От Резникоффа до рэп-группы «Паблик Энэми». Поэт как журналист, историк, агитатор
Филип Метрес (Philip Metres)
(перевод Владимира Чулкина; редактор перевода Анастасия Бабичева)
Филип Метрес – американский поэт, критик, переводчик, автор ряда книг, в том числе «To See the Earth» (поэзия, 2008), «Come Together: Imagine Peace» (антология, 2008), «Behind the Lines: War Resistance Poetry on the American Homefront since 1941» (критика, 2007) и «Catalogue of Comedic Novelties: Selected Poems of Lev Rubinstein» (перевод, 2004). Его стихи вошли в издательскую серию «Best American Poetry», антологию «Inclined to Speak: Contemporary Arab American Poetry». Метрес получил ряд престижных литературных премий и стипендий. Преподает литературу и креативное письмо в Университете Джона Кэрролла в Кливленде, штат Огайо.
Другие произведения автора на сайте
Может ли поэзия документировать исторический момент, а не просто предлагать субъективное изложение событий? В ожидании симпозиума по поэзии и журналистике, организуемого Фондом Поэзии, проводимого вместе с Колумбийской Школой Журналистики (ноябрь 2007-го года – от переводчика), Филип Метрес выдвигает на первый план стихи, которые смотрят в лицо тому, что когда-то Уоллес Стивенс (Wallace Stevens) назвал «давлением реальности».
«Трудно / добыть новости из стихов, / и все же люди умирают жалкой смертью ежедневно / из-за отсутствия того, / что можно в них найти» (здесь и далее перевод этого стихотворения Яна Пробштейна http://gefter.ru/archive/17316).
Эти известные строки из стихотворения Уильяма Карлоса Уильямса «Асфодель, тот зеленоватый цветок» выступают против рассмотрения поэзии в качестве средства сообщения новостей, тем не менее, Уильямс пытался скрестить поэзию с новостями. Наиболее заметно это проявилось в его произведении «Патерсон». Другие поэты двадцатого века (от объективистов до художников жанра «хип-хоп») так же пытались сделать это. Черпая из традиций баллад и экспериментов модернистов с коллажами, они зачастую использовали документальные материалы для озвучивания тех историй и движений, которые либо игнорировались средствами массовой информации, либо преподносились в искаженном виде. В этом смысле поэты повторяют начальные строки стихотворения «Асфодель»:
«Сердце мое тщится / принести тебе новости / о чем-то, / касающемся тебя / и многих мужчин»
Такая поэзия возникает из идеи, что поэзия - это не музейный объект для рассмотрения издалека, а динамичная среда, дающая и получающая информацию из истории переживаемого момента. Противоположное мнение высказывает Джордж Сиртеш в октябрьском выпуске Поэтического журнала 2007-го года, утверждая: «поэзия бесполезна в качестве доказательства. Насколько мне известно, ни одно стихотворение не было представлено в качестве доказательства в суде. Истины, с которыми имеет дело стихотворение, не обладают доказательной силой. Они обращаются не к реальной жизни, протекающей за пределами стихотворения, а к той реальности, которая находится внутри самого стихотворения». Документальное стихотворение противоречит идее Сиртеша о замкнутой системе, приглашая «реальную жизнь, находящую во внешнем пространстве» войти в пространство стихотворения. Читателям также предлагается проделать такое же путешествие. Из-за такого двойного движения документальные стихотворения постоянно навлекают на себя своё разрушение, тестируя свою способность к расширению границ, сталкиваясь с тем, что Уоллес Стивенс назвал «давлением реальности». Он определял это как «жизнь в состоянии насилия, пока что не физического насилия для нас в Америке, но для миллионов наших друзей именно физического насилия, а для всех остальных духовного насилия» («Благородный Рыцарь и Звук Слов (The Noble Rider and the Sound of Words)»). Стивенс никогда не звучал так похоже на Мартина Лютера Кинга Младшего.
Успешное документальное стихотворение выдерживает давление реальности, чтобы по праву оставаться стихотворением: его язык и форма не могут быть снижены до плаката однодневки, изготовленного для текущего момента, а потом выброшенного в мусорную корзину. Хотя вполне возможно, что такие стихотворения не будут «представлены в суде в качестве свидетельства», но могут выступить в качестве свидетельства тех зачастую неслышимых голосов людей, которые борются за выживание и сталкиваются с невыразимым насилием. В своей книге «Одна Большая Личность» («One Big Self») поэтесса С.Д.Райт пишет: «Я тоже люблю. Лица. Руки. Окружность. / Из дубов. Я признаюсь. Ни к чему. / Вы могли бы использовать. В суде». Эти стихи получают энергию своего движения от неоднозначности между тем, что ничего не значит, и тем, что может быть полезным. Их сила заключается во взаимодействии между языком доказательств и языком трансцендентности.
Ниже приводится список документальных стихов, примерно, в хронологическом порядке, предлагающих несколько новых подходов к поэтической традиции, представляя поэта в качестве документального писателя, историка и агитатора.
1. «IV: Домашние Сцены» и «VIII: Негры» из стихов Чарльза Резникоффа (Charles Reznikoff) «Свидетельство: Соединенные Штаты, 1885—1890» (1934, 1978-9) и «Холокост» (1975).
Список документальной поэзии можно начать с любого из множества американских сочинителей баллад, как известных, так и неизвестных. Можно поспорить, отвечает ли эпическая поэма «Песни» («Cantos)», написанная Эзрой Паундом и «содержащая историю», требованиям, позволяющим включить ее в этот список, но произведения Чарльза Резникоффа «Свидетельство» и «Холокост» определенно подходят для начала такого списка. Резникофф был частью группы поэтов (включавшей в себя поэтов Луиса Зюкофски (Louis Zukofsky), Джорджа Оппена (George Oppen), Карла Ракози (Carl Rakosi) и Бейзила Бантинга (Basil Bunting), получивших известность в качестве Объективистов за поэзию точных описаний и неукоснительного внимания к миру. Он работал в юридическом издательстве, резюмируя судебные записи.
Эта работа побудила его к созданию своего главного произведения, двухтомного сборника документальных стихов, написанных под влиянием судебных дел (часто поднимавших расовые проблемы) как в Соединенных Штатах, так и в Германии. «Свидетельство», первоначально опубликованное в качестве прозы в 1934-ом, превратилось в два солидных тома, которые содержали поэтические размышления по поводу Америки и были завершены в 1978 - 1979 годы. Для Резникоффа (как и для сочинителей баллад XIX века) история Америки часто развертывалась в шокирующих проявлениях насилия, демонстрирующих темные стороны американской жизни: расизм, патриархальное насилие, мелкие проявления ненависти. Похожим образом поэма «Холокост» концентрирует в себе 26 томов свидетельских показаний, представленных в суде, на котором судили нацистских военных преступников в Нюрнберге и Иерусалиме. В этом стихотворении Резникофф низводит себя до поэтического посредника, предлагая себя в качестве вторичного свидетеля ужасов Катастрофы.
Стихи из начала «Свидетельства» (глава IV: «Домашние Сцены», глава VIII: «Негры», главы IX и X) драматизируют насилие расового и сексуального угнетения своей не облагороженной сдержанностью. Адаптируя скудный юридический язык, Резникофф заставляет стихи невыразимо вибрировать, особенно благодаря тому, что он соединяет примеры насилия в Америке, которые кажутся несопоставимыми. Сюда включается и негр, избитый и убитый после того, как он якобы заглянул в окно дома, где жила семья белых, сюда включается и ирландская женщина, пропавшая, а потом найденная убитой, включается и целый город, который умер, когда до него так и не дошла железная дорога.
2. «Авессалом» и «Джордж Робинсон: Блюз» из «Книги Мертвых», написанной поэтессой Мюриэл Ракисер (Muriel Rukeyser) в 1938-ом году.
Книга Мюриэл Ракисер «Книга Мертвых» представляет собой незабываемый длинный цикл о шахтерах, заболевших силикозом в штате Западная Вирджиния в конце двадцатых и начале тридцатых годов двадцатого века. Вместе со своей подругой, радикальной фотожурналисткой Нэнси Номберг (Nancy Naumburg), Ракисер едет к месту под названием Голи Джанкшен (Gauley Junction) в штате Западная Вирджиния и, используя судебные записи, интервью от первого лица и поэтический нарратив, пишет стихи, навевающие воспоминания о «Бесплодной Земле», в таком виде, как будто это было написано Розой Люксембург. Цикл является одним из наименее известных великих поэм двадцатого века. Используя целый ряд поэтических форм (от блюза до сонетов), Ракисер проявляет уважение к голосу и истории простых шахтеров Западной Вирджинии, которые борются за то, чтобы осознать смысл своих утрат, как личных, так и коллективных. В этом труде Ракисер становится поэтической Исидой, собирающей из кусков Осирисов Голи Джанкшена.
Подобно произведению Резникоффа «Свидетельство», произведение Ракисер «Книга Мертвых» включает в себя голоса, которые не являются типичными для того хора, который свойственен американской жизни. «Авессалом» и «Джордж Робинсон: Блюз» являются стрежневыми драматическими монологами внутри более длинного стиха. В монологах размышляют над словами матерей погибших шахтеров и словами шахтера афроамериканского происхождения. В то же время стихотворение «Болезнь» («Disease») использует стенографические записи показаний врача по поводу силикоза. Предпоследние строчки стихотворения «Авессалом», приводящие слова матери по поводу ее умершего сына, представляют собственный проект Ракисер, озвучивая рекламацию: «Нельзя преуменьшать важность произошедшего с моим сыном, никогда; я буду голосом моего сына».
3. Стихотворение «Америка», написанное Алленом Гинзбергом (Allen Ginsberg) в 1956-ом году.
Стихотворение «Америка» является хорошим примером того, как поэтический текст может сообщать современные новости, обеспечивая при этом пристальный взгляд в прошлое. Здесь Аллен Гинзберг обращается как к своему времени (историческая обстановка пятидесятых годов двадцатого века), так и к радикальному духу периода с 1910-х годов по 1930-е годы, ссылаясь на членов организации «Индустриальные рабочие мира», на Сакко и Ванцетти, на уголовное дело о тинэйджерах-афроамериканцах (Scottsboro Boys), обвиненных в преступлении, совершенном в городке Скоттсборо. Стихотворение Гинзберга «Америка» становится памятником своему историческому времени, характеризующемуся тенденцией к повышенному страху перед Коммунистической Россией («она хочет забрать наши машины из наших гаражей»), и его собственным шутовским сопротивлением этой культуре, выраженным в стиле битников ("Мне кажется, что Америка - это я. Я снова говорю сам с собой"). Стихотворение обладает богатством тональностей и голосов, попеременно веселых и сердитых. Чувствуется, что стихотворение «Америка» воспринимается еще более свободным, чем стихотворение «Вопль» («Howl»), поэтому его намного более забавно читать (и слушать). Знаменитая запись стихотворения «Америка», доступная в аудио альбомах «Holy Soul Jelly Roll: Poems and Songs» и «Poetry on Record» , показывает Гинзберга в его лучшем комическом настроении, опьяненным правильным образом, показывает также аудиторию, ловящую каждое слово и готовую со смехом увидеть в сказанном самих себя.
4. Стихотворение «Одинокая Смерть Хэтти Кэрролл (The Lonesome Death of Hattie Carroll)», написанное Бобом Диланом в 1964-ом году.
Когда Боб Дилан обратился к электрической музыке, его творчество сместилось в сторону более сюрреалистичного и апокалипсического восприятия жизни. Раннее творчество Боба Дилана было наполнено язвительными песнями, схватывающими расовые и классовые противоречия жизни в годы беспрецедентного процветания после второй мировой войны. Знаменитая «Антология американской народной музыки», написанная Гарри Смитом (Harry Smith) в 1952-ом году, оказавшая влияние на Боба Дилана, содержит набор песен, демонстрирующих традицию сочинителей баллад адаптировать зловещие новостные истории, такие как гибель Титаника (см. «Когда Тот Великий Корабль Затонул») или убийство президента (см. «Шарль Гито (Charles Guiteau))», а также пересказывать эти истории с позиции стороннего наблюдателя. В конце концов, баллада давно уже принята в поэтический канон, начиная от явных баллад, таких как «Барбара Аллен» («Barbara Allen»), и заканчивая основанными на гимнах стихотворениями Эмили Дикинсон, следующими размерности и ритму баллады.
«Одинокая Смерть» отступает от некоторых традиционных черт поэтической формы баллады, но использование рифмы и сжатого повествования дает основание для того, чтобы поместить стихотворение в рамки этой традиции. Стихотворение рассказывает об убийстве 51-летней чернокожей работницы кухни по имени Хэтти Кэрролл (Hattie Carroll). Убийство совершено богатым человеком по имени Уильям Занцингер (William Zantzinger), имеющим связи в политических кругах. Суд приговорил убийцу к шести месяцам тюрьмы, огласив приговор в августе 1963-го года; и всего двумя месяцами позже Дилан уже записал песню и регулярно исполнял ее на концертах и по телевидению. Дилан выставил на обозрение не только жуткую историю, но и сентиментальное описание этого события в средствах массовой информации («сейчас не время для ваших слёз»), направив внимание публики в направлении, в которое он снова его направит спустя много лет, когда займётся случаем боксёра Рубина Картера (Rubin Carter) по прозвищу «Ураган», обвиненного в убийстве. Название песни – «Ураган» («Hurricane»). В ней Боб Дилан так преподнёс события убийства, что песня вызвала дебаты почти такой же силы, как и сам случай.
5. «Час Ноль (Zero Hour) и Другие Документальные Стихи» (1980), написанные Эрнесто Карденалем (Ernesto Cardenal).
Иезуитский священник и бывший никарагуанский министр культуры после Сандинистской революции 1970-х годов, Эрнесто Карденаль написал стихотворение, давшее имя его книге в середине 1950-х годов, чтобы в драматической форме представить борьбу своей страны за экономическую и политическую независимость от Соединенных Штатов и чтобы почтить погибшего никарагуанского партизана Карлоса Сандино (Carlos Sandino). Другие стихи из собрания были отчасти вдохновлены книгой «Канто Женераль» («Canto General»), написанной Пабло Нерудой. Стихи документируют революцию 1979-го года в том виде, как она происходила, представляя собой беспокойную и экстатическую, хотя не всегда успешную революционную поэзию.
Некоторые читатели отмечали, как поэзия Карденаля, детализируя прошлое, выполняет критическую историографическую функцию в обществе, где подавлялось инакомыслие; некоторые стихи, написанные в разгар революции, порой некритично превозносили все, что было сделано во имя революции. Переводчик Роберт Принг-Милл (Robert Pring-Mill) первым назвал поэзию Карденаля «документальной». В своем вступлении он отмечает, что стихи Карденаля используют технику фильмов, например, «перемежающийся, ускоренный монтаж, или мелькающие кадры... (которые) предназначены, чтобы придать форму будущему - вовлекая читателя в поэтический процесс, чтобы спровоцировать его на принятие полностью политических обязательств» (страницы ix - x). Когда читатели складывают вместе фрагменты истории, они участвуют в рассказе и предлагают свои версии того, куда может привести их общее будущее. Ниже приводится отрывок из начала поэмы «Час Ноль».
6. Стихотворение «Полковник» («Colonel»), написанное Кэролин Форше (Carolyn Forché) в 1982-ом году.
Годы, проведенные Кэролин Форше в Эль Сальвадоре с 1978-го по 1981-й, где она активно работала в сфере защиты прав человека, привели её к стихотворению, в котором поэтесса рассказывает о своём визите к полковнику, занимающему привилегированное положение в своей стране, но ведущему забаррикадированное существование. Написанное в прозе, стихотворение предлагает себя в качестве документального пересказа. Начало его зловещее: «Всё, что вы слышали, оказалось правдой» (здесь и далее перевод этого стихотворения Ильи Плеханова) http://navoine.info/forche-colonel.html - от ред.). Тем не менее, это стихотворение интересно именно тем, что оно, обладая внешним лоском документа, содержит множество оттенков литературного искусства. Другими словами, стихотворение предполагает высокую степень фиктивности жизни полковника, которую он проводит, отгородившись стенами, а также фиктивности литературного аспекта всей документальной поэзии. В стихотворении луна «качалась на черной струне над его домом», словно лампа на допросе или лампа на сцене. Позже Форше написала книгу «Against Forgetting: Twentieth Century Poetry of Witness», в которой приводится антология написанной в экстремальных условиях поэзии, которая «освобождает социальное от политического и тем самым защищает человека от незаконных форм принуждения».
7. «Вступление в Джакарту (Coming to Jakarta): Стихотворение о Терроре», написанное Питером Дейл Скоттом (Peter Dale Scott) в 1989-ом году.
Когда специалист в области литературы Трэйси Вээ (Tracy Ware) утверждала, что «стихотворение 'Вступление в Джакарту' является таким длинным стихотворением, каких Ноам Хомский никогда не писал», она ухватила сущность радикальной природы странной и неотразимой эпической поэзии Питера Дейла Скотта. Хомский, известный своим невозмутимым рационализмом, являющийся лингвистическим и политическим анархистом, никогда не пробуждает такое субъективное чувство страха, который вызывает Скотт в своем нервно сгруппированном рассказе о его столкновении с международной политической интригой.
В этом стихотворении Скотт записывает процесс раскрытия его личного, семейного и политического отношения к подпольным махинациям ЦРУ в 1960-е годы. Первое и этих трех длинных стихотворений рассказывает историю вовлечения ЦРУ в события в Индонезии, в частности, в 1965-ом году, когда во время массового убийства погибло полмиллиона человек, о чём ранее не сообщалось. Скотт обращается к поэзии отчасти потому, что не может найти издателя, согласного опубликовать без сокращения описание роли ЦРУ в Индонезии и в других местах во время холодной войны. Для Скотта поэзия удобна тем, что она находится вне видимости аппарата цензуры, который в отношении прозы действует по-прежнему эффективно. Порой стихотворение скатывается к теориям заговора (или, возможно, пышно расцветает на их основе), но оно демонстрирует, как поэзия может стать средой и матрицей историй, о которых обычно умалчивают. Как и Уитмен (Whitman), который предлагал спеть то, что не могут сказать «множество долгих бессловесных голосов», Скотт пытается в своем стиле рассказать историю, сообщая точные подробности, хотя форма его рассказа базируется на «триадической стопе» Уильяма Карлоса Уильямса, состоящей из трехстрочных строф, расположенных в виде зубцов, подобно ступеням лестницы.
8. «9-1-1 - это шутка» («911 Is a Joke») является песней, выпущенной музыкальной группой «Паблик Энэми» (Public Enemy) в 1990-ом году.
Однажды Чак Д. (Chuck D), главный сочинитель текстов песен и вдохновитель группы «Паблик Энэми», назвал рэп территорией «гетто на Си Эн Эн». Эта рэп группа быстро завоевала популярность на музыкальной сцене в конце 1980-х годов своим альбомом «Страх Черной Планеты» («Fear of a Black Planet»). Песня «911», похожая на многие другие песни альбома, резко критикует аварийно-спасательную службу за недостаточно быструю реакцию на вызовы из районов, где проживает чернокожее население. Песню исполнил Флава Флав (Flava Flav), который является закадычным другом Чака Д, и к тому же обладающий талантом комика. Тем не менее, песня создает впечатление прорвавшегося волдыря своим обвинительным заключением по поводу нарушения общественного договора. Примечательно, что песня «911» не была новостью для гетто, жители которого хорошо осведомлены о проблемах получения медицинской помощи. Эта песня оказалась новостью о гетто для белых слушателей, проживающих в пригороде.
Все же, несмотря на мрачную тему песни, там содержится много поэзии - в этих неустанных упоминаниях, как музыкальных, так и лингвистических, когда Флав сравнивает потерю конечностей с «компилированием» или использует метафоры из музыкальной индустрии, чтобы обнажить грубую финансовую подоплеку работы скорой медицинской помощи. Невольно приходит на ум стихотворение «Песня о Себе», в которой Уитмен говорит о продаже девушки (на четверть негритянской расы), у которой ампутирована пораженная конечность, «с ужасом падающая в ведро». И для Уитмена, и для Флава совершенно ясно, что к чернокожим людям относятся как к расходному материалу.
9. Стихотворение поэтессы Дениз Левертов (Denise Levertov) «News Report, September 1991: U.S. Buried Iraqi Soldiers Alive in Gulf War».
В стихотворении «Выпуск Новостей» поэтесса Дениз Левертов обходит свои ранние попытки антивоенной поэзии, объединяя в виде коллажа сообщения журналистов о массовом захоронении иракских солдат армией США, которые обычно публиковались на последних страницах. Она делает «вырезки» из оригинальных статей, используя фрагментарный язык для передачи той травмы, которую нанесла военная операция США, включавшая в себя заваливание траншей во время операции Буря в Пустыне, похоронив, таким образом, живых иракских солдат, оказавшихся внутри.
Повторяя и противопоставляя слова военных идеологов США, поэтесса высвечивает тот факт, что СМИ имели ограниченный доступ к информации о войне, отсюда и отсутствие невоенных свидетелей смерти, и подчеркивает связь войны и капитализма. Такие фразы как «тщательно планированная и отрепетированная» и «тактика была разработана» легко могли появиться на корпоративном заседании совета директоров. Корпоративное мышление, доведенное до ужасного предела, схвачено в утверждении половника, оправдывающего целесообразность массового захоронения иракцев тем, что это «экономически эффективней», чем захоронение каждого тела в отдельности, добавляя к этому возможность дополнительных жертв среди американцев.
10. Кода.
За последние несколько месяцев я просмотрел четыре других известных поэтических произведения, основанных на документальных материалах в интригующей манере.
В стихотворении поэтессы Марты Коллинз (Martha Collins) «Голубой Фронт» («Blue Front») (2006) осуществляется историографическая реконструкция опыта её отца, когда он в пятилетнем возрасте был свидетелем суда Линча над чернокожим в небольшом городке под названием Каир (Cairo, штат Иллинойс). Коллинз представляет противоречивые и совпадающие сообщения о событиях в тот судьбоносный день, чтобы прозондировать, насколько трудно вести хронику травмирующих событий.
Стихотворение поэтессы Джори Грэм (Jorie Graham) под названием «Оверлорд» использует фрагменты языка солдат, участвовавших в Операции «Оверлорд», когда во время Второй мировой войны войска США штурмовали побережье Нормандии в районе под кодовым названием «Омаха-Бич». Джори Грэм использует размышления о прошедшей войне также и для выражения критики по поводу продолжающего конфликта в Ираке.
Книга «Один Большой Я» («One Big Self») стала результатом того, что поэтесса Каролина Д. Райт (C.D.Wright) вместе с фотографом Деборой Ластер (Deborah Luster) брали интервью у заключенных в Луизианской тюрьме, собирая истории и высказывания (возможно, следуя традиции, начатой поездкой Мюриэл Ракисер в Голи Джанкшен вместе с фотографом Нэнси Номбэг). Поэтесса Райт манипулирует голосами и образами так, чтобы создать «одно большое я», вмещающее в себя автора, читателя и заключенного.
Наконец книга поэта Харви Ли Хикса (Harvey Lee Hix) под названием «Господи благослови» («God Bless»), написанная в 2007-ом году, состоит из серии произведений, являющихся в строго формальном математическом смысле стихотворениями, «которые полностью состоят из отрывков, взятых их речей президента Джорджа Уокера Буша, из его правительственных постановлений и других заявлений», а затем перемежаются стихами, основанными на письмах и речах Усамы бен Ладена. Эти стихи трансформируют язык Джорджа Буша в сложные экзотические стихотворные формы, такие как секстина и газель, создавая одновременно и комический, и пугающий эффекты.
Стоит отметить, что все эти сделанные в последнее время вылазки в документальную поэзию часто вызывали эффект хорала с множеством голосов, сливающихся в более обширную (но часто диссонирующую) симфонию. Есть стихи, которые не просто «содержат множества» (как хвастался Уитмен), а кипят и парят этими множествами.
Оригинал опубликован 5 ноября 2007-го года.