13 июня 2014 | "Цирк "Олимп"+TV №13 (46), 2014 | Просмотров: 2799 |

СМОТРЕТЬ И ДОДУМЫВАТЬ: фотографии Юлии Зотаниной

Екатерина Спиваковскя

Предисловие к публикации Юлии Зотаниной "Запах солнца": фотографии

В перспективу втыкается штеккер,
напрягается кровь домино.
Под дождем пробегающий сеттер
на краю звукового кино.
Александр Ерёменко

Я люблю смотреть и додумывать.

Это же самое вкусное: выбрать себе совсем незнакомого человека - где угодно: в вагоне метро, на пляже, в очереди, на остановке, в купе, - смотреть на него потихоньку, пока он не замечает, и додумывать его жизнь, дорисовывать вокруг него всю предысторию. Эта женщина, у которой только руки и ноги на солнце, а вся она неизвестно где, и лицо такое серьёзное и знакомое: где я могла её видеть? Нигде не могла, но вдруг что-то само собой рождается из этого отсутствующего взгляда. Наверное, она три остановки шла пешком по солнцу, на каблуках и думала, что торопиться ей некуда, а только радости от этого никакой. Присела вот, руки-ноги на солнце, голова в тени, задумалась: а где же радость? и была ли она, когда было куда торопиться? и будет ли ещё?

Или другая, словно отвернувшаяся от глянцевой красотули - влажные губы, ветер в волосах, - такая настоящая рядом с неотразимо сладкой неправдой рекламы. Всматриваюсь и вижу, что ничего она не отвернулась, едет в трамвае мимо своей аккуратной визави и думает, наверное, беззлобно: эх, ты. Всё бы тебе ломаться перед камерами. И шампунь ты людям впариваешь самый обыкновенный, я пробовала, вот, смотри, волосы как волосы, не чета твоей гриве. А я вот к зубному еду, давно собиралась, решилась наконец, отпросилась с работы. Не верю я таким, как ты, вы все врушки и губы у вас ненастоящие, а вот только хотела бы два дня пожить твоей жизнью. Чтобы нарасхват сниматься у разных мировых знаменитостей, а потом вдруг раз - и сказать по мобильнику: "Завтра никак не могу, меня дантист ждёт", - и чтоб никто не смел тебе возразить, как мне: "Ну, значит, подождёт ваш дантист". Да и нет у меня никакого дантиста, который бы меня ждал, так, доктор в мунципальной клинике.

Солнечный белый берет в маршрутке, закрытые глаза с весёлыми ресницами - что тебе снится сейчас? Или ты просто зажмурилась, а через секунду разлепишь веки и, может быть, потянешься и замурлычешь? Ты это умеешь, по тебе видно: тянуться и мурлыкать на солнышке, даже в маршрутке, где кому-нибудь другому всё, ну всё мешает - и соседи справа, а водитель-азиат за рулём, и русский шансон всю дорогу. Тебе ничего никогда не мешает, ты просто счастливая, эй, Белый Берет. Никто не знает, почему ты такая, ты и сама этого не знаешь, как листья на деревьях не знают, почему они сначала зелёные, потом жёлтые, а потом их совсем нет. Только листья глупые, а ты умница. Ты всегда такой была, и до того, как сладко зажмурилась в маршрутке, и потом всегда будешь умницей, даже если наденешь не такой белый-пребелый берет.

Только и фыркнут: "Вот глупости!", а додумывать потихонечку, тайком, можно всё, что захочется. Вот один сидит и едет, а другой (или тот же самый, только за пять минут до?) - другой бежит, подняв воротник, подальше от мелкого снега. Упаковался, как мог, руки в карманы спрятал, а шапки нет: пижон потому что. Не идут ему шапки, вот в чём дело. Никогда он в этом никому не признается, а только в самый лютый мороз так и бегает всю жизнь, подняв воротник до кончиков ушей. Этот едет, ему хорошо, угрелся, читает жёлтую прессу, лицо серьёзное - верит всему, что читает. Лицо такое хорошее, а простофиля, жёлтой прессе верит. А может, не верит, а просто видеть никого не хочет. Устал. Надоело всё, как Васе из Бирюлёва, только тому хотя бы сиюминутное счастье привалило в виде лямура де труа, а этому ничего не приваливает уже триста лет, он и ждать перестал, только и едет - утром туда, вечером оттуда, читая свою жёлтую прессу и всему на свете веря, потому что хотя бы в эту дурацкую жизнь нелепых знаменитостей хочется верить. А тот парень, за окном (или это всё-таки этот, а не тот, но за пять минут до?), совсем продрог. Тоже простофиля. Совсем вас некому любить, милые вы, хмурые, с хорошими лицами. Некому сказать: "Шапку надень, уши отморозишь". Все на вас за что-то обижены, а за что, спрашивается...

Чья там ещё тень? Человека или зловещего зайца с картинок страшного Роршаха? Додумывай, что хочешь, протыривайся в щёлочку между шторками, гадай, куда ведут ступеньки, кто не допил чай на террасе, куда ведёт тропинка в густых зарослях, и что это там черненькое белеется, и почему из ниоткуда, из этой томной жизни отдыхающих вдруг выплывает гротескно-пугающая маска с глазами и тенью от решётки на месте зубастого рта. Погода была прекрасная, принцесса была ужасная. Подождите-подождите, я не стану вам ничего додумывать, оно само произойдёт, чтобы потом пришёл писатель в летней мягкой шляпе и написал: "Ничто не предвещало беды". Нет, не надо беды, никогда не надо беды. Пусть всё будет так мирно и жарко, и сонное марево пусть себе плывёт в рифму с легкими занавесками. Лето.

А бывает так, что и ты ничего не знаешь про человека, и сам человек ничего про себя не знает. Сидит себе в купе и надеется: вот сейчас придёт проводник, проверит билеты и внесёт ясность. Потому что с кем хотели, уже распрощались, а больше никто не придёт, и можно отвернуться от перрона, словно прошлая жизнь закончилась, хотя паровоз ещё и не отошёл. Как хочется, чтобы лишний раз не беспокоить его, заглянуть украдкой в билет, узнать имя, а потом спросить, чтобы он в ответ удивился, как в кино: "А вы? Откуда вы знаете моё имя?" А вы ему: "А я вот тут, в билете прочитала". И вы всю дорогу будете рассказывать друг другу невероятное, и запомните, какого цвета глаза у человека напротив (вот никогда не помните, а тут - раз и запомните), а потом почему-то вдруг не обменяетесь телефонами и не спросите фамилию. И каждый разойдётся по перрону другого, чужого города в свою сторону, и будет думать, утешая себя по дороге: "Ну и ладно, есть же интернет..."

Так и уйдёте, не обернувшись.

Екатерина Спиваковская