Течение в отсутствие
предисловие к переводу Розмари Уолдроп (Rosmarie Waldrop)
Александр Уланов
Подробнее об авторе
Открытое как освобождающее определение работы как меня самой.
Не зеркало на внутренней стороне век, открыть что-то обо мне самой,
скорее окно, противоположное направление, комната с видом,
высунуться, в следующий момент, в неизвестное.[1]
Розмари Уолдроп умеет идти своим путем без лишнего шума, но тем увереннее. Она родилась в 1935 не в Америке – в Германии. Провинциальный городок Китцинген (едва 15000 жителей) в консервативной Баварии. «Мой папа – фашист» - гипербола для Сильвии Плат и факт для Уолдроп, ее отец вступил в нацистскую партию в 1932, еще до прихода Гитлера к власти. Мать, видимо, тоже была достаточно авторитарной персоной. Однако юность Розмари – странствия с бродячим театром, университет, музыка (флейта и пианино), писание стихов, знакомство с военнослужащим американского оккупационного корпуса и поэтом Кейтом Уолдропом. К которому Розмари и перебралась через океан в 1958. Деньги на переезд взяли из небольшой премии, полученной Кейтом. Далее – смена языка (гувернеров-англичан, окружавших Набокова с младенчества, вокруг Розмари, разумеется, не было). Далее – работа.
Докторская диссертация с характерным названием «Против языка?» Огромное количество переводов. Сначала с немецкого – Пауль Целан, Эрнст Яндль, Фредерика Майрекер, Эльке Эрб, Герхард Рюм, Ульф Штольтерфот и многие другие. Затем, и все более – с французского. Очень плодотворным для Уолдроп оказался год во Франции в начале 70-х, когда она встретилась с близкими ей по принципам создания поэтического текста французами Клодом Руайе-Журно и Анной-Мари Альбиак, те, кроме всего прочего, познакомили Уолдроп с Эдмоном Жабесом (одной из ключевых фигур французской поэзии ХХ века, к сожалению, почти неизвестной в России). Далее Эммануэль Окар, Жак Рубо… Все больше и больше, потребовался специальный журнал современной французской поэзии в переводах, Serie d’ecriture. Ведь Уолдроп – еще и некоммерческое издательство Burning Deck, действующее с 1961 года. Вначале книги там печатали самостоятельно на маленьком типографском прессе, так как не было денег на оплату типографии. Но очень многие могли бы согласиться со словами Майкла Палмера: «Без Burning Deck и немногих других мы, экспериментальные поэты, просто не существовали бы»[2].
С конца 60-х - семнадцать книг стихов, два романа, три книги критики. Поэзия, проза, переводы, издательские проекты – Уолдроп глубоко в каждом из этих дел и одновременно между ними. Поэзия вообще, с ее точки зрения, в промежуточной зоне – между индивидуальностью и обществом, человеком и миром, внутренним и внешним опытом. «Я все еще чувствую себя расположенной где-то в середине Атлантики! <…> Положение «между» двух языков, двух стран, двух элементов как позитивное состояние. Оно более текуче (полное воды!), чем жестко. И будут моменты триумфа, когда текучесть берет верх. Менее метафорично, мне нравится выстроенная мной дистанция, она дает мне перспективу. <…> Я думаю, «не принадлежать» - условие художника. Фундаментальный недостаток как порождающая сила»[3].
Письмо для Уолдроп – исследование того, что происходит между. Между словами, предложениями, людьми, культурами. Исследование связи. «Я исследую более синтаксис, чем словарь или образы»[4]. (Здесь у Уолдроп есть хороший предшественник в американской литературе в лице Гертруды Стайн.) Связь создает смысл. Например, то, что Уолдроп называет обратимостью («reversibility»), когда слово может быть объектом (дополнением, обстоятельством) в одном предложении и одновременно субъектом (существительным) в следующем, сцепленном с первым. Текучесть – одно из ключевых понятий для Уолдроп. Брюс Эндрюс говорил о способности Уолдроп «оформлять и переоформлять течения вокруг нас и взрывы, раскалывающие настоящее. Тело становится собственным течением. Личность – матрица этих течений, обменов и сообщений. Личность – система коммуникаций, трафик»[5].
Не менее важна пустота. В книге «Lawn of the Excluded Middle» Уолдроп охарактеризовала свой метод как “gap gardening”, «возделывание разрыва». Если разрыва нет, нет и возможности изменений. «Отсутствие – центр, пустой центр, исток, резонирующее пространство музыкального инструмента, пространство между словами, которое делает их словами, слова несут отсутствие как морская раковина несет шум моря. <…> Каждая строка стиха в своем конце поворачивает к молчанию, к белизне страницы, к тому, чего нет. (Один из вызовов стихотворения в прозе – сохранить это молчание там, где нет белого пространства в конце строки, потому что нет строки. Оно может быть показано семантическим/грамматическим поворотом. Или смысловым сдвигом.)»[6]. Пустота центра обеспечивает свободу, и не дело поэта пытаться заполнить эту сердцевину. Уолдроп ценила поэзию Целана, переводила его прозу, но говорила: «Мне надоедает его позиция пророка – поэт как жрец, провидец. Я нахожу эту позицию очень трудновыносимой, так что о Целане у меня остаются оговорки. У Жабеса всегда есть прикосновение юмора. Есть много голосов, и он дает пространство им всем. Он не претендует на тот вид авторитета, как работы Целана»[7].
Пустота центра не означает, однако, пустоту мира. Мир стихов Уолдроп очень богат, М. Куперман называет ее поэзию «феноменологически обильной, даже праздничной». Проводник в этот мир – язык. «Аннигиляция автора – базисный опыт в письме. <…> В писании вы открываете себя языку, он берет власть и делает вас говорящими такое, что вам и не снилось сказать. В процессе письма язык - Другой»[8]. Уолдроп характеризует свои произведения как фрагменты языка, которые взаимодействуют друг с другом, причем язык при этом понимается в достаточно широком смысле, в этом же интервью Уолдроп говорит о значительном влиянии на нее художников – авторов коллажей (Швиттерса, Макса Эрнста)[9]. Язык – «единственная доступная трансценденция»[10], и в то же время слова получают значение только от их употребления людьми, нет ничего присущего слову самому по себе. «Я вижу наши отношения с языком очень похожими на наши отношения с Богом. Мы изобрели язык, как мы изобрели Бога, но в обоих случаях изобретение превзошло изобретателя. Язык определяет нас, создает нас. Как Бог, нами созданный, создает нас»[11].
Принести гибкий порядок в опыт, не препятствуя стороне неожиданного и удивления. Учитывать, что все частицы – одновременно волны, и их поведение, в конечном счете, неопределенно. «Если я помню что-то очень ясно, это, безусловно, неверно».[12] Уолдроп остается на границе воды и суши, в Провиденсе (Род-Айленд), развернутом в сторону волн и туманов Атлантики.
[1] Rosmarie Waldrop, “The Ground is the Only Figure: Notebook Spring 1996,” The Impercipient Lecture Series, ed. Steve Evans & Jennifer Moxley , 1 no. 2 (April 1997), p. 4.
[2] Rosmarie Waldrop by Steve Evans. Dictionary of Literary Biography v.169. http://www.thirdfactory.net/archive_waldrop.html
[3] Интервью с Мэтью Куперманом. Between Tongues: An Interview with Rosmarie Waldrop by Matthew Cooperman. http://www.conjunctions.com/webcon/cooperman.htm
[4] Интервью с Робом Макленнаном. 12 or 20 questions: with Rosmarie Waldrop. http://robmclennan.blogspot.com/2008/01/rosmarie-waldrop-was-born-in-kitzingen.htm
[5] Rosmarie Waldrop by Steve Evans. Dictionary of Literary Biography v.169. http://www.thirdfactory.net/archive_waldrop.html
[5] Интервью с Мэтью Куперманом.
[7] Интервью с Эдвардом Фостером. “Talisman”, № 6, Spring 1991.
[8] Интервью с Мэтью Куперманом
[9] Keith & Rosmarie Waldrop Interview. The Jivin' Ladybug. http://mysite.verizon.net/vze8911e/jivinladybug/id53.html
[10] Интервью с Эдвардом Фостером. “Talisman”, № 6, Spring 1991.
[11] Интервью с Мэтью Куперманом
[12] A Conversation between Joan Retallack and Rosemarie Waldrop http://www.asu.edu/pipercwcenter/how2journal/archive/online_archive/v1_8_2002/current/readings/retallack.htm