21 марта 2015 | "Цирк "Олимп"+TV №16 (49), 2015 | Просмотров: 2172 |

«Разница во времени» становится регулярной?

Анастасия Бабичева

Публикации на сайте

(о работе Х мастерской Современной школы перевода)

В 2010 году в Самаре вышел сборник переводов современной англоязычной поэзии «Разница во времени». На тот момент сборник стал своего рода промежуточным результатом работы Современной школы перевода, представляющей собой периодические встречи увлеченных современной поэзией людей – профессионалов и любителей. Название сборника было призвано подчеркнуть не только лингвистические вызовы, с которыми сталкивались те, кто дерзал погрузиться в вихри, а порой и в дебри специфичной и (как на момент начала работы школы, так, по большому счету, и на настоящий момент) мало знакомой российскому читателю современной преимущественно американской поэзии. «Разница во времени» – это и ощущение отличия периодов развития, которые переживает современная поэтическая мысль США и России, и образ налаживания мостов, пространственных ли, временных ли, между авторами и читателями, разделенными как пространством, так и временем, и, конечно, установка на попытку преодоления этой разницы – как в пространственно-временном, так и языковом измерении.

Время продолжало идти, и вот уже десятая (можно было бы сказать, «юбилейная», если бы организаторы Школы были уверены в точности и, главное, в однозначности подсчета встреч) мастерская состоялась, символично, на стыке двух лет: первая часть – 22 декабря 2014 года, вторая часть – 12 января 2015 года. (Когда-то организаторы Школы покушались на три, четыре, пять текстов за одну встречу. В этот раз, не пытаясь взять на себя слишком много, выбрали только два. Оба от признанных американских поэтесс – переводчика и издателя Розмэри Уолдроп и преподавателя и обладателя Пулитцеровской премии Рэй Армантраут. Но и их оказалось много – каждый текст потребовал исключительного внимания.) Тем самым лишний раз подчеркнув готовность налаживать, в том числе, временные мосты, мастерская собрала в зале Литературного музея традиционно немногочисленную, как и традиционно неслучайную публику. Помимо организаторов от Музея и «вневременных» организаторов от Школы – Александра Уланова, Галины Ермошиной и Анастасии Бабичевой, к работе присоединились занятые в различных сферах, однако имеющие опыт и, главное, интересы в области литературы и языков участники.
В целом, работа прошла в формате известном и, можно сказать, ожидаемом: с кропотливым и увлеченным погружением в тексты, в которое, рано или поздно, не могут не включиться даже вначале дистанцированные участники; с обязательным недоумением относительно особенностей оригинала и методов перевода от тех, кто впервые столкнулся с этой специфичной литературой; со столь же обязательной долей скепсиса и шуток, иронии и самоиронии всего переводческого целого; и, что особенно радует, с неизменным слегка удивленным выдохом «Как хорошо получилось!», когда зачитывается итог коллективных усилий.

И еще пару слов о разнице. Начиная с 2007 года, когда прошла первая мастерская пока еще будущей Школы, встречи случались очень разными по времени: с перерывом в несколько месяцев или – в годы; с длительностью в два часа в институциональном формате или неограниченными по времени в формате «кухонных концертов». Но на встрече 2014-2015 организаторов ждало неожиданное предложение: Литературный музей выступил с инициативой сделать мастерские регулярными и внести их в годовой план мероприятий. После обсуждения этой поистине новой возможности было решено проводить встречи каждый первый понедельник первого месяца сезона. Школа современного перевода, существующая на границе временных разниц и ради них, готова принять вызов – испытание регулярностью. Справится ли она? Приглашаем убедиться лично. Тем более, теперь точно известно, когда случится очередная возможность.

Анастасия Бабичева

Авторство представленных переводов – коллективное

Розмари Уолдроп

Газон исключенного третьего
23

Ты обрати взор в сердце и пиши, цитировал ты. Как если б мы могли произвести объект из желания, или дыхание собственное из структуры переходности. Верно, мозг жаждет любой доступной пустоты, чтоб поселить свой мусор, как может тон расти лишь из пространства тишины, поднимаем неслышными эхо, как птицы – воздухом внутри костей. Так мы спускаемся, хотя нас это не спасет, к полостям внутри тела, чтобы расширить их до стольких путешествий в мир, до стольких слов, что шелушат эхо отсутствия на сухую землю.

Rosmarie Waldrop
Lawn of Excluded Middle
23

Look in thy heart and write, you quoted. As if we could derive the object from desire, or proper breathing from the structure of transitivity. It’s true, the brain is desperate for an available emptiness to house its clutter, as a tone can only grow from a space of silence, lifted by inaudible echoes as birds are by the air inside their bones. So we reach down, although it cannot save us, to the hollows inside the body, to extend them into so many journeys into the world, so many words shelling the echo of absence onto the dry land.

Рэй Армантраут
Язык любви

Особенные были
провалы и ознобы
в вариациях листвы,
синкопированы,
почти ритмичны так,
что он однажды изобрел
«понимание».

*

Теперь босс мог сказать
«параметры»,
а иметь в виду что-то
вроде «я прижму».

Точным повторением этого жеста
женщина пробудила
возбужденное подозрение
в ребенке.

Когда он пробудился
она как раз возвращалась из
одного своего маленького путешествия.

Обычное дело – спутать
дистанцию
с флиртом:
та ожидаемая церемонность,
что, кажется, приглашает к поцелую.  

*

Он прочертил по ее панцирю
когтем.
Они уже разработали код
где появлялось слово каждое, чтоб отсылать
к какой-то отвергнутой функции.

Так, в универмаге
Petite Impressions могли бы соседствовать
с Town Square.

Но он преувеличил это все
манерными
словами вроде «мочеиспускание»
ставя сцены
где любовник утонченный
разыгрывал бы бегство.

*

Это было печалью или страхом?
Он еще не вернулся.
Акт идентификации,
как она узнала,
всегда был удовольствием,
но это длящееся различие
между смыслом и узнаванием,
делало ее несчастной

или пугало.
Однажды она была вознаграждена
лучами
прожекторов, скользящих
в игре.

Rae Armantrout
Language of Love

There were distinctive
dips and shivers
in the various foliage,
syncopated,
almost cadenced in the way  
that once made him invent  
“understanding.”

*

Now the boss could say  
“parameters”
and mean something  
like “I’ll pinch.”

By repeating the gesture exactly  
the woman awakened
an excited suspicion
in the infant.

When he awakened
she was just returning from  
one of her little trips.

It’s common to confuse
the distance
with flirtation:
that expectant solemnity  
which seems to invite a kiss.

*

He stroked her carapace
with his claw.
They had developed a code
in which each word appeared to refer  
to some abdicated function.

Thus, in a department store,  
Petite Impressions might neighbor  
Town Square.

But he exaggerated it
by mincing
words like “micturition,”  
setting scenes
in which the dainty lover  
would pretend to leave.

*

Was it sadness or fear?
He still wasn’t back.
The act of identification,
she recognized,
was always a pleasure,
but this lasting difference  
between sense and recognition  
made her unhappy

or afraid.
Once she was rewarded  
by the beams
of headlights flitting  
in play.