Анкета "Цирка "Олимп"+TV"
«Цирк "Олимп"+TV» попросил известных российских литераторов ответить на вопросы нашей анкеты, непосредственно связанные с актуальным литературным процессом и его отражением в сознании-самочувствии наших постоянных и новых авторов:
- Какая традиция, на ваш взгляд, актуальна для современной литературы: высокий модернизм, социальный реализм, концептуализм? Вопрос продиктован тем, что только традиция - в том числе и опровергаемая традиция - создает коды прочтения, понимания текста. Есть ли в современной словесности так называемые "энергетические" точки, то есть поэты, писатели, чьё высказывание наиболее адекватно времени?
- Возможно ли в ситуации "после концептуализма" аутентичное художественное высказывание? Как соотносятся в наши дни политическое, этическое и поэтическое?
- Можно ли говорить сегодня о "доминирующем языке"? Как вы относитесь к феномену эстетической плюральности? Влияет ли эта "вполне постмодернистская" ситуация на характер поэтического высказывания?
- Какую роль в современной поэзии (искусстве вообще) играет феномен сообщества? Как может сегодня работать это сообщество? Чем отличается сообщество от "тусовки" девяностых? Как сказывается ситуация “восстания масс” в поэзии (в том числе в интернете) на выборе поэтом своего социального пути – это путь одиночки или путь только внутри сообщества?
На вопросы ответили поэт и переводчик Дмитрий Веденяпин; поэт Александр Макаров-Кротков; поэт и переводчик Алеша Прокопьев; литературный критик и поэт Илья Кукулин; поэт Татьяна Риздвенко; поэт Валерий Земских; прозаик, переводчик, редактор Александр Давыдов; филолог Людмила Зубова
Дмитрий Веденяпин (Москва)
Подробнее об авторе1. Литература, как и все наше общество в целом, по-моему, распалась на части. Причем эти части (направления, группы, движения) какие-то неопределенные, не имеющие внятной внутренней «скрепы». Те названия, которые им по инерции дают, равно как и самоназвания, не соответствуют действительности. Перед тем «новым», что обрушилось на нас в 90-е годы, бледнеют все традиции. Почему так трудно написать хорошее русское стихотворение, скажем, про Нью-Йорк? Потому что русские слова не «захватывают» заграничную реальность. Наша страна настолько изменилась, что мы все превратились в иностранцев, очень приблизительно понимающих, что к чему. Мы озираемся в поиске «родственных душ» (тех, у кого те же «коды прочтения») и видим, что их, мягко говоря, немного. При этом, совершенно очевидно, что в современной поэзии что-то «варится». Ну вот, а теперь можно попытаться прямо ответить на поставленные вопросы. «Какая традиция, на Ваш взгляд, актуальна для современной литературы?» Никакая. Разумеется, личная одаренность всегда была важнее «прописки» в группе или даже традиции, но все же, пожалуй, можно сказать, что принадлежность … ну, допустим, к обэриутам указывала на определенный уровень. Сейчас, по-моему, ничего подобного нет. Каждый сам по себе и сам себе традиция. Мне кажется, что в хороших современных стихах обычно слышится все сразу: и модернизм, и концептуализм, и «левое», и «правое» … «Есть ли в современной словесности так называемые «энергетические» точки, то есть поэты, чье высказывание наиболее адекватно времени?» Есть. Называть конкретные имена не хочу - обязательно кого-нибудь забудешь и незаслуженно обидишь.
2. Верю, что возможно… Что касается вопроса о соотношении политического, этического и поэтического, на ум приходят сплошные трюизмы. По-моему, определенные этические представления (конечно, не просто декларируемые, а реальные) вызывают к жизни определенную политику. «Поэтическое» тоже связано и с «политическим», и с «этическим». Но так же - с тысячей других вещей. Впрочем, мой читательский опыт учит, что чем кровожаднее и «кондовее» авторское мировоззрение, тем «кондовее» и «неразработаннее» авторская поэтика.
3. По-моему, нельзя… К феномену эстетической плюральности я отношусь спокойно. На характер поэтического высказывания влияет все. В том числе и эта «ситуация». Собственно, это «техническая» сторона дела. Открывая рот, чтобы что-то сказать (а тем более, прочесть стихотворение), необходимо учесть «акустику» наличного пространства.
4. «Нехорошо человеку быть одному»… Сказано это по другому поводу, но, по-моему, приложимо и к литературе. Сообщество, среда очень важны. Поэту важно иметь возможность «контакта» с ушами-глазами других людей. Для того, чтобы лучше чувствовать-понимать время, мир, себя и пр. и пр. «Правильное» сообщество должно «держать планку» на правильном (то есть, высоком) уровне, не позволять автору «расслабляться». И вместе с тем, поэту должно быть в нем (сообществе) радостно находиться… В общем, на вопросы этого пункта анкеты я не знаю, что ответить.
Александр Макаров-Кротков (Москва)
Подробнее об авторе 1. По-моему, для любого автора актуальна та традиция, на которую он ориентируется. И это дело глубоко индивидуальное. Для кого-то уже традиция - Пригов и Рубинштейн, а для кого-то, как когда-то для Эзры Паунда, - Гомер и иже с ним. Говорить же о какой-либо характерной традиции для современной литературы, то есть обобщать, мне кажется, в данном случае неуместно. Поскольку современная литература состоит из отдельных авторов - наших современников. И у каждого, как я уже обмолвился, - своя традиция. То есть - сколько авторов, столько и традиций.
А поэты, конечно же, есть. Даже - настоящие. Даже те, в ком сошлись все необходимые составляющие, чтобы время и место соединились. Другое дело, знаем ли мы их? И не принимаем ли одних за других? И не изменится ли наше отношение к ним спустя отрезок времени?
2. По-моему, аутентичное художественное высказывание возможно в любую эпоху. Не только "после концептуализма", но и "после конца света".
Другой вопрос, хватит ли сил и таланта у кого-либо на это высказывание. Говорить же о том, что такие поэты есть, воздержусь, поскольку это чересчур субъективно.
Соотношение же поэтического и политического - тоже дело индивидуальное. Но когда политика начинает превалировать над поэтикой - мне становится скучно.
3. Говорить о доминанте какого-либо языка над другими мне сложно, поскольку я не ищу, но нахожу тех литераторов, использующих тот язык, что доставляет мне эстетическое удовольствие. Иные языки мне не интересны.
4. Наверное, для кого-то "литературные сообщества" необходимы. Намного легче чувствовать собственную правоту, когда тебя поддерживают единомышленники.
Тем не менее, мне это чуждо. Я всегда был "литературным хуторянином".
Алеша Прокопьев (Москва)
1.Актуально всё, на мой взгляд. Адекватных времени поэтических высказываний не бывает, но при этом всё, что высказывается, адекватно времени, потому что высказывается в это время. Главное, чтобы это было действительно высказывание, а не просто что-то произнесённое – иногда это понятно сразу, а иногда уже в другую эпоху.
2. См. п. 1. То есть нет, невозможно. Оно никогда невозможно, ни «до», ни «после». Поэтика, этика и политика в наши дни настолько взаимодиффузны, так тесно переплетаются, что нет смысла говорить об их соотношении в общем, можно только в частностях, у конкретных авторов, на конкретных примерах, чего я пока делать не хочу.
3. Считаю, что «доминирующего языка» в поэзии сегодня нет. К эстетическому «кто во что горазд» отношусь хорошо. На характер поэтического высказывания это влияет только в том смысле, что таковому высказыванию, если оно хочет быть высказыванием (см. п. 1), приходится быть зрелым, самодостаточным, такой вещью (обращённой) к себе, (взятой) как она есть сама по себе. И это хорошо.
4. Сообщества – единственный сегодня способ выживания автора как автора того или иного высказывания, как бы кто ни выпендривался говоря, что вот он, де, сам по себе, ни в какие группы и группировки не входит. Такой автор – при условии, что высказывание обладает самостоятельной ценностью – может быть включён в сообщества вообще без его ведома. Способы функционирования таких сообществ разнообразны, тут нужно целое исследование, не решусь говорить об этом спрохвала. Сообщества пришли на смену тусовкам, так же, как последние пришли на смену богеме, в какие-то моменты они существовали и существуют параллельно. Сообщества, в отличие от тусовок (кстати говоря, не только 90-х) отличаются тем, что не ставят конечной целью продажу товара, в каком бы виде эта продажа ни осуществлялась. Теперь это способ просто явить себя, не столько даже заявить о себе, способ существования, экзистирования. “Вместе весело шагать…”. Не смысл, не цель, не функция – простое экзистирование, но в этой манифестации есть…я бы не сказал даже что-то жизнеутверждающее, а скорее – что-то нечто-утверждающее, в этом ценность. “Восстание масс” бессильно против сообществ, есть вещи похуже, остатки советского графоманства, люди, думающие, что за ними тоже традиция и также пытающиеся сбиться в стаи, стать “сообществами”, иногда такая функциональная модель работает. Это раздражает, хотя тоже не так уж и страшно.
Илья Кукулин (Москва)
Подробнее об авторе1. Это очень сложные вопросы, и ответить на них тем труднее, что не совсем понятно, что Вы понимаете под современной литературой? Русскую литературу или европейскую литературу в целом? Кажется, судя по контексту, русскую. Не совсем понятно и то, почему из разных направлений постмодернизма в вопросе назван только концептуализм – движение принципиально важное, но в рамках постмодернизма не единственное. Я согласен с тем, что «только традиция -- в том числе и опровергаемая традиция -- создает коды прочтения, понимания текста». Но, по-видимому, для современной культуры слово «традиция» в единственном числе является излишним обобщением. Разные «участки» сегодняшней русской литературы и отдельные авторы по-разному переосмысливают для себя те традиции, которые Вы называете – и некоторые другие, например, выхолощенную версию модернизма, адаптированного в рамках соцреализма в 1930-е годы.
Про «”энергетические” точки» ответить тоже трудно, потому что ни сегодня, ни в любой другой исторический момент нет единого «времени», которому можно найти соответствующего автора. В 1970-е годы «времени» были адекватны, например, Иосиф Бродский, Людмила Петрушевская, Юрий Трифонов, Василий Аксенов и Евгений Харитонов – но в каждом из этих случаев выражение «адекватен времени» пришлось бы переопределять заново: Иосиф Бродский точно передавал изменение самоощущения человека в истории, Трифонов – не выговариваемую до конца и отчасти даже комфортную травмированность интеллигентского сознания, Петрушевская – висевшее в воздухе ощущение какого-то ненаправленного, всеобщего жлобства, Аксенов – интеллигентское чувство коллективной обреченности и надежды на чудо, Харитонов – одомашненность, повседневность трагического одиночества, которое может быть даже окрашено какой-то немотивированной радостью – и породить новое отношение к языку литературы… Переживание эпохи сегодня «собирается» из всех этих чувств. А еще были Виктор Кривулин, Всеволод Некрасов, Лев Рубинштейн, Андрей Монастырский, Дмитрий А. Пригов…
И когда началось то время, которому нужно быть «адекватным»? В сегодняшнем эстетическом сознании взаимодействуют несколько временных пластов, одни ведут отсчет с середины 2000-х, другие – примерно с начала 1990-х, третьи – с конца 1960-х.
Поэты, прозаики, художники, чье высказывание «адекватно времени», сегодня, несомненно, есть, но называть только имена было бы некорректным – имело бы смысл всякий раз объяснять, что значит «адекватно времени» в каждом конкретном случае.
2. Не понимаю, что значит «аутентичное художественное высказывание». Аутентичное чему? Вы имеете в виду – отсылающее не только к другим художественным высказываниям? Думаю, возможно. В явном виде разговор об этом начал Дмитрий Кузьмин еще в 2001 году в своей статье «Постконцептуализм», но еще раньше эту тему затрагивал Михаил Айзенберг в эссе 1990-х (и несколько раз возвращался к этому вопросу, в том числе – в недавней колонке на сайте Openspace.ru), писали об этом и другие. Возможно, при известном желании можно было бы даже собрать небольшую антологию текстов о статусе поэтического высказывания после концептуализма – во всяком случае, обсуждение вопроса идет давно, и в нем уже обозначились различные эстетические и культурно-политические позиции.
Второй вопрос имеет для меня особый смысл, потому что четыре года назад я, работая в то время в журнале «Новое литературное обозрение» («НЛО»), сам провел опрос на эту тему среди философов, социологов и критиков. Он был опубликован в «НЛО» под названием «по ту сторону иерархии»: http://magazines.russ.ru/nlo/2008/91/. Не знаю, ответили ли бы опрошенные тогда сегодня так же, но все же, мне кажется, эти размышления могут оказаться интересны читателям Вашего издания.
3. Мне кажется, о доминирующем языке в литературе сегодня говорить нельзя, хотя в критике то и дело возникает стремление назначить на эту вакансию какой-нибудь из языков современной словесности -- с огорчением («и все-то у них сплошной постмодернизм») или удовлетворением («наконец пришло время нового реализма»).
Эстетическую плюральность я воспринимаю как естественное условие существования современного искусства и оцениваю скорее положительно, как ситуацию, при которой искусству не навязывается один определенный, универсальный и всепобеждающий способ художественного высказывания -- ни властью, ни цензурой, ни культурными или политическими элитами.
Влияет ли эта ситуация на характер поэтического высказывания? – конечно, влияет, но для всех авторов по-разному.
4. О каком сообществе Вы спрашиваете – авторов или читателей? Конечно, применительно к современной русской поэзии сообщества авторов и читателей довольно сильно пересекаются (проще говоря, многие читатели современной русской поэзии сами пишут стихи), но все же это разные явления, и функции у этих сообществ -- разные. Но все же, насколько я понимаю, Вы имели в виду авторское сообщество. Феномен авторского сообщества во многие эпохи развития поэзии играл большую роль, начиная, самое позднее, с римских неотериков (I в. до н.э.).
Если говорить о современности, возникает еще одна терминологическая сложность: сообщество или сообщества? Если говорить о сообществах, то их много и они могут быть организованы по-разному: есть такие, чья роль сводится только к обсуждению (в «реальной жизни», на сайтах или в социальных сетях) произведений, созданных участниками группы, но есть и такие, которые поддерживают собственные сайты или составляют основу регионального поэтического фестиваля. Если же говорить о воображаемом «литературном сообществе» в целом, то оно в современной России очень неоднородно. Соответственно, в жизни разных авторов оно играет весьма разную роль – потому что для каждого релевантен свой «участок» этого большого воображаемого единства.
Вопроса «Чем отличается сообщество от "тусовки" девяностых?» я не понимаю. В 1990-е в русской литературе действовали самые разнообразные авторские сообщества, вдобавок очень сильно изменившиеся на протяжении десятилетия. Сообщества 2000-х тоже эволюционировали. Меня слегка смущает, что Ваш вопрос не нейтрален. Слово, оценочно нейтральное – «сообщество» -- в нем противопоставлено слову «тусовка», которое – да еще и взятое в кавычки -- в данном контексте ассоциируется скорее с отрицательной оценкой. То есть получается, что в 90-е было что-то не очень хорошее, а сегодня оно эволюционировало во что-то достойное. Мне не кажется продуктивным такое описание. Сегодняшняя структура литературного поля очень изменилась по сравнению с 1990-ми, но говорить, что нынешние литературные группы «вообще» стали хуже или лучше, чем в 1990-е, на мой взгляд, некорректно.
Интересно, впрочем, обсудить историю слова «тусовка» и его роль в общей мифологизации 1990-х как «лихого» времени. Приведу только один пример. Когда в 1996 году Букеровскую премию получил роман Андрея Сергеева «Альбом для марок», а «Малого буккера» -- «Трепанация черепа» Сергея Гандлевского, корреспондент «Московского комсомольца» Наталья Дардыкина раздраженно написала в своем комментарии «Тусовка наградила “своих”». Сегодня очевидно – по крайней мере, для меня – что оба эти произведения остались в истории русской литературы. Тогда возникает вопрос, чем была та «тусовка», или, точнее, то сообщество, которое их признало первым.
В первой половине и середине 1990-х на недолгое время в культуре стали значимы – или, точнее, очень заметны -- группы, для которых самым важным была манифестация собственного существования, стиля жизни, манеры письма – а не поддержание литературного, художественного и т.п. процесса. Кажется, эти группы и имеются в виду в Вашем вопросе под «тусовкой». Но наибольшее стремление к «ориентации на процесс, а не на результат» демонстрировали скорее журналисты, чем литераторы или художники. В подобном поведении сложнейшим образом переплетались социопатия, чувство потери ориентиров и остро необходимая тогда выработка новых навыков существования в культуре. Ситуация стала меняться уже во второй половине десятилетия, даже люди, входившие в те же круги общения, уже через несколько лет обретали иные интересы.
Только с такими оговорками можно попытаться ответить на вопрос, чем отличаются сегодняшние сообщества от их аналогов в 1990-е годы, хотя вообще он требует подробного исследования и пока что можно говорить только очень предварительно.
Очевидно, что распространение Интернета сегодня сделало менее значимым фактор объединения по месту проживания: поэтическая группа может состоять из людей, находящихся в разных городах. Чуть менее релевантным стал фактор поколения, очень важный для объединений 1990-х, но все же он остается существенным. Сохраняют важность политические взгляды участников сообщества – хотя обычно они не имеют первостепенной важности и действуют на структуру и вкусы сообщества через длинный ряд опосредований.
Я совершенно не уверен, что нынешние культурные процессы можно описать с помощью термина «восстание масс» (даже и в метафорическом его употреблении), который предложил в 1929 году Хосе Ортега-и-Гассет для описания тех явлений, которые потом были осознаны как начало формирования массового общества. Думаю, что сегодняшние изменения имеют иную природу, чем те, о которых писал Ортега-и-Гассет. Сегодня тривиализация эстетических критериев и распространение разного рода эстетических шаблонов сложным образом сочетается с умножением зон инноваций в культуре и увеличением социальной ценности творческих способностей.
Разные поэты в разные эпохи выбирают свой творческий путь по-разному, общих «сценариев» здесь нет. В существовании любого творческого человека всегда сочетаются стремление к одиночеству и к объединению с «сестрами и братьями по разуму». Доминирование одного из этих двух стремлений может изменяться и на протяжении одной человеческой жизни.
Татьяна Риздвенко (Москва)
Подробнее об авторе1. По моему ощущению, актуальнее прочих – социальный реализм. На последней Живой воде мне показалось, что злее и живее всех живых - Валерий Нугатов.
2. Пафос нынешней ситуации губителен для поэзии, но питателен для прозы, в каковую превращается почти любое высказывание в соцсетях
3. Мне кажется, еще не пора говорить о доминирующем языке.
Не отношусь. Для меня это просто терминологическая игра. НЕ чувствую.
Мне кажется, влияет. Поэтическое высказывание, в силу своей необязательности, теряет не только костяк, но и хрящи, и всякую прочую арматуру. И становится – просто высказыванием.
4. Мне кажется – феномен сообщества никакой роли не играет. Сообщество отличается от тусовки тем, что живет он-лайн. Тусовка была теплая, грелась теплом человеческим. Сообщество, мне кажется, боится сгореть при контакте с воздухом. Именно в этой связи наиболее привлекательным мне видится путь одиночки.
Валерий Земских (Санкт-Петербург)
Подробнее об авторе Чем дольше я вчитывался в заданные вопросы, тем большие сомнения в возможности ответить на них у меня возникали.
Дело в том, что практически все слова в этих вопросах являются терминами, не имеющими точного определения или имеющими определения, противоречащие одно другому. Например, что считать современной литературой или что такое актуальность? А что такое высокий модернизм и чем он отличается от «низкого»?
Вернемся к современной литературе. Что это? То, что пишется сейчас, в ХХI веке? Да сейчас пишется всё, что угодно. От романов Шиловой до текстов Драгомощенко. Конечно, в неявной форме вопрос подразумевает, что речь идёт о «настоящей»! литературе. Ау! Где ты? И кто ты? На стоящая? Стоишь на полке или лежишь на винчестерах безвестных гениев?
Так что не будем задирать нос и думать, что мы то знаем.
Эта гигантская гора текстов и есть современная литература, как бы нам не хотелось думать по другому.
А большинство авторов этого монблана вряд ли ответят на вопрос, что такое высокий модернизм или концептуализм. Они спокойно пережили «эпоху постмодерна» и благополучно не заметили ее. Впрочем, что такое социальный реализм они тоже не смогут уверенно объяснить, а под просто реализмом понимают, «чтобы было как в жизни». И лепят якобы как в жизни. Конечно и модернизм и концептуализм оставили свои следы и на этом непобедимом мейнстриме. «Как в жизни» сейчас выглядит совсем не так, «как в жизни» в ХIХ веке.
Если же отвлечься от мейнстрима, то здесь тоже трудно выделить одно какое-то влияние. Есть литература, ориентирующая на работу с формой (может быть условно отнесем это к влиянию модернизма, хотя точнее было бы говорить об авангарде, но не в смысле классического авангарда двадцатого века, а к извечному стремлению найти новые пути), а есть литература близкая к концептуализму. Хотя ведь и концептуализм концептуализму рознь. Стоит хотя бы упомянуть Некрасова и Пригова. Мне то кажется, что Некрасова скорее бы стоило отнести к авангарду, тогда как приговская линия уходит в постмодернизм (Ау! Скажите мне, что это такое!!!) и кстати более воспринята «современной» литературой. Возможно, дело в том, что она легко смыкается с тем течением, который ориентируется если не на социальный реализм, то на «критический» вперемежку и с соцартом.
Если плавно перейти ко второму вопросу, то художественное высказывание возможно всегда. Литература умеет делать невинные лицо, как будто ничего и не было.
Тут есть подводное течение – аутентичность! Что имеется ввиду? Какая подлинность, истинность? Соответствие чему? То есть существует некоторая истина, и художественное высказывание должно эту истину передать в «истинном» виде? Это как то напоминает форму и содержание.
Поэтическое, этическое и политическое с формальной точки зрения в любые времена соотносятся одинаково. Другое дело, что в разные времена использование художественного высказывания может различаться. Мне кажется, что политическое использование литературы уменьшается ввиду большей возможности собственно политического действия. Слабеет и этическое восприятие литературы. Она все чаще выступает как некая игра, в которой важны не правила морали, а правила игры. А поэтическое, оно всегда в стороне, на него и не обращают внимания, но без него не существует и художественного высказывания.
В свете вышесказанного говорить о доминирующем языке затруднительно, если только не обращаться опять к мейнстриму.
Этот вопрос смыкается с последним. Дело в том, что возникло множество сообществ, каждое со своим языком. Конечно, это громко сказано «со своим языком», но тем не менее. Часто они настолько далеки друг от друга по множеству параметров, что и не имеют ни малейшего представления о существовании друг друга. Казалось бы Интернет позволяет получать информацию почти обо всем, но с другой стороны он дает возможность найти что-то совсем близкое и объединяться в тесные группы себе подобных, что ведет к консервации уже существующих представлений. Нет необходимости что-то в себе менять, так как свой круг ты устраиваешь и так. Тебе достаточно мнения выбранной тобой группы.
Если говорить о выборе, то выбор пути одиночки становится затруднительным. Раньше отсутствие нужного окружения часто было достаточным поводом, чтобы уйти в себя. Теперь же, чтобы остаться одному, нужна сильная внутренняя потребность в одиночестве. Плохо это или хорошо, не мне судить.
Александр Давыдов (Москва)
1.Вообще-то мне близко мнение Хайдеггера, если я верно интерпретировал его вечно ускользающие (тем более в переводе) смыслы: сначала понимание, потом уже слова. По крайней мере, лично у меня это так. Было бы ЧТО сказать, а слова найдутся. Не важно (пост)модернистские, реалистические и т.д., главное чтоб были адекватны и личности пишущего и тому о чем они и т.д. У меня нет особых стилистическо-методологических предпочтений. Что же касается актуальности для современной литературы (и не только), то мне важен не способ выражения, а глубина взгляда (точней, вертикаль). «Глубинную» тенденцию в современной литературе мы с Тавровым и Иличевским сформулировали еще 10 лет назад и дали ей название «Новый метафизис»: см. http://metaphysis.narod.ru. «Меня интересуют только книги, написанные кровью. Так говорил Заратустра». Верно говорил: на другие и время не стоит тратить: байки, думается, уже все рассказаны.
2. Всегда возможно. Как именно соотносятся точно не скажу, но уверен, что неким образом соотносятся.
3. Вот-вот, у меня именно «эстетическая плюральность» (см. первый ответ), притом не имеющая ни малейшего отношения к постмодернизму.
4. Насчет сообществ, не знаю, м.б. и возможны, хотя мне о современных лит. сообществах (продуктивных, имеется в виду) ничего неизвестно, - тусовок же нынче много. В 90-е они были как-то живее, больше надежд. Собственно, и у меня есть несколько единомышленников (мы даже задумали коллективный сборник «Новый метафизис», - см. первый ответ), однако это не литературная группа, поскольку никого не обязывает и не имеет черт непосредственного сотворчества. Но литература всегда в конечном итоге дело одинокое, как и вообще жизненный выбор. А последний вопрос я не совсем понял: Ортега-и-Гассет, как помню, применял этот термин в другом смысле. Если же имеется в виду поэтическая интернет-графомания, то пускай пишут. Как сказал один греческий философ про бездарного певца: «Пусть уж лучше поет, чем грабит на больших дорогах». Но, глядишь, и таланты там обнаружатся.
Людмила Зубова (Санкт-Петербург)
1. Я считаю, что всё актуально, что талантливо, потому что талантливое всегда содержит новизну. И оно всегда выходит за рамки классификаций. Сейчас много интересного появляется в том, что Вы назвали социальным реализмом, стилистически это может быть очень разным, например, в поэзии Марии Ватутиной и Дмитрия Быкова.
2. Возможно. Именно оно «после концептуализма» желанно и для авторов, и для читателей. Как соотносятся политическое, этическое и поэтическое? – не вижу проблемы. Потребность есть во всем этом, и ничто ничему не мешает. Неэтическая поэзия возможна, но мне она не нужна. Другое дело, что этика часто бывает противоречива, и тут дело художника показать сложность и сомнительность правды (как это делает, например, А. Мелихов в прозе). Политика в этом ряду явление инородное, относящееся к темам, а не к качествам текста. Она может быть, может не быть.
3. Нет, доминирующего языка нет, и он не нужен. Эстетическую плюральность приветствую. Не считаю, что эта ситуация «вполне постмодернистская». Эстетическое разнообразие было и до постмодернизма, и, надеюсь, будет всегда. Постмодернистское явление – скорее этическая плюральность, да и это появилось не в постмодернизме, но в нем стало массовым. Влияет ли эстетическая плюральность на характер поэтического высказывания? Неудачно сформулированный вопрос: характер – это что? Содержание высказывания? Стиль? И почему влиять должна плюральность? Влияет личный выбор из разных возможностей.
4. Ой… Пишущим людям нужна литературная среда. Если поэт стоит вне всякой литературной среды, значит, он не нашел своей и отказался искать. Путь одиночки возможен, конечно. Никакого «только» здесь быть не может. Про «восстание масс» – не понимаю, снобистская позиция мне чужда. Каждый человек имеет право на духовную жизнь и поддержку – на том уровне, который для него возможен. Вообще-то людям свойственно расти. Сообщества в Интернете – это очень хорошие условия для роста (если есть способность и желание расти). Ну вот позволяют современные средства коммуникации быть услышанными – и прекрасно. Ничуть не хуже традиционных ЛИТО, где чаще всего замечают только своих. И не хуже тусовок. Несправедливо отношение к авторам, проявившимся в сетевых сообществах, как к заведомо неприемлемым. Спасибо Александру Житинскому, который нашел там немало талантливых людей, издал их книги. Как может сегодня работать это сообщество? Только свободно, можно сказать, и стихийно. Вылавливать оттуда то, что нравится, но не руководить. И никого не обижать. А в декларируемых инстанциях легитимации поэтов я вижу фальшь с тоталитарной установкой – в переводе на язык судьи Савельевой «А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил к поэтам?».