20 марта 2016 | Цирк "Олимп"+TV № 20 (53), 2016 | Просмотров: 1611 |
«виден каждый капилляр...» (новые стихи)
Ольга Брагина
***
словно персонажи Успенского на керамической тарелке подарочный экземпляр если ты доешь всю эту манную кашу
и полетишь в космос и не останешься здесь тренировка мускулов торса останется в прошлом
железные брусья под которыми пролазить сверх квоты своего роста детсадовца пустопорожней
отчаяния притворной простуды не ходи в школу никогда не забалтывай не замаливай не успевай
над пространством абсциссы ординат не изъять себе кумира волоком волка волк котофей
на столько мертвых людей распечатала эта империя окорок всего сорок два рубля зашитый черносливом
расколот на тело и тлен умытый уксусом косо
***
пять аршин тесьмы фунт сыру и зубного порошку и пух он спасает перинный одуванчиков садами милой родины моей
не одинок со следами былой красоты поселяне и поселянки скрывают керимкарнаш под каждой подкладкой
перекладной маеты обноски узкоколейка длится из Парижа в Елец разрывается колея
прорастает остролистом мейсенских углекопов недотыкомок пространственное бытие не определяет ничего
посмотришь вверх и вперед под Перекопом разбивают разметку посреди которой нужно балансировать
на грани лезвия бритвы заточенной под обивку дивных диванов телом теплеть
***
статьи в твоих любимых журналах обрываются на самом интересном месте что там пишут
о языке ненависти подворотен говорят что если взять заточку затычку для всякой бочки
яко кляп поядающий масштабные празднества но в моде интеллект буква ер только
по особым праздникам соотносимым почти никогда все твои любимые авторы уехали в N
нежатся в часах мертвого моря плетут сети ставят силки почти никому не видимые но ты почти что видим
поэтому режешь картон-бумагу гост завода который никогда не окажется в здешнем пиру незваным
все твои любимые авторы сердце не хочет покоя никакого покоя ни малого ни большого
покоя ни просторного ни тесного ни тела воскресного вот она падает в пыль гидрометцентра
не успев нажать пуск а он не успевает рассмотреть все их лица застывшие по пути
***
воспитывать грамотного потребителя Пизанская башня с открытки имбирный кофе натуральные продукты полураспада
пространственная ошибка вот Иден рвется выйти замуж за полицейского неполиткорректные слишком на разворот гранитный
потребитель съел киш на фестивале еды сфотографировал киш на фестивале еды пережил некий опыт
и решил рассказать о нем тем кто теперь и значит всё еще будет не теплится печурка не стелется поземка
не звенит хруст стекла во рту не врезается в нёбо текстом забытого автора конца девятнадцатого века
когда всё было просто сожгли на костре тщеславия леди Л. сто тысяч рублёв и гумилевский сахара маточка
всё закатывает свои гуляши печется о сирых братьях своих старших вот один боров боровик мостовая
моститься под боком слиняла в три дня как и не знал ее никогда и не видел бы лучше
поедает своих детей детушек братушек и разных тушек да игрушечный мир и льется миро на пальцы
в комнате где освежиться хотела бы и заливает полок
***
пока чистила искала пальцы порезалась вымазалась в чешуе скормила котам икру затушила в кольраби
в Болескин-хаусе было утро этологи изучают обстановку жена и разлучница сэра Алистера сталкиваются нос к носу
грандиозный публичный скандал заслуги перед лицом семьей и отечеством
полумиры полушарья не ведают ни дна ни часа но сердце велит вертеться чешуя
наиболее незащищенная среда засилия среды внутри тела это Белорусская а если бы вот тогда свернуть не туда
направо пойдешь там где ёж топочет лапками пьет молоко из блюдца лопочет на своем остзейском наречии
об инволюциях рвет валюту придут в двенадцать ноль пять ты не хочешь открывать дверь
ты никому не открываешь дверь место украшает человека все незаменимые мимо стел с именами героев
последней войны на несколько недель дольше длится дитя твое молочное пряным телком лопочет
масскульт объединяет сердца разыскивается на каждой гастрономьей кожуре смеется мягко
вот твой телефон из семи знаков кровь каплет только в почву иначе зачем тебя логистике обучали
***
молодость конца нулевых кровь переполняется кислородом земля уже близко виден каждый капилляр
пока пластинка вертится балаганчик пустует внутри подъезда другой подъезд третий четвертый
термометр показывает что ты ничего не узнал о жизни но всё еще надеешься не должно быть в поэзии
никаких ангелов скорбных титанов которые держат титановое покрытие свое отвертка врезается туда
где раньше был солоножницыбумага моссельпромовский одиночный камерный простор
на несколько сантиметров времени молодость длится расходится швом когда тебя оставили
на несколько минут здесь велели выучить азбуку откликаться на несколько непривычных имен
артикулировать мнение рыться в артефактах вот Агния Б. вот диван и на нем еще кто-то бы
мог поместиться мячик катится мимо
***
в сталинке на фоне Печерска героини в платьях в цветочек чтобы как герань на окнже самоварное золото
сплетен в стене Арсенала замурован под следами от пульверизатора пульмановского вагона мироточит
раскалывается на несколько проходные улицы пустуют красота требует жертв уродство требует жертв
всё на свете в свинцовом теле комиссарском звенит колокольчик настоящие леди постоянно падают в обморок
при виде ужасов бытия когда потеряешь мизинец ты придешь в недоумение даже
не успеешь отреагировать должным образом чтобы герань поливали каплями красных телец потоком
золото с пятнами цвета ржавчины остается внутри пока никто не видит
***
ведущая которая рассказывает про овсяный отвар в темпоритме DJ Bobo современными изысканиями
было доказано что никто не избегнет участи складского инвентаря но британские ученые всё еще борются с энтропией
фейерверков и зажигалок овсяный отвар содержит фолиевую кислоту сам по себе он достаточно невкусен
чтобы вызвать привыкание сначала обращаешься к своему отражению на "вы" потом перестаешь видеть разницу
но всё продолжаешь обращаться к кому-то вот она стоит на фоне рынка восьмидесятых
на заднем плане злой ребенок бог смерти не видит их еще не собирает в охапку реликвии из музея
изобразительного искусства малых народов сколько бы ни пела Анне Вески о благообразных
воспоминаниях юности ведущая которая рассказывает в прошедшем времени дольше мира
длится облупленная земля для которой здесь
***
ела штукатурку с печки потому что кальций внутри рос снежный ком размером с империю рассказывали
что за околицей мало толку ходить туда-сюда красноармеец заманивал в омут показывал болотные огоньки
всем раздавал махорку но ни кола ни двора не было у Марьяны сушила яблоки в осином гнезде
предстатель пред ними всех велел сложить рядом и мостовая велика здесь кровь льется сквозь
верхний слой пыли прямо в литосферу внутри растет морфема от слова морф или морж
или можешь ли ты оказаться снаружи меловый круг солнце вокруг мать велела не возвращаться без щита совсем
лисы запутывали след ели только указательный вряд ли самый вкусный тогда зачем
ни мыла ни бересты остаются буквы
***
словно домашние животные Плюх и Плих плывут по воде в телескопном стекле отражаясь тот который черный
съеден будет пираньями детская тяга к смерти почти объяснима редкой для этих широт выживаемостью
индивида вне парадигмы вот он кверху левой раненой лапой изображает вплавь по-собачьи
жестокая жадность жеста надувные матрасы бальнеологического общества
вот он плывет и тело приобретает массивность массы помноженной на расстояние отступления
мотор внутри пламенеет юннаты держат бобра в соответствии с наущением для держателей бобра
а что еще нужно бобру кроме как это но он не выражает ничего своим неподвижным видом
подопечные юннатов скорбны духом под печкой пекутся с левой стороны где солнечно
матрос в матроске приносил маску для лица говорят ароматы киви
***
в мирный тринадцатый год врезался почти на своем таксомоторе пела комические куплеты в белом трико
на несколько сантиметров выше велели иначе снаряд попадает за береговую линию
Линней сказал что смерти нет есть только московитские обычаи гостеприимства
чай там например баранки с мёдом челюсть огромного зверя в песке потому что холод
замирение немирных забывает слова часто участок леса свой бережет лодыжка сломана в трех местах
законченное высшее предложение нервная деятельность на нуле никаких рефлекторных
я тебя люблю и ты меня как в мирный тринадцатый год ядро гриба делится разрастается город
будущего до Сергиева Посада трещит по швам инопланетные разумы шлют без конверта марки
***
вавилоны на голове заворачивать кремовым тортом никогда не играть на скрипке подобно персонажам
книг малой серии ЖЗЛ не рассказывать историй о скрипичном мастере и с итальянской фамилией как бишь его не вспомнить но жизнию текст поправ индекс примечаний
вот они пьют свой утренний кофе с известью палатка паланкин развевается на ветру
слезы святого Петра предрассудки века Просвещения струна рвется
Диотима говорит
не играй на моих нервах в яме вырытой в лесу партизанами средь золотых пиастров и посконных ефимков
лежит он нежится мой ни живой ни неживой нота фа самая чистая нота моющие средства
разъедают сельскую кожу служанок дабы он сочинил свой секстет разматывай шарф
иначе простудится скорее но вот
***
по законам симпатической магии остановить его немощною рукою выключатель барахлит мимоходом
разделочная доска с портретом Юноны морось новогодняя светит
незнакомая звезда незнакомым светом когда он забудет сколько мелочи накопилось в барашке
пересчитывать изобретать оговорки смех продлевает жизнь на несколько грустных минут
снег продлевает жизнь рассмеяться над санным следом рассказывает не просто ли ты ни холодно ли ни тепло
разматывала этот клубок разбивала на рубрики сызнова начинать историю смерти
в пул попадаешь пришедших туда где ни тени ни воздыхания разноцветные лошадки
мостовая уже близко на той стороне улицы изымают особо ценные предметы из обихода
***
играют самих себя в несмешных стендап-шоу вспоминают
унылое детство курсы изо классического балета
свидания с девушками возле щитового распределителя полевые фиалки
настольный набор медсестры камфоры пробка
внутренний враг внутри ворожит и мягко стелет халяльные гены
играют самих себя на первых порах непривычно девая руки
куда-то в папку наскоро перечитанных текстов
наиболее резкие моменты подчеркнуты синим маркером
скрепки царапают указательный палец рыба твердит лосось кольцо
выполни разные желания желатиновой пенки взвеси распада
на каждом шагу видится прямой выход из парка
на маслозавод проселочная дорога группа крови на лобовом
***
интерьерные съемки в красном фильтре Йозеф К. на вокзале Орсэ
рассказывает историю Йозефа К. на вокзале неизвестного города в котором родился
камера бьется в левой руке пульсирует пейджер говорит у тебя родился ребенок мальчик сделай сам себе зарубку
вон там где шея дабы кровь лилась на цветок пион городской клумбы шпиономания
захватила провинцию оттуда едут на покорной ослиной упряжке матроны красят губы ярко говорят о политике
всё правильно любят мартини еще со времен императора Диоклетиан изобрел эти бесплатные лампы
социальная политика незаконные встречи у врат интерьерные съемки камера наплывает захлебывается
рабские рыбьи ромбы всплывают на мелководьи крючок обрывает язык обрывает корней семивязную горечь
лечебную вот он проходит к металлоискателю красное солнце горит и мигает и капает йодом
на плечи и дулом слепит
***
когда бы не первый трамвай на подножке доехать до Парка культуры
надежду на утро храня и картонный билетик исхода
котлы наполняются горькой водой дождевой помнит имя свое не совсем на скамейке газета вчерашняя
как история любви каких-то людей вместо которых могли быть другие но помяни Медея
застыл совсем на этом посту простые числа перемножая в уме спотыкаясь на каждой запятой
когда бы не первый трамвай длить печаль узнавания улиц осенних и капли глазные держать до полудня у сердца
расстояния между людьми добиваясь достойного первых полос помяни теперь Эос
когда бы не память киоски старые купеческие дома новые купеческие дома городская среда разделенная на квадраты
несколько монет с изображением лис в кармане
***
если бы он переехал в Англию дожил до преклонных лет
не вспоминал преступную королеву и желатин софитов и свою зиму севера никуда не проходит
возможность отпустить ли ее деву озера сон и простуда фиалки и Блок
если бы он переехал в пору цветения Везувия ел апельсины и виноград выросшие на пепле
на самом отборном пепле история знает если всё это было история тоже знает
что не пришло ему в голову только простор для тела может впитать израсходовать все запасы
нежности авторский текст перерос в ремарки Офелия разве тебе я пишу об этом
если бы он переехал в Англию красный цветок Корнуэлла
путеводитель лоция тишина
***
гостей, которые пьют, чтобы забыться, просят расплачиваться заранее в заведениях Западного Берлина,
прятать бумажные деньги монеты цепочки из пепла в карманы пальто из крапчатого твида,
вечная юность красивых вещей на подножке трамвая, на улицах, где никогда не найдется нам места, но плотная взвесь
испарений тоски и настойки какой-то, кто помнит чужое названье.
гостей, которые ходят по улицам, смотрят в витрины и в окна домов и парадные входы
седых подневольных картинных садов и хранилищ, и горькую пьют,
потому что от сладкой соблазны остаться еще на минуту, и серьги на барную стойку не класть,
и не звонить ныне чужим, а когда-то еще знакомым. радиола шаманит под ухом, исход начинается, реки накрыты березой.
гостей, которые нет, тоже просят ослабить шарф.