28 мая 2014 | "Цирк "Олимп"+TV №13 (46), 2014 | Просмотров: 3451 |

Границы открытого: о работе семинара по переводу американской поэзии

Анастасия Бабичева

Публикации на сайте

В апреле 2014 года переводческие семинары-мастерские, посвященные актуальной англоязычной (преимущественно американской) поэзии возобновили свою работу. Начиная с 2007 года, когда впервые за круглым столом собралась группа единомышленников, задавшихся вопросом о самой возможности переложения на русский язык современной американской поэзии со всеми ее уникальными особенностями, эти семинары кочевали из залов библиотеки в домашнюю обстановку в лучших традициях этакого литературного квартирника. В очередной раз (организаторы не ведут счет, но, кажется, в девятый) семинар собрался под крышей Самарского литературного музея. Что может быть символичнее: запечатлеть в стенах музея, пожалуй, один из самых живых литературных процессов, прибавив ему веса авторитетом локации.
По традиции аудитория собралась немногочисленная – едва ли наберется десяток активных участников обсуждения. Впрочем, традиционный риторический вопрос организаторов «Да и может ли аудитория быть многочисленной?» сегодня звучит немного иначе. Потому что, на мой взгляд, именно в этот раз стала предельно очевидной определяющая характеристика семинаров: их абсолютная открытость. Казалось бы, сама американская поэзия, по мнению специалистов, есть явление сугубо избирательное, закрытое, чуждое массовости. Этакая забава для интеллектуально изощренного субъекта – автора ли, читателя, тем более что граница между этими ролями размыта благодаря исключительной интерпретационной свободе. Но вдруг оказывается, что до-созидать эту поэзию, тем более в рамках переводческого процесса, который стократ умножает возможности интерпретации, может практически любой желающий, в любой форме, в любом объеме, с любым оценочным оттенком.
Часть обсуждаемых переводов представлена удаленно – прислана по электронке, оставлена в группах соцсетей. Заочное участие в том, что предполагается как живая дискуссия, сомнительно? Отнюдь. Оно лишь добавляет интерпретационных усилий очным участникам.
Часть аудитории профессионально занимается английским языком, но не обязательно причастна к творческому процессу. Часть аудитории, напротив, известна в кругу творцов, но едва ли обладает глубокими лингвистическими знаниями. Часть – впервые оказалась в подобной ситуации и узнала о феномене актуальной американской поэзии. Часть, lucky guys, совместила все необходимые статусы. Оттенки компетенций можно множить и дальше. Впрочем, в процессе совместной работы значимыми становятся не разные степени осведомленности, а те дополнительные возможности, которые дает подобный калейдоскоп навыков и попыток, даже если это навык критически настроенного стороннего слушателя, и попытка подвести объект под уже известный знаменатель традиционного перевода.
В рамках встречи спонтанно меняется изначально заявленный формат. Текстов, отобранных для работы, вдруг становится больше, но времени, отведенного на перевод, вдруг оказывается слишком мало. И так встреча становится первой. Из скольких? Это решат сами участники, ведь процесс открыт. Второй встречи также оказывается мало, и обсуждение завершается в формате электронной переписки. И вот уже заочное участие из исключения становится нормой. В длящемся обсуждении открываются новые углы зрения: уточняются мнения, возникают связи с другими текстами, также влияющими на возможный способ интерпретации, в диалог, вышедший за пределы конкретного места, включаются новые субъекты.
Однако при этом семинар по-прежнему остается малочисленным. Что же служит критерием избирательности? Видимо, внутренние установки всех тех, кто мог бы, но не стал его участником, будь это установка на отторжение художественной практики («Это и не поэзия вовсе»), авто-исключение («Это не для меня») или просто безразличие («Кому это, вообще, нужно»). Значит, подобные переводческие практики открыты даже в этом: они не нуждаются в инструменте контроля, в «хранении» безопасности от вторжений. Открытость становится условием закрытости.
А что же дальше? Дальше возникает закономерный вопрос: может, и с самой американской поэзией так же, и причина ее избирательности – в потенциально широкой доступности? Но это вопрос уже для другого текста.
Анастасия Бабичева

Авторство представленных переводов – коллективное. Участники семинара (апрель 2014):
Александр Уланов – поэт, переводчик,
Галина Ермошина – поэт, переводчик,
Галина Заломкина – доктор филологических наук, поэт, переводчик,
Анастасия Бабичева – переводчик,
Андрей Косицин – кандидат филологических наук,
Наталья Рябинина – преподаватель английского языка,
Георгий Калихман – поэт, переводчик,
Ольга Дымникова – филолог,
Юлия Фальтер – живет в Московской области, училась в Институте иностранных языков и международных связей,
Роман Рубцов – переводчик американской поэзии, студент СамГУ,
Гавриил Пономарев – студент,
Ольга Иванова – студент и другие.

Karen Volkman
***
Lady of the lake, what does all our weeping lead to? A pair of keys, paucity of summer —just because. I tasted his tears, they were salty, like a seawind — that should have been enough to set sail, acres of stray. Acres of wind-swept granary, what then? Everything blind begins in the darkness. It portends the deliberateness of an unsinking sun, past forgetting, or finishing, the room phrased, phased, like tiny nets of caught. A tree never asked for its stature. So with me. A pearl never counted its pallor as less or more. Why should winds take the pulse of farther, slipped along the digits of simple go, of been? No one has thoughts as pale as these — till they bleed them. I doubt more the less I grow, I taste the dark cognition, it is everybody's random. Be your own heart's ending, in the abandonment of seeming — weeping like a two-bit sermon — mistress Sum.

***
Владычица озера, к чему ведут все наши плачи? Пара ключей, скудость лета – да просто так. Я узнала вкус его слез, соленых, как морской ветер – должно было хватить поставить паруса, земли блужданий. Земли выметенного ветром амбара, и что тогда? Все слепое рождается в темноте, предвещает умышленность не тонущего солнца, минуя забывание или завершение, пространство во фразе, в фазе, как мелкие сети пойманного. Дерево никогда не просило себе высоты. Так и со мной. Жемчужина никогда не считала, много или мало в ней бледности. Почему тогда ветра должны проверять пульс далекого, скользнувший вдоль цифр простого хода, прошедшего. Ни у кого настолько тусклых мыслей нет – пока им кровь не пустят. Чем меньше я расту, тем больше сомневаюсь, я пробую темное знание, оно для каждого случайно. Будь собственного сердца окончанием, отказываясь казаться – плача, как грошовая проповедь – госпожой Суммой.

Michael Palmer

Dance of the Bees (September)
As the sun’s
light caught in a mirror
or held by water…
To walk with bees under the earth’s heel
shadowed by light
and corrected by light. The hard sweetness sticks

to your throat
a little more each day

meaning somewhat less. In love’s presence
it’s advised to go to the track

wearing love’s best flowering hat
Greet royalty with a vacant smile

Greet the revolution with obvious respect
Keep your fingers to yourself

but display the revolution’s naked wrists
Distill memory between linen sheets

Avoid all suicide pacts

Танец пчел (сентябрь)
Пока солнца
свет пойман в зеркале
или удержан водой…

Идти с пчелами у земли под каблуком

затененный светом
и исправленный светом. Тяжелая сладость застревает

в глотке
каждый день чуть больше

означая чуть меньше. В присутствии любви
рекомендуется идти на след

в лучшей цветущей шляпе, что есть у любви
Приветствуй их величества пустой улыбкой

Приветствуй революцию нарочитым почтением
Оставь при себе свои пальцы

но покажи голые запястья революции
Процеди память сквозь льняные простыни

Избегай всех самоубийственных соглашений

Letter 3
Our errors at zero: milk for mist, grin
for limbs, mouths for names – or else hours

of barks, stammers and vanishings, nods
along a path of dissolving ice. The sign

we make for “same as”
before whatever steps and walls,

shutters flapping in the lighted body
called null or called vocative. I’d wanted to ask

about dews, habits of poplars, carousel,
dreamless wealth, nets, embers

and folds, the sailing ships “Desire”
with its racks and bars

just now setting out. This
question to spell itself. And the waves of us

following what follows,
retelling ourselves

what we say we’ve said
in this tongue which will pass

Письмо 3
Наши ошибки на нуле: молоко вместо тумана, усмешка
вместо веток, рты вместо имен – или еще часы

брани, заикания и исчезающих, кивков
вдоль пути растворяющегося льда. Этот знак

что мы делаем для «того же»
до любых ступеней и стен,

ставней, хлопающих в освещенном остове
названном нуль или названном звательным. Хотел бы спросить

о росах, привычках тополей, карусели,
бессонном богатстве, сетях, тлеющих угольках

и складках, этих парусниках «Желание»
с их стойками и барами,

только сейчас отплывших. Этот
вопрос чтобы заговорить себя. И волны нас

следуют за тем, что следует,
пересказывая нас

что мы говорим, мы уже сказали
на этом языке, который пройдет