение между интертекстуальностью как взаимодействием вербальных текстов и интермедиальностью как корреляцией разнородных медиа-каналов»[27].

Материалом исследования в моей статье становится поэзия Джеймса Дугласа Моррисона, опубликованная в ряде изданий[28]. Автор статьи считает большинство песен, написанных Моррисоном, поэтически высокохудожественными или включающими в себя высокохудожественные фрагменты: этот материал интересен для статьи.  

Многослойный, «тёмный» язык, объёмность и пластика поэзии Моррисона обусловлены его собственными установками  (став в раннем детстве свидетелем автокатастрофы, он считал, что в него вселилась душа индейского шамана из перевернувшегося грузовика), спецификой поэтического мышления и кругом чтения, в который входили Уильям Блейк, Уильям Батлер Йетс, Фридрих Ницше (в первую очередь «Рождение трагедии из духа музыки»), Олдос Хаксли, Артур Рембо, Шарль Бодлер, Джеймс Джойс, Норман О. Браун («Жизнь после смерти»), а также Плутарх, Мольер, Бальзак, Джек Керуак, Уолт Уитмен, Аллен Гинзберг, Дилан Томас и др[29].

Поэтическому миру Джеймса Дугласа Моррисона свойственна целостность, которая поддерживается рядом доминант.

Концептуальный приоритет поэзии в творчестве Моррисона.
Литература как доминанта его синтетического художественного мира

Джеймс Дуглас Моррисон с юности имел привычку носить с собой блокнот,  записывая в него поэтические зарисовки. Сохранилось более 1600 рукописных страниц (заслуга сохранения во многом принадлежит Памеле Курсон и после её смерти другу Моррисона Франку Лисиандро (Frank Lisciandro), спасшему бумаги от уничтожения[30]).  Огромное количество страниц творчества (при возможной потере не одного блокнота), грамотное и логичное ведение рукописи говорят о его уважении к поэтическому труду. В своей лирике Моррисон рассуждает о дисциплинированности поэта (ниже, с горькой иронией, называя поэта клоуном, ступающим на подмостки):

Accomplishments:

To make works in the face
of the void
To gain form, identity
To raise from the herd-crowd..

Достижения:

Работать вопреки пустоте
Обретать форму, сущность
Подняться над стадом толпы[31].

Моррисон именовал свою поэтическую ипостась своим настоящим именем, а также придумал анаграмму Mr. Mojo Risin, мечтая под таким именем совершить путешествие в Африку[32] вслед за Рембо (нашедшим в Африке смертельную болезнь). Mojo – имеет несколько сленговых значений: губная гармоника (использовалась в блюзах), талисман из культа вуду, мужские гениталии[33]. Смысл анаграммы был и в том, чтобы при необходимости залечь на дно, скрываясь от статуса публичного человека.   

Взыскательный читатель и слушатель может обратить внимание на то, что по запросу «The Doors» в Интернете открываются песни этой группы, но по запросу «Джим Моррисон» – в первую очередь авторские мелодекламации поэзии. Моррисон записывал по контракту, к примеру, со студией звукозаписи «Elektra Records», в составе группы песни, и сольно, по отдельному контракту с этой же студией, – мелодекламации своей поэзии.

Судя по рукописям Джеймса Д. Моррисона (см., к примеру, факсимиле так называемого «Парижского дневника», включающего в себя «Зелёный песенник»), лето 1965[34]), его стихи и песни идут из одного источника. В его записных книжках из стихотворения рождается песня (песни «The Doors» зачастую создавались на основе его стихов). Он изначально считал себя в первую очередь поэтом, но умел работать для целевой аудитории – как певец, композитор, кинорежиссер, актёр. Рукописи Моррисона показывают его дисциплинированность и умение концентрироваться на определённой творческой задаче. Проживи Джеймс Дуглас Моррисон дольше, он отшлифовал бы и свои ипостаси кинорежиссёра и актёра, но, очевидно, продолжая растить как доминанту своей художественной системы поэзию. Поэт разделял границы, возможности и нужды разных видов творческой деятельности. Ряд музыкальных композиций Моррисона занимают промежуточное положение между мелодекламацией и песней («The End» и др.).

«Зелёный песенник» обзорно обследован исследователем творчества группы The Doors Ильёй Завалишиным. По его мнению, это рукопись (тетрадь) лета 1965 г., скорее даже первой половины лета 1965 г., заполненная среди других произведений редактурами стихотворений, рано или поздно ставших хитами «The Doors». В ней есть указания на музыкальные эффекты. По рукописному фрагменту, имеющему сходные признаки с припевом «Light My Fire», видно, что, возможно, и припев частично создан Моррисоном (а не Кригером) до формирования группы «The Doors» (имеется сходство второй строки припева со стихом в песеннике). Известно, что основной вклад Моррисона в текст этой песни был осуществлен во 2-м куплете[35]. Робби появился в составе группы после 2 сентября 1965 г. (запись демо группы была ещё без его участия), а «Песенник» скорее всего написан до начала июля, когда Джим встретился с Рэем Манзареком на пляже Венис-Бич. Уже в самом начале рукописи – почти готовая Break On Through, в итоге ставшая первым синглом. Тем не менее у Джима и коллег вовсе не было намерения выпустить первым синглом «Break On Through» – этой песни нет даже на демо, они планировали записать первыми «Moonlight Drive» и «Indian Summer», о чём свидетельствует фото мастер-ленты сессии конца августа 1966 г[36]. За «Break On Through» в начале «Песенника» следует и «Moonlight Drive», которую Джим пел Рэю при первой встрече на пляже. После этих песен в тетрадке идут попытки «больших форм», в том числе фрагменты, взятые позднее в «The Celebration Of The Lizard». Среди них маркер – «Insane» (сейчас композиция известна как «A Little Game»): этот фрагмент в блокноте недоработан по сравнению с демо. Ещё один важный маркер – «Hello, I Love You». Считается, что эта песня сочинена после другой встречи Рэя с Джимом на пляже, когда они заметили там красивую чёрную девушку. Но в этом блокноте мы видим лишь припев; судя по рукописи, Джим сочинил припев раньше, чем увидел ту девушку, а потом досочинил всё остальное. После этой композиции идут редакции «Soul Kitchen» и «Moonlight Drive», а после них – ещё одна попытка «большой формы»[37]. «Зелёный песенник» ждёт обстоятельного текстологического и теоретико-литературного анализа.

Видео концертов Джима Моррисона и нарезок из них дают ясную картину: кроме исполнения песен, Джим немало декламировал своей лирики, в том числе перед «хитами». Публика воспринимает мелодекламацию «Wake Up» (из «Celebration of the Lizard») в начале композиции Light My Fire как прелюдию и разражается овациями только при звуках знакомого проигрыша и затем сопровождает аплодисментами вокал (концерт в Hollywood Bowl, июль 1968 года). Получается, любитель рок-н-ролла и блюза на концертах Моррисона приобщался и к лирике, подпитанной Блейком и Йетсом, Ницше и Рембо. Возможно, одарённый поэт вырастил немало ценителей глубинной лирики (нынешнее поколение 60-70-летних).

Многие песни Моррисона в поэтическом плане содержат высокохудожественные фрагменты. Таковы композиции «Summer’s Almost Gone», «The Crystal Ship», «Peace Frog», «Spanish Caravan», «Break on Through (To the Other Side)» и другие (в отличие от претендующих на намеренную «примитивность» текста песен типа Back Door Man):

The streets are fields that never die

(«The Crystal Ship»)

I found an island in your arms

(«Break on Through (To the Other Side)»)

The killer awoke before dawn,
He put his boots on.
He took a face from the ancient gallery,
And he walked on down the hall.

(«The End»)

Ставшая антивоенной песня «Peace Frog» (несмотря на политическую пассивность, группа «The Doors» довольно быстро была воспринята как символ протеста) c тяжёлым мотивным полем (кровь доходит до лодыжек лирического героя, его колен, до бёдер, кровь – слёзы женщин, кровь при рождении нации) и антиномичной содержанию мажорной, танцевальной, словно закручивающейся в лёгкие спирали музыкой (фанковый мотив) составлена из фрагментов стихотворений Моррисона, в том числе произведения «Newborn Awakening», включающего в себя важнейшее для Моррисона детское воспоминание – окровавленные тела индейцев возле перевернувшегося грузовика[38]. Есть и авторская мелодекламация этого произведения. По словам гитариста Робби Кригера, сначала была написана музыка к «Peace Frog», а потом для песни подобрана поэзия Моррисона.

Хит «People Are Strange» концентрирует в себе основной комплекс мотивов моррисоновского творчества, восходящих к лейтмотиву strange («чужой», «странный»). Манзарек вспоминает, что текст песни был написан Моррисоном под впечатлением раннего утра в Нью-Йорке: «Я не знаю даже, спал ли он. Он встал где-то около пяти или полшестого утра, посмотрел вокруг — все были в отключке. Он выходил из «Фабрики» (Энди Уорхола. – Е.З.). Мы находились в Среднем Манхэттене, он возвращался из Нижнего. Он сказал: «Знаешь, солнце только начало подниматься, это был Нью-Йорк, и это было хорошо. Нью-Йорк — великий, он как будто бы пустой и заброшенный, вокруг никого нет». Это случилось, кажется, поздней весной или, может быть, поздней осенью. Понемногу люди все поднимались и поднимались из метро. Как будто из подземелья вылезали живые существа. К тому моменту, как он вернулся к нам, город наполнился людьми»»[39]. Художественная реализация этой ситуации Моррисоном вызывает к жизни, на мой взгляд, одно из лучших в поэзии XX века стихотворений об одиночестве. 

Заметим парадоксы: претендующие на намеренную «примитивность» песни Джима Моррисона порой сопровождаются сложнейшим многоплановым вокалом («Back Door Man», «Touch Me»); серьёзные тексты зачастую якобы исполняются под мажорную фривольную музыку (фанковый афроамериканский мотив гитары в «Peace Frog» как раз говорит о намеренно выбранном протестном приёме).  

_________________________________________