Объём иллюзий
Татьяна Щербина
Татьяна Щербина (р.1954, Москва) - поэт, эссеист, прозаик, переводчик. В 1989-1994 годы постоянный автор радио «Свобода». С 1991 года жила в Мюнхене, затем в Париже. Публиковала статьи и эссе в газетах «Suddeutsche Zeitung», «Le Figaro». С 1995 г. снова в Москве. Создатель и главный редактор журнала «Эстет» (1996), работала в газете «Коммерсантъ». До 1986 года публиковала в самиздате стихи и прозу (авторские книги, публикации в «Митином журнале»). Первая книга стихов, «Ноль Ноль», издана в 1991 г. Писала стихи также на французском языке (книга L’ame deroutee, 1993, премия национального центра литературы Франции). Переводила современных французских поэтов, составила авторскую антологию «Современная французская поэзия» (1995). Книги стихов вышли во многих странах в переводе на английский, французский, словенский языки. Постоянный автор журналов «Сноб», «Вестник Европы», интернет-портала «Гефтер.ру», литературного журнала «Этажи», ранее – журналов и газет «Новое время», «Домовой», «GEO», «Независимой газеты», «Московские новости». Выступает с поэтическими чтениями и лекциями в разных странах.
Основные книги: «Жизнь без», стихи (1997), «Диалоги с ангелом», стихи (1999), «Книга о плюсе и минусе, хвостатом времени… в стихах и прозе» (2001), «Лазурная скрижаль», эссе, стихи (2003), «Запас прочности», роман (2006), «Исповедь шпиона», роман, эссе (2007), «Франция. Магический шестиугольник» (2007), «Побег смысла», стихи (2008), «Они утонули», стихи, эссе (2009), «Размножение личности», роман (2010, вышел по-английски в 2014 г., Multiple Personalities), «Крокозябры», роман, рассказы (2011); «Новый Пантеон», «Маленький Вампир», «Пространство» - три репринтно изданные самиздатские книжки 1983 г. (2012), книга стихов «Хроники» (2017). Репринтное издание самиздатской книги стихов «Цветные решетки» (2018), книга «Антропологические путешествия» (2019).
***
Время, когда у Земли появляется край,
потому что теперь она плоская,
из надутого шара выходит объем иллюзий,
их отработанный газ струится
через отверстия земноводного тела,
что говорилось – всасывалось в подкорку,
теперь – из ушей,
переполнилась лабораторная колба,
голова, замурованная в паранджу асфальтов,
одна голова. Остальное внутри,
двигатель внутреннего сгорания, и мы его корм.
Неразборчивый аромат углекислых духов,
шарики шлака – шмели - опыляют гортензии пылью
и они становятся гипертензиями,
растения не растут, а выходят и входят
обратно в голову, пар изо рта, искры из глаз,
магма из носа, вулкана, перенапряженья,
ороговевшие горы немного крошатся,
на плоской, исхоженной, выставочной Земле,
кто как умел, так и сдал свою экспозицию,
скоро оценят, а мы
встроимся пикселем на фотографии,
в целом нарядной, местами отвратной, от врат,
через которые явится экзаменатор.
***
Маразм достиг таких высот, таких красот,
таких мерзот, такого ядерного яда,
в меду у телефонных сот,
что должен вспыхнуть Марс с высот,
послать свой древний марсоход
в канун большого звездопада.
Но надо делать ближний свет, носить штиблет,
кормить скелет и запивать вином невзгоду,
душе приделать эполет,
поставить в строй, надеть берет,
чтоб защитить ее от бед,
и перейти по переходу.
***
Тепло, и мамонты оттаяли,
теперь свой допотопный козырь,
клыки и бивни, мозг в испарине,
несут к нам в золотую осень.
А кто ж потом замерзнет заново,
когда мороз надвинет шапку?
Я, мы, рожденные исправными
лишь для тепла – в России зябко.
И мы, задуманные голыми,
пропащими, попав на Север,
и шерстью обросли, и спорами,
как обустроить этот сервер.
А он не отвечает. Мамонты,
считает, волки да медведи –
у них верительные грамоты,
вот мы и думаем о лете.
Из цикла «Лубки»
Россия – страна упырчатая,
зомбишная и Красная Шапочка,
сама жизнь в ней пупырчатая,
беспомощная, в тапочках,
поскольку цепная, решётчатая,
икрой танки мечущая,
от тоски скулы сводчатая,
серому волку перечащая
смертью храброго да узилищем,
а волк бабушкой притворяется,
волчью пасть объясняя силищей,
красными шапочками питается.
Мои вы ягодки, красны яблочки,
что было красное колесо,
то руль космической кармы-мамочки,
с чело-овеческим заподлицо.
ОСЕНЬ
Небо цвета лошадь серая в яблоках,
а на земле эпидемия
наступать на грабли, считая, что это грабельки.
Шишки на лбу созревают, и в свободном падении
покрывают ковром оголенную задницу
сада, целое лето лицом на меня смотревшего.
А потом я ведрами собирала падалицу
яблок, градом летевших с вешалки.
Занавес, новая декорация,
бурые листья, сырость, окаменелость.
Здравствуйте, грабли! Палка с зубами скалится,
и поголовье людей белены объелось.
СТЕНА
Чучхе, табакерка, война -
сценарная клетка пугает,
за нею – сплошная стена,
а в ней – эти три попугая.
К стене лом, и дрель, и кирка
сходились откупорить завтра,
но день пожилого сурка
прилип, как какая пиявка.
Все три попугая галдят,
на жердочках тоненьких сидя,
и вдруг то ли ад, то ли яд -
настенное граффити видят.
Один попугай говорит:
тот яд или ад – он за стенкой,
какой-нибудь дьявол, иприт,
а тут – лишь артритом в коленку.
Другой удивлен: Илиад?
Трой, павших за стенкой толстенной?
Ад, яд – тут же, вот же, подряд,
и к черту дурацкие стены!
А третий: «живот»? Клюв закрой,
спиной повернись - обнаружишь,
что нету стены, есть лишь строй,
не раз уж сметённый как ужас.
Из клетки слышны голоса,
а клетка – конечно же, разум,
он разный, пока колбаса
на складе не кончится разом.
Тогда эта клетка – на всех
одна, попугаи согласны,
что песня сурка – смех и грех,
что всё теперь просто и ясно.
Обрывки из страхов и мечт
стена укрупняет как лупа,
а время течет - как не течь?
Но некуда течь, как ни глупо.
Оно наводненьем стоит
у самой стены, перед шлюзом,
откроется – хлынет в Аид,
а может, взлетит – вместе с грузом.
ГАДЫ
Медуза-прозрачное пузо,
живущая в теплых морях,
нет проку тебе от укуса,
а мне – неприятность и страх.
Дрянная акула, я съела
однажды в Египте тебя,
невкусное серое тело,
ты тоже нас ешь, не любя.
Люблю осьминога. Как роза
раскрыт он, как чуткий радар,
но он же и спрут, ностра коза,
повсюду его аватар.
Вьюн - родственник спрута на суше,
душитель в объятьях и гад,
зеленые щупальца хуже,
шипы в них и всяческий яд.
Акулы села – это волки,
всё серое в серые дни,
а город в медузах – осколки
летают по небу одни.
Был город, а стали руины,
всё гады однажды снесли,
кто были они – бабуины?
Кто б ни был, они не ушли.
ИГРА СЛОВ
Счет от 1 до 10
Раз прима одинокий и единственный,
первопроходец и первач,
двуличный второсортный второгодник,
тройник, тройчатка, тройка, триколор,
квартал, квадрат и тетраграмматон,
пятерка, пентаграмма, чинквеченто,
гекзаметр, шестерка, гексоген,
гептаэдр,
октопус-осьминог,
девятый вал,
декамерон, топ-10.
***
Мыши – они же мышцы,
спицы – они же спички.
Издалека у всех нас и нас всех похожие лица,
уши берут их в кавычки.
Похожи и речи, они же речки,
текут запретные в них словечки
из трех букв – опг,
стоя на белых китах в пурге,
сахарной пудре, чистит дорожки,
дорого. Я же, в своей сторожке,
сторожу склады дум
в овердозах, и у меня передум.