09 февраля 2014 | "Цирк "Олимп"+TV №12 (45), 2013 | Просмотров: 2388 |

Стансы

Света Литвак

Подробнее об авторе

 

СТАНСЫ

-

Я хотела быть защёлкою дверной

например, на входе в комнату больной,

биться в берег океанскою волной

или в стойлах, где стоят осёл и конь.

 

Ты пил водку и мочился на матрац

и попал под электричку как-то раз,

чудом выжил, отлежался, и сейчас

ничего не получается у нас.

 

-

Затемнело, вышла первая звезда.

Смутно виден старый след от колеса.

Тёплый вечер напустил туман в глаза.

На лужайке щиплют травку два осла.

 

Побежим, – сказала тропка, – побежим!

Полежим, – вздохнула ночка, – полежим?

Не спеши, – качнулась ветка, – не спеши.

Не дыши, – шепнуло сердце, – не дыши…

 

-

Время к полдню, солнце в небе высоко,

до ближайшего посёлка далеко,

хлеб из камня, из барана молоко,

обнимается крестьянка с пастушком.

 

Распалился кнут, зажатый в кулаке,

грязь сухая наросла на сапоге,

поцелуй на липком теле запотел,

в сени втиснулся поганец к чистоте.

 

-

Лез бродяга между прутьев ив и верб,

скарб взвалив на горб, свободе не в ущерб,

только малость, для обыденных потреб.

Настоящий человек добудет хлеб.

 

Забирался с бугорка на бугорок,

опирался на дубовый посошок,

пяткой голою продавливал песок,

оставляя чёткий маленький кружок.

 

-

Уж на что блестяща звёздочка, и та

меркнет, если озаряет мрак шатра

цвет лица её и тела нагота, –

ни соринки не прилепит клевета.

 

Сам султан из-за приверженности к ней

отдалил любимых жён и сыновей

и как мальчик заикался и краснел,

если видел непристойное во сне.

 

-

Положи в карман картон-аукцион,

оттопырится карман со всех сторон.

Вынь коробку из кармана, – снова он

станет плоским дополненьем панталон.

 

Молоток возьми, и сильная рука

станет длинным продолженьем молотка.

Положи его, – и, снова коротка,

не дотянется рука до потолка.

 

-

На чужбине больше дней в календаре,

колет каждая ворсинка на ковре,

лает всякая собака на дворе,

нет ни козыря ни джокера в игре.

 

Нет уж, ты собак напрасно не дразни,

все ковры назад хозяевам верни,

игроков в своих просчётах не вини,

ты ошибся, пересчитывая дни.

 

-

Вопреки природной дружбе и вражде

будь бесстрастен и в богатстве, и в нужде.

В результате, соответственно судьбе,

непременно быть удаче и беде.

 

Славь равнины, реки, горы и моря,

за любое бытие благодаря.

А не станешь, – не расстраивайся зря,

о других причинах и не говоря.

 

-

Мастер живописи, жизнь моя, Брюллов!

Не могу с тобой расстаться, Иванов!

Что за радость мне без вас, Серов, Перов?

Самый сказочный художник, Васнецов!

 

Наша смерть лишь там, где пишет Ренуар.

Там могила, где творят Жерар, Боннар…

Сердце рвётся, если рядом Фрагонар!

Слёзы льём возле работ Делакруа…

 

-

Баснословно совершенна и горда,

но искусству обольщенья не чужда:

никогда не причинят тебе вреда

штучки-дрючки и другая ерунда.

 

И теперь ещё, за сорок с лишним лет

пишет ветреный художник твой портрет,

а поэт слагает в честь твою сонет,

и неполон список всех твоих побед.

 

-

Оттого ли, что умы людей пусты,

отсекает сердце ложные мечты.

С той поры до дня сего пребудешь ты

в состоянии спокойной чистоты.

 

Виден каждому, беспомощен и наг, –

в сонме избранных и в обществе бродяг,

в гуще света и разбойничьих ватаг, –

чистый бланк среди исписанных бумаг.

 

-

Торопись на рынок, детская печаль,

в абрикосовом раю ходи, скучай,

аккуратно на вопросы отвечай,

в утлой лодочке от берега отчаль.

 

Ты былиночкой заброшена во мрак,

твой удел – проезжий барин да кабак,

израсходован твой гений на табак,

белым бантиком заброшен на чердак.

 

-

Индекс Конкурсу зачитывал приказ,

Кризис Эйдосу монтировал каркас,

Логос Гендеру надел противогаз,

Символ Термину балласт и пенопласт.

 

Метод Практике фиксировал симптом,

Вектор Катету заехал под углом,

Фитнес Гексису поигрывал хвостом,

Тюнинг Тренингу позировал крестом.

 

-

Тело выдумало доктора позвать,

руки выломало и легло в кровать,

душу вымотало, чтобы намотать,

капли вынудило вопли прописать.

 

Существо другое, большее, чем я,

намешало в чашу всякого сырья:

портер, хину с кодеином и коньяк.

И теперь в реанимации, как я.

 

-

Среди женщин есть немало критикесс,

театрально-музыкальных поэтесс,

в стиле кантри, в стиле барби, в стиле жесть,

ну и чёрных вдов, законных жён, невест.

 

Что же до мужской компании, то в ней

много смелых и рискованных затей,

стратегических систем, а вместе с тем,

и расходных непредвиденных статей.

 

-

Чехов Горькому в подарок шлёт ружьё,

шлюху Чехову обратно Горький шлёт,

а тюремную пижаму кто пошьёт,

кто болезному нальёт на посошок?

 

Что притягивает нас порой в иных

русских классиках, чахоточных больных,

коли всяк из нас – и новых и былых –

несоотносим никак ни с кем из них…

 

-

Я сегодня только чудом не погиб,

мне в лесу попался ядовитый гриб,

я проплыл сто метров среди хищных рыб

и едва грудную клетку не расшиб.

 

Прогремел неподалёку мощный взрыв,

крошкой щебня с головой меня накрыв.

Я на холод вышел, тело обнажив, –

как я весел, молод, свеж, здоров и жив!

 

-

В жажде праздника движенья – кряжи груд

гордо взгорбит необъезженный верблюд.

Едоки заядлых яблоневых блюд

виртуозно в стремя косточки вплюют.

 

В одиночку выступает проводник,

он союзник и предатель в тот же миг,

у него трофейный пояс и башлык

и невиданный в степях моржовый клык.

 

-

Твой счастливый цвет – кофейный, мой – кармин,

на работе пятидневный карантин.

Словно сбрасывает шкурку мандарин,

наш совместный тёмно-красный серпантин.

 

На финансовых вершинах пирамид

отягчённый благосклонностью планид,

разрешится производственный конфликт,

принеся свои законные плоды.

 

-

Телом рыбы оснащённая стрела

с удивительным строением крыла

всё плыла через пучину и плыла,

Ледовитый океан переплыла.

 

Вслед за ней двухсотметровый водолей

все сильнейшие теченья одолел,

развернулся всей громадою своей,

сладкий вывалил язык в её кисель.

 

-

Он не то чтоб недоволен жизнью был,

не сказать, чтоб от рожденья был он злым.

Как имеют нрав природные орлы –

у него глаза от ужаса круглы.

 

Жёсткой доксе перверсивен чёткий бред.

Он не может мыслью мир перетерпеть.

Он страшится перехода жизни в смерть.

Никогда не примет сердцем всё как есть.

 

-

По руке моей ползёт красивый жук,

он имеет пару крыл и много рук,

он не хочет улетать, как верный друг,

в этот миг меня вдруг обуял испуг.

 

Отодрать его от пальца – вот вопрос!

Он как будто ко мне намертво прирос.

И нечаянно крыло оторвалось…,

три руки… – и жук довёл меня до слёз.

 

-

От кривой лучины падала искра.

На полу лежала тень от топора.

Семь булавок, десять шишек, три пера

этих ужасов боялись до утра.

 

Делать нечего, кричи или молчи,

угорело тесто нежное в печи,

впечатления копили кирпичи,

беспощадные, однако, палачи.

 

-

Я уверен, что сижу на берегу;

утоплю рубаху в море – не солгу.

Пребывая не в неволе не в долгу,

убеждения свои уберегу.

 

Вероятности и призрачности прах

ищет правду по оврагам и во рвах.

Неуверенность скрывается в горах.

Прочь, тревоги, суеверия и страх!

 

-

Под великим пониманием Пути,

как ни бейся, ни ломайся, ни крути,

разуметь нельзя: направь, спаси, прости,

но единственное слово: отпусти.

 

Не могу терпеть надгробий и зеркал,

кто бы в этом тайных смыслов ни искал.

Искрошу зубами поданный бокал,

Чтобы рот мой ослепительно сверкал.

 

-

Что ж ты требуешь, тревожишь ты меня?

Всё взыскательней труды мои ценя.

Не даёшь мне ни минуточки, ни дня

на безделье, палкой лень мою гоня.

 

Всё равно я буду прятаться и ныть

и тянуть всю жизнь бессмысленности нить,

разрастаться диким стеблем, словно сныть,

и во всём трактирных мальчиков винить.

 

-

Старику сейчас за восемьдесят три.

Говорят, объездил все монастыри.

Силу братии и местный колорит

не по слухам изучил, но изнутри.

 

Что за разницу меж ними усмотрел,

что за опыт во скитаньях приобрел,

коль из ивы себе выстругал свирель,

а всё низкое отсек и присмирел.

 

-

Инморино, Джугазунда и Мимоль

дали клятву и придумали пароль,

отыскали негра, чёрного как смоль

и воскликнули: Убей меня как моль!

 

Негр ударил Инморино по усам,

Джугазунду в тазобедренный сустав,

в третий раз, уже немного подустав,

целовал Мимоль в медовые уста.

 

-

Оснасти хулой язвительную речь,

не пытайся оскорбленьем пренебречь,

не тревожься, что моя задета честь,

пусть мой имидж разнесёт твоя картечь.

 

Постарайся уколоть меня больней,

после вываляй в помоях и дерьме.

Не боюсь жестоких стычек на войне,

я за это лишь признательна вдвойне.

 

-

Я свиваюсь ночью в жгут, а днём – кольцом,

жму божественную голову венцом,

пробиваю твердь витками как резцом,

замыкаюсь меж началом и концом.

 

Я верчусь в пелёнах бисерных кисей,

сплетена в тугие бусы вокруг шей,

оборотами крутящихся осей

концентрирую спираль вселенной всей.

 

-

Веретится птичья птица на зарю.

На замашке солнца вспашки усмотрю.

Воробью, стрижу, сороке, снегирю

рыбью рыбу заготовлю к октябрю.

 

Шар качу в морское море сильных сил,

чтобы шторм его поглубже затопил,

чтобы дно на два мгновенья закруглил,

взял его простую форму вязкий ил.

 

-

Возвестил нам не Сергей ли Зимовец:

точкой мёртвого прихвата на проекц

вектор интерпретативных интервенц

был удержан от скольженья в бесконец.

 

Тривиальнейший технический приём

мы для пущего примера приведём,

даже если, бестолковые, и в нём

ничегошеньки с тобой мы не поймём.

 

-

Я нарушу нашу клятву хорошу,

нашу тайну трепанусь и разглашу,

я доверю свой позор карандашу

и жестокую работу довершу.

 

За ограды и заборы продерусь,

волосами и ногтями зацеплюсь, –

пусть запомнят нашу боль и нашу грусть,

пусть заучат наши страсти наизусть.

 

-

Недоволен мною критик-эссеист,

недоволен куртуазный маньерист,

недоволен переводчик-пародист,

и, конечно, недоволен верлибрист.

 

Даже публика, довольная весьма,

недовольна мной как осенью зима,

Ленин Сталиным и горем от ума,

и собою недовольна я сама.

 

-

Опустила вертикаль сестра-сирень,

провела горизонталь сестра-болезнь,

нанесла диагональ сестра-ремень,

проложила параллель сестра-жень-шень.

 

Вставил перпендикуляры брат-не лезь,

вбросил числовые оси брат-семь-шесть,

ввёл свои координаты брат-я здесь,

врезал равные отрезки брат-всё взвесь.

 

-

Если в вашу дверь стучится Дед Пихто

или, может, элегантный Конь в пальто,

если даже это Агния Барто,

вашу дверь не открывайте ни за что!

 

Ну а если то электрик, например, –

Никому нельзя довериться теперь.

Вдруг за дверью притаился страшный зверь?

Ни за что не открывайте вашу дверь!

 

-

Хуже блажи озорства и воровства

потеряли свои свойства вещества,

притупили свои чувства существа,

не вкусивши ни отцовства ни вдовства.

 

Эти бедствия случились неспроста,

рассердились на убожеств божества.

Ради шутки, ради красного словца

эти рифмы не годятся для конца.

 

2012

 

_____________________________

Примечание от автора:

Стансами здесь я называю одно большое стихотворение, строфами которого являются восьмистишия, каждое из которых является частью целого и в то же время самостоятельным законченным высказыванием.