19 мая 2016 | Цирк "Олимп"+TV № 21 (54), 2016 | Просмотров: 2149 |

Пропасть тебя не узнает

Елена Георгиевская

 

Родилась 9 июня 1980 г. в Ярославской области. Училась на факультете философии СПбГУ, в 2006 г. окончила Литературный институт им. Горького. Живу в Калининграде и Москве.  Лонг-лист «Дебюта» (2006, 2013, 2015), шорт-лист премии им. Астафьева (2010), «Нонконформизм» (2012) и др. Лауреат премии журнала «Футурум Арт» (2006), «Вольный стрелок» (2010). Была соредактором нескольких контркультурных изданий.
Публикации: «Воздух», «Дети Ра», «Футурум Арт», «Литературная учёба», «Волга», «Волга – XXI век», «Нева», «Урал», «Сибирские огни», «Слова», «Остров», а также – в интернет-журналах «Полутона», «Пролог», «Знаки», «Новая реальность», «Новая литература», «Сетевая словесность», 'Ergo Journal', альманахе «Белый ворон», в коллективных сборниках и др. Книги: «Вода и ветер» (М.: Вагриус, 2009), «Книга 0» ('Franc-tireur USA', 2012) и др.

От редакции: публикуемые тексты по большей части написаны в имеющем свою почтенную историю жанре prose poetry (“стихотворения в прозе”), по существу не являющемся ни поэзией, ни прозой по отдельности, но представляющем собой особую гибридную разновидность письма. Мы публикуем эти тексты в разделе “Поэзия”, во-первых, потому что такова воля их автора, во-вторых, потому что им свойственно то повышенное внимание к языку, те специфические способы работы с ним (посоветуем читаталю эксплицировать или просто почувствовать их самому!), которые обычно присущи поэзии.

 

Граница

Подменили
Опасные сердца, выступающие острыми углами
Такие углы сами как пауки, им не нужно живое, чтобы тянуть паутину
Кажется, с краю лепится плющ, но это растениевидная опухоль
Похитители наших трофеев хмурятся,
споткнувшись о землю, сладкую, словно соль
Мечтательницы о богатых десять лет спустя: содержат
бестолковых поэтов. Хочется набирать
слово с мягкого знака, будто словесная ошибка залакирует экзистенциальную.
Судимы будете,
разворачивая пластилиновый флаг. Граница — твоё лицо

Озираясь: опухоль кафедры, край нефтяного благополучия
Тяготение паутины
Подметай за своим языком, он как паук
Прометей за своим языком не чувствовал боли, а вот оно как получилось
Ты же  — даже не Марсий, и не потому, что родился без кожи
Им не нужно живое, тебе не нужно живое

«Подмените мне сердце и печень пластиком, прозрачным, словно стекло»
Разворачивая тебя, Ausreißer/-in, ничего не подменишь. Хочется набирать
вёдра пластиковых сердец. С краю лепится ласточкино гнёздо
Не орлы — они раздражают тебя лишь полётом. «Летают, а сами как пауки»
Это граница. Ьраница
Твоё лицо — лакированная разделочная доска

 

Пропасть тебя не узнает

1.

Человек приходит в себя мёртвым.
Ратуша. Низкий клёкот птиц. Мир не справляется с праздником.
Красноватые камни,
зелёное кружево бреда. Человек приходит
в низкий клёкот растений, ему не слыхать остальное.

Случается и так: умершая
девушка вытащила внутренности через горло, чтобы не гнить, остальное высыхало на солнце. Написано в травнике: «Гниль возвращает праздник».
Нам расскажут как снега насыплют, что вольный каменщик
Бродский хотел обтёсывать глыбы, а ему предложили тянуть колючую проволоку вокруг еловой готики русских равнин. О ком-то другой напишут в травнике: «Elena aliena»[1]. Трава приходит,
услышав, как ты зовёшь, и ей не слыхать остальное.

Человек произошёл от чего-то мёртвого.
Чувствует, как гниет: наркоз заканчивается, богу пора домой. Бог не справляется с праздником
твоей головы. У бога нет тела, и нужно ему величие. Зачем нужно чувство величия, когда не чувствуешь своего тела? Человек замечает камни,
отвечает богу: «Если хочешь построить меня, строй меня как мост, а не как роту солдат в шеренгу». Кто-то выгреб снег из головы, и собеседник исчез. Проходит
мимо рота солдат. А ты, значит, сука, на месте, и ты не слыхал остальное.

И теперь, значит, кажется, мёртвый. В ратуше божественные вороны, божественный праздник вокруг.  

2.

Основа на основу
накладывается для разрушения
обеих. Разрешённое число
(не) означает один.
Тяжело без мантры поддерживать пустоту в голове.
Человек создан для нелепой мысли,

траченой молью экзегезы, на основу
которой ушло всё его разрушение,
набитого под завязку словами числа;
нехорошо быть одной
человеческой голове — 
не слушай что они там говорят что ящик делает тебя без единой мысли.

Электрическая гильотина. Каждое мгновение голову отсекают и возвращают на место, чтобы забыла о третьей основе,
чтобы шум. Человек доступен как разрушение,
<не разобрать>, <этого тоже>. Число
нехорошо подбирать одному.
Лестница в твоей голове
тебе лишь мерещится, лестница в чужой — настоящая, лестница в твоей голове – настоящая, не смотри на неё, смотри в экран, там неверная расшифровка: «У немцев существо-пали так называемые народные книги». Книга - падшее существо, материализованная идея, которая смотрит изнутри своей новой плоти, понимая, что та ей тесна или просторна, а сделать ничего нельзя. Так же и ты, среднее между ангелом и животным, грибом и радиоволной. Ты был, работал сквозь небо пересечённым, пустым, но тебя обезобразят мыслями,
так, что пропасть тебя не узнает.

 

Улица насквозь

Улица насквозь.
Пытался заговорить. На воду легла ладонь, плоская, словно деньги.
Расскажи лучше
(чем я)
Расскажи, как ломалось внутри человека созданное другим человеком — идея, несовместимая с улицей. Пустота ещё не обернулась вокруг тебя.
Всё, что у нас есть: люди, камни, камеры. Камеры не у нас, но ты говори так, будто они вписаны в твоё свидетельство о праве собственности
На всякий случай
Подумаешь: я достиг просветления, а от тебя просто все отвязались, сообразив, что нечего поиметь. Но когда падалица начинает гнить, улица проходит сквозь тебя (,) в последний раз (,) напоминая, что ты здесь делаешь.
Откроешь глаза, увидишь знакомую женщину: «Говорят, вы милая». — «Как галька, засыпанная в рот умирающему. А что, это просто гладкие камушки, блестят на солнце. Если на солнце».
Всматривался в камень — он ломался, как яблоко.
Всматривался в камеру, незаметную, как подводный камень.
Расскажи лучше, чем я.

 

Мишень в языке

 

Сделайся глуше луны
Они хотят, чтоб мы стали одновременно овцами и кораблём. Без нас они, значит, утонут
Надо подняться, чтобы от них доходило как можно меньше
К верхним оврагам. Да, там овраги
И мертвецы, оплетённые сияющей паутиной, но ты забудешь, что они мертвецы,
Из-за сияния. У нас всего-то препятствий:
Мишень в языке, закрытый словарь. Человечество — это такое
Испытание надрезанных образцов.

 

Я обхожу это поле

1.

Женщины — картонные камни, авторучки, что не пишут на промасленной бумаге.
«Что вы написали, чтобы иметь права?» — спрашивает. «А вы что?» — старательные виньетки сшедшего с ума отличника.
Я обхожу это поле с другой стороны.
Женщина — это картон, который голодные дни превращают в мясо.
Я хочу стать камнем — может быть, под твоей головой.
Должно же здесь что-то лежать, должно же здесь что-нибудь
находиться.
В этом поле размеченном чёрными треугольниками в этом поле раззамоченном чтобы смотрели боялись

2.

Вы битые словно ссылки мы битые по-настоящему
Вы никогда не придёте к безвластию
Чей сухарь ты там догрызаешь, он переходит
Из поколения в поколение
Одна такая пятнадцать лет назад отломила большой кусок и он у неё в желудке превратился в арматуру
(Из психушки вроде вышла уже а может не вышла я не следил/-а)
А к утру сухарь отрастает заново и с каждым десятилетием всё черствее
Я никогда не приду к власти, девочка
Я просто смотрю как ты давишься арматурой невыносимы глаза у меня

 


[1]             Отсылка к Е.Шварц: http://rvb.ru/np/publication/01text/36/02shwarts.htm