03 ноября 2012 | "Цирк "Олимп"+TV" №5 (38) | Просмотров: 3846 |

Это не трубка, или Апология сигареты: эссе об экзистенциальном смысле курения

Виталий Лехциер

Подробнее об авторе

 

Это не трубка, это сигарета. Трубка изыскана, разнообразна, архаична, аристократична, а сигарета проста, примитивна, современна (элемент модерна), демократична. Она не имеет почтенной истории. Трубка из глины или красного камня, из бамбука, как в Азии, или кочерыжек кукурузы, как в США, из древесины тропических деревьев или из бивней и костей животных, трубки пенковые, из окаменелых останков моллюсков, или трубки из бриара, корней древовидного вереска, индейские трубки, совмещенные с томагавком, с нанесенными на чашку тончайшими изображениями людей или без оных - непростая история, ореол священного ритуала, искусство медленного удовольствия. И сигарета, смешно сказать, - льняная бумага, табак, вещества, ускоряющие горение, миллионные тиражи, несколько автоматических затяжек на ходу, скорость, никакого стиля и никакой эстетики.

Простота прикуривания – главное достоинство сигареты. Неслучайно ее популярности мы обязаны солдатам. Возникнув в Испании и Средиземноморье в начале XIX века, сигарета, что означает «маленькая сигара» (фр.), получила свое распространение во время Крымской войны в середине XIX века. Англичане переняли у русских и турецких солдат привычку к курению сигарет. Они заворачивали табак в бумажные трубочки из-под пороха и могли быстро перекуривать между боевыми действиями. Солдату нет времени на трубку или сигару. Сигареты вошли в моду во время Первой мировой войны, а после нее начался настоящий сигаретный бум. Сначала в Америке продавались сигареты ручной скрутки из Турции, затем изобрели машину и новый светлый табак «Белый Берли». В России в это время делают папиросы. В начале XX века в Америке появляются всем известные табачные марки, сигареты включаются в солдатский моцион, их бесплатно посылают на фронт, формируя привычку и будущих покупателей. Умелый маркетинг изобретает «дамские сигареты» и добавляет сигаретный дымок наряду с благородным дымом сигар к имиджу известных актеров. Так массовое общество XX века оказывается в плену у бумажной машинной скрутки, набитой табаком и смолами, способной только на сухой и горячий дым.

Если сигара индивидуальна, если секреты смесей листьев табака хранятся в тайне, как секреты дорогих вин, то сигарета всеобща, массовидна, она всегда в пачке таких же сигарет, у нее нет секретов, кроме очередных уловок маркетологов. Сигара, начиная с Бисмарка, – элемент политической харизмы, сполна воплощенной Уинстоном Черчиллем, сигарета – атрибут человека толпы, обобществленного до кончика стряхиваемого пепла.

Нет стиля… нет эстетики… нет архетипической ритуальной нагруженности… нет прекрасной сложности… и много чего еще нет. И тем не менее есть невероятная сила элементарной затяжки, грубой, бездонной, бессмысленной экзистенциальной тяги, которой пронизан опыт курильщика простой сигареты. Сигарета на самом деле вобрала в себя все, что присуще курению вообще, в редуцированном, но менее пафосном и потому более «человекоразмерном» виде.
Во-первых, сигарета олицетворяет фалологоцентрический мир. Это основа прямого и действенного смысла, развивающегося от мундштука в папиросе или от фильтра в сигарете вдоль по табачному телу, вплоть до завихрений и закруглений в глубоком выдохе. Прямой смысл переходит в дымовую завесу, в табачное облако, в многозначность, в ауру возможностей, корень которой - в глубине затяжки. Смысл может быть направлен на все четыре стороны, как некогда жрецы племени майя во время магических ритуалов выдували табачный дым на четыре стороны света, призывая победу или исцеление. Он может быть закольцован, образуя причудливые герменевтические круги, метафоры хрупкого понимания, наслаивающиеся друг на друга и растворяющиеся в атмосфере. Смысл рождается между вдохом и выдохом. Так ритм ноогенного курения учреждает настоящую драматургию глубины и поверхности, прямого и косвенного, разумного и бессмысленного.

Сигарета – это также ритм разгорания и угасания, это динамический, подвижный космос Гераклита. Для курильщика сигарета – это сразу и уголь, и пепел, созерцание сгорания и постоянное переживание тления, мерцания огонька и неизбежности обращения сущего в тлен. Это миниатюрный костер и медитативность. Самое неприятное в сигарете – это то, что она быстро заканчивается. Все уходит в пепел, в песок, в прах, в никуда, как будто и не курил, только стряхнул пепел, освободился от очередной порции вобранного в себя сгоревшего алкалоида, на глазах превратившегося в пепельную труху, горстку, пыль. И кто скажет, что этот космический процесс, управляемый пальцами и осуществляемый дыхательной способностью организма, лишен эстетики и метафизики?

В третьих, курильщик – это одиночка, событийствующий с другими. В пачке сигарет спрятаны и изоляция, и коммуникация. Нет ничего лучше для обособления, для одинокого медитативного опыта, для уединенного смыслонесущего акта, чем дымящаяся сигарета. Но нет ничего лучше нее и для установления коммуникации, для учреждения сообщества, интерсубъективных связей. Сообщества образуются посредством прикуривания от чужой сигареты, от чужого огня. В этот момент возникает неофициальный и неманифестируемый заговор курильщиков, пробегает искра между чужими друг другу людьми, на секунду ставшими своими, ставшими товарищами по несчастью, вошедшими в невидимый колледж прирученного огня, рискнувшими здоровьем ради сомнительной и беспомощной метафизики табачного фалоимитатора. Перекур – форма социального бытия, освобожденного от постоянно возрастающих требований индустриальной цивилизации, роста производства, извлечения прибылей. Перекур подрывает, и правильно, кстати, делает, налаженную организационную мощь корпораций. Его запрещают, вытесняют, с ним борются. Топ-менеджеры и владельцы компаний придумывают все новые и новые ограничения для курильщиков, загоняя их в резервации, регламентируя ритмы вдохов и выдохов. Но перекур непобедим, поскольку основан на необходимых структурах экзистенции, которые не могут отменить даже самые эффективные управленцы. Сигарета – это бытие-с-другими, реализующееся в том числе в модусе одиночества, нехватки другого как собеседника в курилке, как партнера по доброжелательному и непринужденному, абсолютно свободному диалогу на лестничной клетке, в тамбуре, на лавке, на балконе или даже в специально отведенном для курения помещении.

Сигарета – инструмент эпохе (феноменологической редукции), способ переключения внимания с сущего на бытие. Безусловно, акт курения изменяет сознание, настраивая его на отрешенность от привычного режима существования. Не только химия нейротоксина, но и сам акт затяжки и выдыхания дыма, жанровая память, бессознательно переносящая в магический мир архаического ритуала, приостанавливают сращенные с предметами психические акты, отбрасывают к собственному чистому сознанию в его неотделимости от бытия, ввергают сознание в состояние творческой прострации, открытости и восприимчивости к новым смыслам. Неслучайно церковь после пришествия табака в Европу, которое случилось вслед за открытием Америки, рьяно боролась против курения, видя в табаке «бесовское зелье», конкурирующее с отфильтрованным церковным фармаконом в виде формализованного богослужения и санкционированной молитвы.

В-пятых, сигарета – это всегда конфликт зависимости и свободы. Рабство у сигаретной пачки не имеет ничего романтического и возвышенного, а борьба с ним предельна прозаична и утомительна. Никотиновая зависимость – классический сюжет влияния, сюжет воли и безволия, сюжет, демонстрирующий силу простых вещей, их повседневное воздействие на нашу жизнь и нашу смерть. Я слышал историю из первых уст о пожилом человеке, который сломал ногу, выходя покурить на лестничную площадку. Потом, будучи прикованным к постели, он, не расставаясь с сигаретой и плохо ее затушив, устроил пожар в квартире, обгорел и попал в реанимацию. Там он, уже почти не в силах дышать из-за угоревших дыхательных путей, жестом попросил сигарету. На полученный отказ он вытянул два пальца руки в привычном жесте курильщика, и эти пальцы, прикладываемые к губам до последней минуты, имитируя, нет осуществляя фантомный акт курения, как двоеперстие фанатички старообрядчества боярыни Морозовой, стали его последним символическим жестом, символом веры, предсмертным ритуалом раба собственной зависимости и в то же время последней авторской точкой в абсолютно свободно выбранной биографии.

Экзистенциальная аналитика помогает увидеть нам, что опыт курильщика - это подлинное бытие-к-смерти, потому что с каждой затяжкой ты всегда знаешь, что убиваешь себя. Не один курильщик не пребывает в самообмане. Он никогда не отвлекается от мысли о собственном конечном существовании, даже если внешне это не показывает, наоборот, курение сигареты есть открытое принятие собственной конечности, если угодно, невротическое заступание в нее.
Это не трубка, это сигарета. Магритт Курильских островов, наверно, еще напишет свою картину, где главным персонажем будет самокрутка с нашпигованным самосадом, махоркой, солдатская папироска, цигарка или спущенная с конвейера типовая, ничем не примечательная пачка сигарет, которая если есть в кармане, как пел Виктор Цой, «значит все не так уж плохо на сегодняшний день».

2007 г.