30 апреля 2018 | Цирк "Олимп"+TV № 28 (61), 2018 | Просмотров: 1543 |

На одном дыхании: новые переводы современной польской поэзии

Зофья Балдыга

Zofia Bałdyga (1987, Варшава) — поэтесса, переводчица современной чешской и словацкой поэзии. Автор книг стихов «Паспарту», «Всогласные» и «Кто купит настолько маленькие страны». Выпускница Института западной и южной славистики Варшавского университета. Переводчица молодой чешской и словацкой поэзии. Ведёт блог The Picktures (www.thepicktures.net). Живёт в Праге.

***

Как представлять смену в неизменном пейзаже?
В бесконечность режем пустое пространство межой и намерением.
Хрипевшая автострада ведёт к глухому началу.

(Разве сюжет, в котором всех уток обменяли на новых
и дальше относится к нам? Лежу рядом и смотрю как набухает)

Вымотанное начало вьётся в клубок.

Персонажи драмы

Огонь горит ввысь,
питается адресатками брошенного наследия.

Алфавит подметает со стола, меняет гостиную
в горловой хруст.

Имя моё хрипло в твоём языке,
и сердце заходит на неправильную сторону тела.

(Так говорят плоды граната и лакмусовый камешек
ты на первый взгляд звучишь неорганично)

***

Почиваем на вершинах, на лаврах, и на виду.
По необходимости монументальные, не боимся уже ничего
боимся лишь быть.

Делим бинарное пространство на четверти,
режем на большее количество кусков,
чтоб все могли насытиться
(круговым движением, сладкой ловушкой).

Пустота приносит горькие плоды,
костистые, со старта грязь под ногтями
и припорошенные пылью цоколи.

То, чего нет там, должно быть услышано.
Горы несут эхо и хрупкие лавины,
ставят нам расслоенные памятники.

Переучёт

Завтра нас оскорбляет, вчера кланяется нам
в пояс. Или, быть может, длится сегодня,
возможно, увязло в метафизической топи.

Длится перерыв на кофе. В затхлом коридоре
ничто не возникнет и никто не падёт.
Все радиостанции Советского Союза
терпеливо на нас наговаривают.

Армянский залив

По пути в офис потерянных людей перекатываю во рту обручальное кольцо.
На вкус - эстрагон и дежурство. Обязанность
видная с птичьего полёта образует мягкий геометрический узор.

Спускаемся в долины, где дышится всем телом
свистящей мыслью. Синхронизация происходит автоматически,
время выдоха может претерпеть изменения.

Горы за грязным стеклом шепчут шумом, едем к морю
которое не принадлежит нам, едем в долину
где дышится всем телом.
Едем радоваться, брыкать и волновать.

Томаш Бонк

Tomasz Bąk (1991), автор трёх поэтических книг, недавно опубликовал том «Утилизация, путы городов». Живёт в Лодзи.

Канада

Представь себе очередные слои текучего ледника, снег
в октябре, декабре, январе, феврале и марте

- мёртвый эпидермис, а под ним животные набитые белой смертью.
У инуитов более сорока обозначений для снега, а мы

должны опираться выражениями обыкновенно признанными ругательными.
Представь себе карманный словарь, а в нём зима этого года, мина

противопехотная и консолидационный кредит, всё под девизом:
заноза в заднице с продлённым сроком годности.

Потом ложишься в постель мягкую как туалетная бумага, тебе снится
новояз и видишь гражданское население вместо ошибки, тридцать тел

в мешках вместо инцидента. Автор сразу же уходит в отставку,
ибо сколько ж раз можно писать о потопах и о том, что выпал снег, столько снега,

что даже дети не знают что с ним поделать. По отношению к зиме обычный хуй
выцарапанный на стекле старого, неправильно припаркованного форда эскорта

кажется шуткой в английским духе. В ботинках и куртках
не в Польше и задумчивости. А теперь прикинь, ты тоже способен к роли предвестника

- находиться в пределах, но мысленно быть снаружи.

То здесь, то этим

Дефрагментироваться в новое. Принять условия,
прочитать внимательно акт капитуляции.
Приспособить действительность к теории
и ещё раз отречься от насилия.
Позаботиться о гигиене ротовой полости,
шлифовать язык будто алмазное лезвие лобзика,
спаровать наконец потерянные носки.
Дымить всей поверхностью тела.
Из тоски по стихотворению
светлому как светодиоды,
простому как схема пястных костей,
прикладному как колготки в спрее.
Пусть угнездится и стелится,
хотя густеет смог и гудят железнодорожные пути.
Из фермы к мясной лавке, из мясной лавки к маркетам
профессиональные водители везут путы городов.

Gandhi, mate Gandhi

[возьми пилюлю]

Все противоположности
неизбежно сами по себе
рассеются.

Всегда во главе, вооруженный
мобильным телефоном и вылощенными туфлями.

Едал слегка беззубыми челюстями.

III

Подходит к лику отвёрнутого от мира
святого, который не хочет иметь ничего общего
с делами современников.

Немало его добродетелей как прошлогодний снег.

Грубостью, высокомерием, цинизмом можно было бравировать
в начале капитализма, но сегодня положение таково,
если приносит какой-то эффект
- настолько обобщённо -
то всего лишь на краткое мгновение.

Желанны более чем когда-либо прежде.

VII

- Что-то вроде
противоположного полюса
властолюбия и коррупции,
которые
развелись
в этой стране
неограниченных возможностей.

VIII

Может повести нас к высочайшему стандарту управления.

Успех неизбежно требует от нас той ли иной лжи.

Власть заметна только тогда, когда её показывают.

Никто из смертных не свободен от ошибки.

XII

Идиотская свобода от противоречий - кошмар заурядных душ.

XIII

Право непрерывного запутывания себя в противоречиях.

XIV

Это делает его таким полезным для нас.

Космоса чёрные дыры имеют размеры ямок в мини-гольфе.

XVI

В сравнении.

XVII

Аскеза принадлежит к типичным добродетелям менеджера.

XVIII

Пыль однако не является никаким доказательством фальшивости любой концепции.

XIX

Во всех сферах нашего повседневного управления жизнью.

Подошёл к политической деятельности
невозмутимо и с раздумьем
- как хирург к операции слепой кишки.

Путы городов при сём – пара пустяков

Представь себе, что ты
социал-демократический фотоаппарат
вынесенный на околоземную орбиту
либеральными экстремистами.
Как только поредеют тучи,
попытаешься обнять объективом страну, в которой
60% граждан заявляет о готовности к войне.
И хотя управляет тобой пацифистский софтвер,
начинаешь жалеть, что ты не ХААРП.
И знаешь прекрасно, что жалко пикселей и жаль
килобитов, несмотря на это сжимаешь зубы затвора
- тонны электромусора подстерегают твоё место -
хотя охотнее ты бы всё это
откадрировал.

С самого края мира махаю вам овощем

А что, если все откажутся от работы
и путы городов не доедут к маркетам,
цыплята доживут до седин
и некому будет выдавать сдачу,
утихнут истории о сборах спаржи,
проржавеют до мозга костей нефтяные платформы?
Скажу тебе только, что будем сажать цветы,
буйные сады брызнут из-под бетона,
наши дни наполнит негласная жизнь цветной капусты,
мир, который вы знаете закончится точно так,
как начался - взрывом открытосеменных,
треск!, щёлк!, бах!

Сильвестер Голомб

Sylwester Gołąb (1980). Стихи публиковал в польских и норвежских литературных журналах. Автор поэтической книги «Гарда» (2016). Редактирует литературно-эмигрантский журнал «Obszary Przepisane». Живёт в Ставангере, Норвегия.

Революционеры

молодые революционеры
сражаются с морем

гипсовый боже приходит
со штормом

паритеты имеем
на одного взрослого Бога
приходится одна мамка
или пожалуй не обязательно

случается так что у нас много отцов
зашуганных папашек
научающих плавать нас
в заводских бассейнах
прощающих матерей наших
на порогах общежитий

и мы развиваемся со временем
прогуливаясь по берегам рек
сворачивая кабели потушенных фабрик
в напряжении от света
в напряжении от напряжения
как животные
безопасные места знаем

РАПОРТ КОГО-ТО ЛУЧШЕГО ЧЕМ ПЕЛИКАН

1. почившую оставим в покое
в сенсорных отчётах

2. металлургия добилась прогресса
звёзды притворяются нематодами падают в горла
мисок с горячей водой
потом выливаем их в крапиву

3. смерть убедилась в своей сложности словом
протискиваюсь сквозь ушко

4. туфли стоят тридцать злотых билет три
побег требует скользкости змеи ласточкиного яйца

5. ничего не случится больше нет места ничему
красное небо родит новую звезду

6. в июне пустил с молотка свою могилу
не жалуюсь на жизнь

7. великий Moon
сплывает по телам моих девочек

8. туфли стоят тридцать злотых билет три
побег требует скользкости змеи ласточкиного яйца

Расстройства

глухие удары в барабан
оцифровка чёрного континента
два шага перед шаманом
появляется альбинос

не злоупотребляй словами
не очерчивай вещей непонятных

лучшее место для ломания носов
перелома ребер челюстей дробления копий и психик
- площадки игровые библиотеки храмы
места отпущения грехов улыбкой ребёнка
заботами матерей
тремя томиками утопленников фармацевтов
кровь впитывается быстрее
легче прощать
всё рассосётся
по плохо сросшимся костям

тогда коль хочешь решать проблемы
делай это в самых невинных местах

или в местах
где собаки метят песок

Марцин Зегадло

Marcin Zegadło (1977), поэт, прозаик, блогер. Автор пяти книг стихов. Активно публикуется в литературной прессе. Живёт в Ченстохове.

Свободный воздух

С утра слышали дятла. Высоко. Мы искали его
глазами в кронах. Ты сказала, что он не обязан
подыгрывать нам с конспирацией.

Без тебя нет шанса на переезд,
речь же о том чтоб в движении быть как можно дольше,
чтоб рыбка большая проглотила малую рыбку — об этом ведь
говорим «жизнь, жизнь» а говоря это, изображаем
печальных обезьян, бурю в овощном саду.

А что, когда умирает ребёнок? Открывается ли тогда
земля, полная тучных священников? По небу ли снуют кометы
из блёсток и серебряной бумаги, или кто-то подскажет, что делать

с плюшем и сердцем, полным перьев? Скажи, говорит ли кто-то,
или, возможно, играется с нами в заговор? Бегает по лесу
и кричит: всем уёбывать! И весь проколот светом,
что падает с крон, подобно сосулькам. Без тебя нет шанса
на переезд. Останусь и обращусь в камень,

и со мной - дерево, дом и школа, из которой теперь
вместо детей, высыпаются мёртвые пчёлы.

НАБОР ДЛЯ РАЗДАВЛИВАНИЯ

Помнишь ещё что мы имели в виду? Небо
пустое и на высотах. А на небе сидит себе
Господь Бог всё трын-трава ему.
А по Земле прут машины для уничтожения и давят,
то что в траве, в кронах. Помнишь ещё
о чём шла речь? Где вылёживаются чёрные кошки
или другие черти в блестящей шерсти, драгоценных
мехах? Война ведётся, приходит к окнам,
хотя говорят - «Не подходи», говорят «Кыш!»
или «Съебись», «Занимайтесь любовью, а не войной» и пусть рождаются
дети, пухлые и все в крови. Раньше мы боялись темноты
и леса. Простирали руки к ласковому зверью. Теперь
за огнём приходим как по воду. Жжёт нас.
Повторяй: огонь, огонь, огонь.

ВСЕГДА ЗЕМЛЯ

Это может кончиться таким макаром,
придёт угрюмый мужчина и скажет: мы делали
всё что в наших силах, но не вышло стянуть
его с этой луны, и теперь должен остаться там
навсегда, с дырой в животе, куда
не заметив зашили счёт ему.
Но необязательно. Поскольку может прийти
такой ноябрь, что всё лопнет как звезда
и поглотит нас пустое место от курорта,
в котором курили папиросы на полуэтажах,
а санитар выключал свет с криком: не курить
мне здесь на полуэтаже уёбки! И это будет место,
в котором ни я, ни ты не будем знать
свет ли это, что навылет прошёл,
или быть может именно в эту минуту вбегаем
под разогнанный поезд,
и в общем - что дальше.

УМЕРШИЕ И МЕБЕЛЬНЫЕ СТЕНКИ

Огонь на нас вылился. Из телевизора стреляют
в сторону нашего ребёнка. Снаряды проходят близко
и остаются в стене. Это такая война,
когда ходится в магазин и на работу,
пьётся водка или пиво, а война распространяется
и стреляют пусковые установки, предельно современные и точные.
Из телевизора целят в сторону нашего ребёнка.
Снаряды остаются в книгах. В клещах.
Это такая война, когда ездится автобусом,
покупаются наряды, глядится летом на море и произносится:
Хорошо тут. Вернёмся сюда через год. Нужно
сюда ещё когда-то вернуться. Нет ничего лучше лета на берегу моря.
А современные ракетные установки палят прицельно в район.
Из телевизора огонь на нас вылился. Горят книги,
мебель и ковры. Наш ребёнок в огне как солнечные тропики.
Между тем как ведущий вещает, что это скоро закончится,
ведь у нас рейтинг и можно сделать материал ещё безоблачнее.
А мне снилось, что огонь вылился из телевизора.
Глупые отключки от недосыпа - говоришь - прижмись
к подушке, снаряды свистят ведь и можешь получить
ранение в головку. На тебя выпадет — тебе водить.

Паулина Пидзик

Paulina Pidzik (1986, Ченстохов). Воспитывалась между рекой и лесом. После окончания университета живёт в Кракове. Юрист. Докторант права в Ягеллонском Университете. Работает над диссертацией об автономии пациента. Пишет с тех пор, как себя помнит. С недавнего времени занимается фотографией. Лауреат многих поэтических конкурсов, в том числе Георга Тракля (2015), Рафала Воячка (2015), Халины Посвятовской (2017) и конкурса Połow («Улов») (2017).

(право леса)

право этого места простое

тела принадлежат земле выловленные из-под льдины плохие
сны реки души куриц ястребов

мы пробуем преломить розовую облатку кормить
гостией животных вырвать из когтей этого круга хотя бы
через первенство разреза хотя бы через первенство
крови ястребиную славку мы относим к гнезду уже затуманенную тепло
быстрее уходит из тела чем рука трогает нож

помни что лес заберёт — лесово

(снег)

возможно на самом деле носили в себе эти болезни

липкие насекомые остаются дома на зиму
застывают в его корнях
мы не увидим открытых уже почек света майского расцвета

когда в ту ночь открыта дверь
припомнили прохладу босыми стопами
учились земле как дети
выставляли языки ели снег

глаза искрились от жизни

(голубое платье)

носила в себя пучину
под голубым платьем

шёпот листьев умирающие птицы сломанные ветви тёмные дожди заливающие поля
глаза этих что забрала ночь страх бури горькие травы
застывшие струи крови

откуда в ней столько света?

(волки)

по следам диких зверей учились лесу

умиранию сосен погребению тёмных листьев поиску тёплых ям прислонению лица к холодной земле сокрытию
в себе от себя падению туманов шороху страху холоду болезни просветам в кронах

как волки

ладони всё ещё липкие от крови и ежевики

Перевёл Томаш Пежхала

Лукаш Ярош

Łukasz Jarosz (1978), поэт, музыкант. Ударник, вокалист и автор текстов групп: Chaotic Splutter, Lesers Bend, Mgłowce, Zziajani Porywacze Makowców. Автор десяти поэтических книг. Лауреат многих поэтических конкурсов. Две книги «Физический Мир» и «Кардоня и Фабер» были номинированы к Литературной премии «Nike» («Ника»). Стихи переведены на хорватский, итальянский, английский, русский, испанский, шведский и немецкий языки. Активно публикуется в литературной прессе. Живёт в Жураде возле Олькуша.

Пункты

Солнце в снегу, железнодорожная насыпь, замёрзший
песчаный карьер. В документах изображение того, кто
был «замучен и погребён». Камень первый
и камень последний. У меня всего по куску:
останки многих меня, разных дел, как снежок разбитых,
быстрые деревья в стёклах поездов
(зеркалах повторяющих свет).

Монастырь

Поднимались по тропе у станций крёстного пути.
Ангелочек после попадания монеты в его брюхо, пищал:
Большое спасибо. Внутри мы осматривали рясы в витринах,
скользили в тапках по паркету День надувался:
солнце пёрло возле лица, словно хотело нас поглотить,
в сиянии его мухи носили смысл и грязь.

Расположившись у ручья ели огурцы, жирные,
вкусные животные, наша кровь размножалась подобно вирусам
и звёздам. Дедушка угощал отца сигаретами, ветер перетасовывал
тёмную бумагу его кожи, когда подавал мне хлеб.

Полдень. Вскоре солнце появится в том же месте,
как тогда. Вскоре дочь моя окажется в том же возрасте,
как я тогда. Только что пришла сюда и говорит:
Сатана - это тот, кто не любит господа Бога, но хочет быть с ним.

Проект стихотворения

Дизельный двигатель барахлит. Я остановился здесь,
чтобы проверить, осталось ли что-то после нас в месте,
которое под утро привидилось мне. Бумажка,
вытоптанная трава. Нет ничего: сон - придумка,
без кода и языка в системе каменных звёзд,
голос кукушки. В движении облаков, под ними
снова оставляю семью, сердце, водонапорную башню,
Озеро Гочалковице и лес, который горит быстро.

Действия и состояния

Помню аррасы, изображающие святых, на колоннах
живопись, за стёклышками распятые насекомые и растения,
естественное кладбище. Помню тухнущие голоса родителей,
когда я засыпал на заднем сиденье машины, рассказ о женщине,
она, убегая, когда немцы шли, не знала, что взять с собой,
затем схватила метлу и выбежала из дома. Помню толстую ветвь неба,
с которой осыпались дождь и снег, свет, что выравнивает
кривизны. Звери, деревья, оставленные на произвол судьбы.

Прихожу в хижину в лесу, мыши погрызли бумагу, мыло.
Разжигаю печь, укладываюсь на левом боку, давит сердце.
Бог придет сюда, когда-нибудь вернётся.

Новогодняя песня

Бухали на площадке профучилища -
короткие, холодные глотки, накаливающие горло.
Мороз скрипел, как сухой фломастер, который нас

набросал - маленькие, озябшие фигуры с кровью,
что хочет высвободиться из тела. Рыбы, которые
не оказались в ковчеге, а плыли за ним.

На одном дыхании

Жгу ёлку, воробей стукается о стекло.
Выпрямившись, я вспомнил
как приподнял веко спящего друга -
было схоже с нынешним небом: известняк, отсутствующее око.

Жгу ёлку, сдвигаю с подоконника в кусты мёртвое
птичье тельце. Кроме вечности это мгновенье - единственное, что у меня есть.
Что может дать счастье. Выпрямляясь, сосед отъезжает
от дома. Когда авто исчезает за строениями, переношу
взгляд на верхушки деревьев, дальний, белый дым от кирпичного завода.
Это мгновенье - единственное, что у меня есть.

Перевёл Серго Муштатов