25 января 2018 | Цирк "Олимп"+TV № 27 (60), 2017 | Просмотров: 1895 |

По следам Биеннале 2017: новые переводы современных китайских поэтов

Оуян Цзянхэ

 

тайные мысли о Симоне Вейль

тонкая, изумительная как Симона Вейль —
увидеть ее можно только сквозь темноту,
но как научится ясно видеть вдали от нее?
небесное, сокрытое в земной женщине, его можно добыть
не так как добывают уголь — постепенно,
луна добывает кровь, так что бледные сумерки незаметны:
встанет добыча, если руку сломаешь, но слово освободится.
женщина, сокрытая внутри плода.
она вталкивает себя в этот плод, пожирает себя,
но останется мать, прорастающая сквозь её тело.
нет лица у неё, нет матки, нет денег.
но есть новая жизнь: спроси её о бытии,
небытии — она уже не отступится.
так, при закатном свете можно поразмышлять,
эти мысли не стоит брать домой, проводить с ними время,
не важно, верны они или нет.
окончились дни прислуживаний и скитаний.
Пекинская жизнь подходит к концу, и Пекин — не Париж.
на смену дням размышлений — дни пустотных желаний.
вот какие вы, дни Симоны Вейль,
с кем бы вас не проводить, даже с Мэрилин Монро.
мечты и неологизмы — можно ли им доверять?
девочка вниз головой на шесте,
одетая по погоде, в струях дождя:
тела язык как удары струящихся капель.
шахтёрка, она поднимает пласты философии,
фрагменты мрака и слов — есть ли они у тебя?
и за работу получит она сотню оспин, но это не страшно.
как и то, что жила она только на половине дома.
это напоминает рыцарей круглого стола,
их святой грааль — ядерное вооружение
и если его упустить будет крошево из костей.
если у духов жажда, человек нальёт им воды.
но после великой войны все духи устроились бухгалтерами,
хотя деньги все же не изменили мир к лучшему.
если нет ничего на счету, то и нечего красть.
даже если человек и дух сольются
в приступе бешенства — ты в безопасности,
вместо неё кто-то другой получит удар ножом,
а нож, изготовленный из слов, опаснее ножа из металла,
и слёзы приговоренного струятся стремительно,
он не может сдержаться, хотя наверное должен терпеть.
и вот инструкции от руководства по поиску истины:
голубое небо над нами, опрокидываясь,
превращается в дно бытия.
Симона Вейль — ты сама экзистенция, но мы не такие.
окинуть всё взглядом холодным и спросить:
там, где платят жизнью за жизнь,
есть ли честное и достойное?

перевод Кирилла Корчагина


Шэнь Хаобо

чтения на международном
поэтическом фестивале

эти поэты приехавшие из разных стран
сидят в рядок на ярко освещённой сцене
нанизаны на шпажку
как кузнечики
они выходят по одному и читают
как обвиняемые
на суде
я не понимаю что они читают
я слушаю звучание и думаю
это кучка послушных
как домашние собачки
поэтов
и я сижу
среди них
и отличие лишь в том
что мой голос
громче
и тут представьте себе на сцену выходят
настоящие заключенные
организаторы из гуманитарных побуждений
а также
чтобы продемонстрировать целительную силу поэзии для души
на самом деле пригнали несколько преступников
прямо из тюрьмы
под конвоем
и они тоже по одному поднимались
и вместе с нами, поэтами
читали
стихи
их собственные
стихи
ну, вперёд,
уголовнички
особенно вот тот посередине
смотрится типичным «синим воротничком»
у него мускулистые руки
он похож на рокера
и это
выглядит брутально
а лицо у него при этом
как у маленькой девочки
застенчивое
хоть бы
он прочёл
тюремные стихи
не выжимающие слёзы
когда до него доходит очередь
он читает
свои стихи:
«я сижу в тюрьме
ужаснее для меня только то
что моя любимая девушка тоже сидит в тюрьме»
и тут я
заплакал

 

отчаяние

Поздно ночью он для друзей
Выложил стихотворение отчаяния
Мы друг за другом его лайкнули
Похвалили за глубину изображения отчаяния
Он до утра не отходил от смартфона
Следя за тем, как нам нравится его отчаяние

 

любовь Мэри

у моего друга фирма, и директор в ней
женщина с английским именем Мэри
у неё чудное утончённое лицо бледное как у духа
она источает приличный запах тонких духов,
она окончила престижную школу, и характер у неё                      
соответствующий
на своих десятисантиметровых каблуках она
достигла всех карьерных высот. Она безустанно работает
а во время застолья
способна выпить тыщу рюмок и не напиться а
если уж опьянеет, то идёт в туалет, блюёт там
и как ни в чём не бывало пьёт дальше, пока все её контрагенты
не проколются, и вот вам успешная сделка
я, признаться, даже немного ею увлёкся
как-то за столом, уже немного выпив, говорю её боссу
то есть своему другу: да, тебе и повезло с такой сотрудницей
такая красотка – и деньги для тебя зарабатывает
мой друг смеётся: ну она не совсем моя сотрудница
мы с ней спим – и муж не знает
когда захочется её трахнуть, она тут всегда при мне
прикинь – красотка пашет на меня как вол
и спит со мной как сука, да ещё и
большую зарплату платить не надо
да разве это не заебись как круто
у меня от всего этого глаза на лоб вылезли
и я спрашиваю, как же у него это так получается
и он с лёгкой улыбкой отвечает:
да просто я всё говорил и говорил ей
что люблю её, вот она и поверила

перевод Наталии Азаровой

 

Хань Дун

Молчальник

в час тоски я не говорю ни слова
в час веселья я не говорю ни слова
моя глотка беззвучна, моя ротовая полость огромна
как первозданное ущелье посреди бесплодного нагорья
даже на семейном празднике между языком и зубами
не пробьётся ни единый зеленый листок слова
неподъёмный каменный засов на моих губах, округлая глыба
налитая иззелена-чёрным светом
похоже, это стачивают друг друга два жёрнова
словно взращённый какой-то жвачной скотиной
вон докуда от самого материнского лона
я пережёвываю немоту, будто гранитный статуя-конь
тени на белых стенах — моему одиночеству тяжело проглотить этот корм
вот рыдает женщина с покрытым лицом — это старая мать молчальника
она выродила его на свет из бессмысленной говорильни, взяла на себя эту боль
что ж, пускай мой свист заливает комнату, это я так хлебаю суп

 

Столяры

всюду древесная стружка в столярном цеху где умирая работают столяры
ни дверей, ни окон, ни даже стен
лишь золотой куб воздуха, завешенный тростниковыми циновками с трёх сторон
только солнечный свет, дерево и стружка
уже готовые округлые рукоятки деревенского инвентаря
ни дверей с окнами, ни столов со стульями, ни кроватей
ни порогов с плинтусами — столяры вырезают из себя столяров
стружка ложится на землю, в грязь

перевод Дмитрия Кузьмина

 

Хань Бо

наш страх

рыскающий в ночи язык
лижет спрашивает тебя и меня: с нестриженными
ногтями на ногах крадущийся кончик языка
 
мчащийся в ночи монстр
спешит укрыться от глаз
внематериальной
химеры: выше
созвездия, ниже
гребня крыши скотовника
 
человек сквозь сон сквозь ночь
лижет спрашивает черное насекомое сколопендру: почему
производишь слизь, почему так поспешно,
почему легкий дождевой лес, а не новые две ноги?
 
наивно пресмыкающийся
насквозь пронизывая ночь, уступает электронному письму
биоэлектрическую линию регрессии

6 июля 2008 г., Шри-Ланка, Синхараджа, дождевой лес
13 мая 2013 г., Шанхай

перевод Светы Литвак

 

Ян Сяобинь

перед могилой Бродского

я китайский поэт. пожалуйста,
не отворачивайся не уходи. я приплыл
к тебе на гондоле, что привёз
твой отец. у меня на кончиках пальцев
ритмы Ду Фу, и я могу петь
того Пушкина, что на деле Чайковский
слева чуть впереди от тебя – это Паунд
строит лачугу конфуцианства, и тут же
попадает в ловушку фашизма. но я, кто
как ты любит Венецию,
поэт, что снял пробу с твоих острот
и колкостей, я припозднился,
извини, что не смог с тобой вместе
у канала выпить по стопке.
такой же, как ты, презирающий власть,
поэт в позднем бое часов расслышавший
сумерки богов, и когда в углах рта у тебя
промелькнули тени свободы, ты понял
что это на наших телах проступили
несводимые блики – водяных знаков

перевод Юлии Дрейзис

 

Цун Жун

вычитание

сезон дождей утопил мой город
гроза накрывающая многоэтажный дом всегда заставляет меня
думать о движении мужчины закрывающего окно в ливень
вот оповещение об угрозе нужно плотно закрыть двери и окна отрезать себя от мира
начинаю удалять с мобильного контакты

первый удалённый – президент одного совета директоров
выпущенный им аналог виагры сейчас широко представлен на рынке
второй удалённый – рекламный агент
сказавший мне на банкете что тоже когда-то был поэтом
третий удаленный – мама юной звезды чьё улыбающееся лицо недоумённей чем у взрослого

в телефоне их больше тысячи я удалила уже девятьсот
близких которые меня покинули но глубокой ночью проснувшись я всё ещё могу набрать их
например умершую много лет назад младшую сестру её номер я так и не удалила телеведущий держа рупор взволнованно не находя себе места бьёт тревогу
в каждом квартале кто-то в данный момент пропадает без вести

я бы хотела в каждом городе оставить по  одному другу

всё обдумав номер телефона начальника здания для гражданской панихиды господина Вана я решаю оставить

перевод Андрея Сен-Сенькова

 

Лисо

на катке

на льду стайка девочек катается по кругу
разгоняясь, изгибаясь, делая подсечки и вращения
они похожи на стайку прозрачных стрекоз
чуть поднялись и вот уже летят

там на открытом катке
мне пришла мысль о будущей дочери
о ладненькой чистенькой малышке
возможно, когда-нибудь поздно осенью
я рожу в этот мир, скрытый в моих глазах матери, как каштан
колючий, твёрдый на ощупь, царапающий,
но сладкий внутри плод
она в нём предъявит новую жизнь
и её не затронут мои дурные привычки

глядя на этих парящих в небе девочек,
я, задрав голову, сквозь губы трубочкой
глубоко со свистом вздыхаю
и получаю в подарок от этой минутной фантазии – воздух
он располагается у меня внизу живота
как будто это и есть самая
настоящая беременность

перевод Наталии Азаровой

 

Фотографии поэтов взяты с сайта Юлии Дрейзис: https://versevagrant.com/