16 апреля 2013 | "Цирк "Олимп"+TV №7 (40), 2013 | Просмотров: 5388 |

КЛАССИЧЕСКИЙ ДЕЗЕРТИР (предисловие к новой книге Александра Макарова-Кроткова "Отредактированный экспромт")

Сергей Лейбград

Подробнее об авторе

 

Для меня до сих пор странно, что поэзия (именно поэзия, несмотря на всю смысловую инфляцию этого слова) Александра Макарова-Кроткова находится на периферии нынешней литературно-критической рефлексии. И это при том, что его стихи являются очень редким и очень убедительным фактом неисчерпанности русского языкового сознания. Наверное, предельно смешно сравнивать Макарова-Кроткова с Иосифом Бродским. Ну что же, пусть будет смешно. Однако языку всё равно, где проявлять свою подлинную органическую жизнь. В творчестве пафосного и экспансивного пиита или в маргинальном монологе частного, совершенно неагрессивного и незаметно гордого человека...

Конечно, поэта Александра Макарова-Кроткова невозможно представить без упоминания двух великих его предшественников - Всеволода Некрасова и Геннадия Айги. Но не потому, что Макаров-Кротков сформировался исключительно под их влиянием и позиционируется каталогизаторски мыслящими рецензентами их якобы очевидным учеником. А скорее и прежде всего - в знак его личной благодарности этим гениально упрямым и замечательным поэтам. Которую он сам последовательно подчеркивает через многочисленные посвящения и эпиграфы.

Нет в Макарове-Кроткове никакого ученичества. Его самодостаточность и оригинальность поразительно отчётливы и естественны. И вообще - разве возможно учиться у максимально близких тебе по эстетике и этике авторов, вдыхающих "ворованный воздух" и способных писать и говорить вне оглушительного фона, воя и шума скомпрометированной и спекулятивной просодии?.. Единственное и самое важное, чему он учился у Айги и Некрасова - бежать инерции и быть самим собой в пространстве, где для тебя, кажется, уже нет никакого места.

Безусловно, что "поющая немота" Айги и проявление собственного высказывания через речь, на речи и проговоре Некрасова - неизбежные точки отсчёта для Макарова-Кроткова. Он тоже ловит себя на слове, потому что только там и существует. Потому что только там и может поймать жизнь и живую энергетику языка поэт. Некрасов, Айги, Айзенберг, Коваль, Макаров-Кротков...

Понятно, что этот ряд Всеволод Николаевич Некрасов подверг бы уничижительному отрицанию и кардинальной редактуре. Но я же говорю не об однородности. Я говорю о возможности сказаться...

Александр Макаров-Кротков - лирический, экзистенциальный, оригинальный поэт, состоявшийся на беспощадном к менее тонким и точным авторам пересечении конкретизма и концептуализма. Практически никто Макарова-Кроткова концептуалистом не называл. Сначала его относили к легиону русских верлибристов, потом к "ученику", позднему конкретизму и минимализму, часто путая минималистическую структуру с миниатюрой. А он создал и продолжает создавать постконцептуальные интонационные способы, формы и модели частного, приватного, внутреннего лирического высказывания. И лучшие образцы его кратких стиховых высказываний - это, по сути, уже классика, это образцы живого и актуального языкового высказывания вообще.

Его лирический антигерой, "дезертир", проговаривается вне диалога, без расчёта на прямую коммуникацию, понимание и сочувствие. Он говорит, почти осекается, без надежды быть услышанным, потому что не вполне ясно - он уже произносит нечто вслух или только ещё пытается произнести, он уже говорит или думает-чувствует, что говорит. Его речь происходит как бы в случайном присутствии другого. Она произносится в себе, для себя, и только в таком состоянии может быть опознана, услышана, прочитана молчаливым собеседником, спутницей, случайным свидетелем.

Я не могу представить современную русскую поэзию и русский язык без Макарова-Кроткова. Десятки его лирических (настаиваю на этом эпитете) текстов живут внутри меня, уже будучи оторванными от контекста и события. Они уже соприродны речи аборигена, пережившего "похороны автора" и "смерть лирического высказывания". Они уже неотвратимы и универсальны как азбучные истины, правила и идиомы.

* * * будильник будильник// сколько// мне еще жить? * * * уже февраль // достал чернила// плачу плачу // и - ни хрена *** тихо так воет собачка// словно хочет повеситься// а не умеет * * * жизнь длится в течение поцелуя// все прочее -// мемуары * * * отдельное спасибо всем// не принявшим участия *** попил чаю// не полегчало ***оттого и грустно// что знаю// отчего...

Это только малая толика макарово-кротковского "наследия", не вымываемого временем и языковым мусором из моей памяти. Любопытно, что эта поразительная его точность переживалась аудиторией, перед которой он выступал, как праздник, как общая, иногда даже вполне эстрадная победа над немотой и многоречивой глухотой официальных и прочих героических дискурсов...

Издание новой книги Александра Макарова-Кроткова именно в Самаре, некогда совершенно наивно возомнившей себя циркоолимпийской столицей постсоветской России, лично для меня событие в высшей мере утешительное и заслуженное. Благодаря дружбе с автором "Отредактированного экспромта", мне удалось создать вестник современного искусства "Цирк "Олимп" и в течение целого десятилетия (тех самых "лихих девяностых") проводить здесь "Европейские дни" со Львом Рубинштейном и Виктором Ковалём, с Владимиром Тучковым и Томашем Гланцем, с Ежи Чехом и Юлием Гуголевым, с Тимуром Кибировым и Виктором Кривулиным, с Татьяной Риздвенко и Еленой Фанайловой, с Дмитрием Воденниковым и Виталием Лехциером... Здесь в Самаре студенты Ирины Саморуковой и Татьяны Казариной писали и пишут свои курсовые и дипломные работы по творчеству лично знакомого им Макарова-Кроткова...

Александру Макарову-Кроткову писать и говорить всё труднее и сложнее. Дыхание и речь всё реже совпадают, невыразимой нежности всё тяжелее преодолевать иронию, а редактировать экспромт, то есть собственную жизнь, всё бессмысленнее и безнадёжнее. Мёртвые декорации социально-политической реальности неизбежно превращают литературное "дезертирство" в единственно возможную стратегию существования. И стихи поэта становятся ещё сильнее и глубже. Ибо уже не для чего и не для кого, а потому...