02 сентября 2014 | "Цирк "Олимп"+TV №14 (47), 2014 | Просмотров: 2981 |

Ветви густого кустарника произрастающего

(о творчестве Евгения Телишева, художника-графика)

Света Литвак

61. РЕЧЬ СКЕПТИКА
Да ты уже полумертвец.
Душа твоя давным-давно устала.
Она предвидит твой конец,
Не ведая, чего весь век искала.
Да ты уже полумертвец.
Вся жизнь твоя была полна кручины.
Чего ж искал ты в ней, глупец?
Искал причину, тень искал причины!
Ф. Ницше (перевод В.Л. Топорова)

Каких бы усилий, осознанных или бессознательных, ни прилагала система стратегий современного искусства, регулируя рутинный ход производства идей и потоки производственного материала, нарабатываемого творческой элитой, сколько бы ни старалась смягчить наметившийся кризис посредством внедрения новых технологий и немедленно превращая каждую вялую или энергичную заявку в клише, она не может игнорировать оппозицию между ординарными и экстраординарными явлениями, между обычными запросами, которые могут быть удовлетворены в рамках сложившейся системы, и запросами исключительными, которые именно в силу своей исключительности являются выключенными из контекста, попадающего в поле зрения искусствоведов и посетителей выставок. Добровольно или вынужденно монашествующие художники переживают свою исключительность как конфликт с циничной агрессией мэйнстрима или просто чувствуют необходимость уединения в эпоху глубочайших потрясений в самих основах представлений о том, что есть художник.

В силу суровости климата и скудости технических средств, отсутствия собственного жилья и дополняющей этот набор природной склонности к аскетизму, нашему герою (ЕТ) приходится вырабатывать стратегию оптимального содержания собственной рабочей силы, требуемой в период работы (то есть, практически постоянно), стратегию, одновременно связанную с накоплением чести и престижа, пусть в кругу немногочисленных поклонников, а то и вовсе исключительно в тайном полуосознанном могуществе, иногда проявляющемся в смешной мании величия или трагикомическом самоуничижении. Если сочувствующие друзья в панике выхватывают из мусорного ведра часть уничтожаемых художником рисунков, то они делают это совершенно напрасно. То, что должно быть выброшено, должно быть выброшено. Недоверие к избранной художником стратегии, спасение отбракованного – медвежья услуга в вышеупомянутом деле накопления чести и престижа, даже (и тем более) в смысле формирования заколдованного стиля жизни.
В случае же доведения средств существования художника до мизерного ничтожества ЕТ имеет право на гордость и упрямство отказа. Он отказывается есть вообще, выходить из дома, звонить кому-либо и даже рисовать и читать. Он ложится и бездействует. Это срабатывает всегда. Через несколько дней являются «союзники» с огромными запасами еды, сующими сторублёвки. Тогда ЕТ поднимается, отшвыривает купюры, требует 10 рублей и выбегает к ближайшему киоску за «Примой».

Это простые ходы. Но только с виду довольно таки житейски бесхитростное существование нашего героя однако настолько запутано и причудливо пронизано сплетением (употребляемых на практике!) цитат из философии (французской, немецкой или китайской), немногочисленных психологических приёмов в общении с мужчинами, и совсем других – с женщинами, верой в талисманы и колдовство, почти непрерывным блефом (перед кем?), тут же представляющимся автомистифицирующими демистификациями, что неминуемо выворачивается мерцающим флуктуационным восприятием как художником мира, так и художника миром. Если даже только смотреть в глаза, вернее, заглядывать исподволь во время разговора или сидения рядом, можно увидеть невероятное: каким-то образом наблюдаемое структурирование и перетекание форм одна в другую то ли в самом глазном яблоке, то ли во взгляде, неизвестно чем и как транслируемая реальная работа мозга, может быть, в силу своей обнажённой сбоями, искажениями и так называемой «болезнью»  – механики мысли или её элементов…

«…Мыслителя однажды выдаст бред, // Жизнь выдаёт художника всечасно. / Собьёшься сам, запутывая след. …» В. Микушевич
Вычерчивание линии – как молния, очень чёткое, мгновенно попадающее в цель, никаких исправлений, если что, как уже говорилось,  – только мусорное ведро.

Имея в своём распоряжении непостижимую, мощную, безошибочную дерзость рисовальщика, ЕТ достигает максимального могущества своей непостижимой, мощной, безошибочной, поразительной графики.

Жизнь художника нам видится обрамлённой покровительством друзей, иногда – женщин. Если в какой-то момент он оказывается без присмотра, он готов погибнуть (либо от голода, либо от холода, либо попав под электричку). Физическое здоровье, сила духа, некоторая материальная поддержка приобретаются и восстанавливаются во время сезонных работ – в археологических экспедициях. За долгие годы полевой практики ЕТ стал легендарной личностью среди археологов. Рисование погребений художник использует в своих целях, решая интересные ему графические задачи, иногда не в пользу заказчика, что прощается ему ради высокого класса исполнения и опять же магии изощрённого таланта. В разные периоды жизни он питается или одним чаем и хлебом или фруктами, либо практикует другие варианты диет, иногда разделяет общую трапезу, смотря что подсказывает ему его сокровенная догадка. На чай он только если не молится, чифирь в экспедициях с его участием – закон.

Рисование камней – тема особенная. Камни необходимо воспроизводить в их точной форме на правильных координатах. А если это каменный панцирь в несколько десятков квадратных метров? В этом случае от художника не требуют такой дотошной точности. Но для ЕТ это задача-дзен. Несмотря на замешательство и непонимание как профи, так и работяг, ЕТ будет вырисовывать и ставить на место каждый мелкий камушек в течение месяца или трёх каждый день на изнуряющей жаре. Он запомнит их все и решит ещё одну, не доступную, да и не нужную другим внутреннюю психологическую задачу.
Мы вправе усматривать здесь замаскированную форму взращивания магической силы и установления защиты (от демонов?). А демоны преследуют ЕТ в жестоких кошмарах. Когда он просыпается, рядом сидит какой-нибудь персонаж в костюме и без головы на стуле. Главное, не прекращать рисования. Настойчиво загружать свой ум и руки неоднозначной рутиной изобразительной практики. ЕТ не станет рисовать хуже, если его разлюбит или предаст женщина – восклицает в суеверном страхе художник. Он избегает пользоваться местоимением «я», говорит о себе в третьем лице. Терпит добровольную помощь окружающих и их самих. Такова ловушка, грозящая всем тем, кого наивный нахлебник обрекает на вечную барщину: стоит попасть в зону его влияния, – и до конца жизни, терпя от него деликатные насмешки, а то и откровенные поношения, поклонники становятся подневольными помощниками.
Непреходящий ужас перед белым листом и ежедневное преодоление сакрального ужаса. Соотношения чёрного и белого, их взаимное функционирование, нельзя угадать, но необходимо устранить предрассудок, предвзятость, нерешительность, препятствующие этому непрерывному обучению пачканию белого листа. Обычно рисунки небольшие, А4. Однажды ЕТ рисовал на ватмане  – во весь стол, скрупулёзно, штрих за штришком, сложную композицию. Целую неделю. Когда осталось покрыть небольшой участок белизны, пузырёк с тушью вырвался из руки художника, и по центру рекой с разливами натекла непроницаемая чернота. Не прошло и минуты, как никчемный ком бумаги отправился в знакомое нам ведро.

Такие обороты, возвращающие к исходной точке неизбежны. Хотя материальный капитал и конвертируется в символический, но сами художественные произведения самоуничтожаются иногда целыми папками, результаты месяца или более упорного труда оставляются в уже помянутой недобрым словом электричке или метро.

Нередки периоды в творчестве ЕТ пользования шариковой ручкой и тетрадным листом в клеточку. Самый плодовитый – остро отточенный карандаш. Затачивание карандаша – сладострастный ритуал. Важны: чистота помещения, белый цвет стен. Обойная гнусность решительно закрашивается белилами. Было время линогравюры, есть офорты, коллажи.  С цветом – сложнее. Озадаченность художника значительно усугубляется палитрой. Но эта разновидность мазохистских забав стала более-менее доступной для художника только с выходом на пенсию (минимальную, естественно). В его распоряжении вдруг появились вожделенные тюбики, холсты, кисти, мастихин.

ЕТ и не скрывает, что его неустанные штудии имеют в своём основание в том числе поиск психологической защиты, неизбежную сублимационную составляющую, переживание страха смерти, рутинные автоматизмы практики. Любимые, многократно повторяющиеся сюжеты: женщина проткнутая волком или рыбой, яблоко, проткнутое птицей, птица, клюющая женщину в лицо (чаще в губы), всевозможные истязания женщин, женщины и свиньи, противостояние мужчин – женщин, фривольные сценки в камзолах и кринолинах, мужские, реже женские головы, скачущие всадники, изображение разного рода копытных, птиц, рыб, части тела – вперемешку, женщины в разных видах, композиции из абстрактных мелких деталек и др. Но самый любимый – девушка, пишущая письмо ЕТ: «Здравствуйте, Евгений Игоревич!», неизвестно, сколько раз повторенный.

Эпистолярная разноголосица девических излияний, изо дня в день, из года в год неустанно зарождаемая волевым актом художника,  воплощается в изощрённо чувственной композиции: столы и стулья, сросшиеся с телами девушек; старательность и сосредоточенность их поз наблюдает и сочиняет адресат – с неустанным интересом и почти безнадежным ожиданием, опорой которым также служит постоянно возобновляемый волевой акт. ЕТ и сам неравнодушен к этому жанру. Из экспедиций отправляет он эпистолы своим возлюбленным, в велеречивой манере, не без сарказма и попутных философствований, с иллюстрациями и росчерками, каллиграфически безупречные.

Если девушка получала из Майкопа ответ: «Достойнейшая ….! После того как Декарт в XVII в. изобрёл «внутреннее», рефлексия и психологизм стали стремительно набирать обороты, а в XVIII веке достигли таких масштабов, что почти полностью затопили т.н. «внешнее»», – то что же она выводила своей нарисованной ручкой – строки, изображённые длинными и короткими штрихами – о чём увещала, к чему склоняла, куда клонила и чем улещала?
Родина – Салехард. Учёба в Московском Педагогическом институте, худ.граф.

При постепенном освоении и возрастающем интересе к рисунку – непонимание преподавателей. Скитания по Москве. Отъезд в Тюмень, снова – в Москву, нелегальная жизнь в подвалах, мастерских, общежитиях, иногда и на вокзале. Слава шизика, не от мира сего. Археологические экспедиции решают его дальнейшую судьбу, спасают во всех смыслах. Комната – в музее Востока, заработок, поправка здоровья, друзья – опекуны, знакомство с будущей женой. Семья, однокомнатная квартира, конец скитаний. Но через двадцать лет – снова без семьи, квартиры, заработка, жизнь на дачах у друзей. Ну и, конечно, все эти годы – непрерывное чтение: классика художественной литературы и философия, исследовательские работы великих художников.

И всё же, говоря об этом, я не называю никакого лица. Как можно понять, какой человек в этой комнате испытывает боль? Тот ли, кто сидит там на стуле в пиджаке и без головы, или тот, кто валяется в тряпье на видавшем виды спальнике с вмятой в губы Примой, или обгорелый как падла, скрюченный над чертежом рисовальщик погребений или наивный старик, нашедший «матку» в фейсбуке и снова попавший в западню... Ни один.  Боль растворена в воздухе, дыме сигарет, вздохах женщин, мяуканье кошек и даже в чёрном взгляде черепахи. Вот бы её нарисовать! Кого? Что?

Вдруг наичистейшей пробы подвиг, возведённый в ранг «искусства для искусства» сам художник, забыв сублимировать то, что положено, использует в качестве брачных объявлений в соцсетях: эякуляционные выбросы рисунков, сопровождаемые комментариями: «автор предпочитает дам «в теле»», «почему Вы такая красивая?», «давайте переписываться», «хочу!!! – да нет проблем!»… Утверждая себя очевидно-публичным образом, заставляя признать за собой право на зримость, пользуясь «казовыми» свойствами художественного творчества, художник с детской непосредственностью требует удовлетворения  элементарных потребностей.

Социальные сети демонстрируют свою разрушительную силу, уничтожая островки сакрального, демонстративно противопоставленные поседневно-профанному миру, предлагая  вести собственно политическую войну за свой ранг, отличие, первенство иными, более «экономными» средствами. Но кое-где остаётся же приют безвозмездности и бескорыстия, чаще всего укрытый и от наших с вами глаз…

За ЕТ водятся литературные труды: абсурдистские пьесы, мемуары, некоторое количество стихов, переводы из Стефана Георге, ну, и так называемые Диатрибы – желчная критика, основанная на личностях. Этот последний жанр типичен и для устной речи нашего героя, изобилующей парадоксами, язвительными замечаниями, глумливым поддакиванием, каверзными вопросами, смысловыми ловушками в стиле детского мата в три хода и всего общего тона разговора, имеющего субверсивно-критический характер.

«Авангардистское сознание, за которым скрывается невежество» – не про ЕТ ли это? Невежество невежеству рознь. ЕТ убеждён, что жизнь и познавательная деятельность противоречат друг другу. А полный или почти полный отказ от жизненных благ, всяческое ущемление телесных нужд, панический страх обнажения и частое общение с безголовыми персонажами считаются тут безумием. Непрерывное вгрызание в неподатливые философские трактаты, иногда для пущего мазохизма на не слишком хорошо изученном немецком и непрерывное рисование – вот настоящая честная схватка с невежеством всеобъемлющего инстинкта и основных заблуждений бытия по ЕТ. От впадения в диаметрально противоположные заблуждения как всегда – спасает скепсис. ЕТ.: Ох уж эти китайцы. Не моё дело с ними бороться.

Невинность, беззаботность, гениальность – тоже условия игры, в результате которой можно стать обладателем сокровищ древнейшего опыта, а стало быть, (призрака) власти одного человека над силами демонов в пределах собственной жизни, как знать, только ли… Во всяком случае, поставить ещё один эксперимент. Но кто в этой игре имеет больше, а кто меньше шансов на выживание? Физическое? Интеллектуальное? Внутрикультурное? Надмирное?
“ По каким принципам работает мировая художественная система? Пирошка Досси* даёт развёрнутые ответы. По ее мнению, в наши дни, когда предметы искусства стали символами статуса, а мастерство автора перестало быть основным критерием оценки, исследовать процесс ценообразования произведения искусства становится намного интереснее, чем в «классическую» эпоху. Отношения искусства к арт-рынку и к сфере политических идеологий тоже интересней. Сегодня восприятие больше идет через феномен коллективного, нежели через личное.”
' А гений – в глазах их – нарыв, наполненный гнойным величьем!..'.   И. Северянин

* Пирошка Досси «Продано! Искусство и деньги»

2014