17 июля 2013 | "Цирк "Олимп"+TV №9 (42), 2013 | Просмотров: 3134 |

Предисловие к книге Виталия Лехциера «Фарфоровая свадьба в Праге: стихи»

Самара, 2013. - 94 с. Поэтическая серия "Цирк Олимп+TV"

Скучным и малообразованным людям приятно полагать (наверное, таким образом они надеются оправдать свое невежество), что поэзия и философия плохо совместимы. Виталий Лехциер – поэт и философ. Разумеется, не в том смысле, что он пишет некую специальную «философскую поэзию», каковой, как я сильно подозреваю, вообще, не существует в природе, а в том смысле, что его стихи – это стихи человека, который умеет (и привык!) думать. Редкое качество, между прочим! И это также стихи человека, чрезвычайно открытого миру. Что бывает еще реже. А если добавить, что этот открытый миру человек с тренированными мозгами еще и пишет настоящие стихи, то получится что-то совсем редкое: собственно поэт Виталий Лехциер.

Дмитрий Веденяпин

Стихи Виталия Лехциера говорят даже не о быте, а о суете. О том мельтешении жизни, в которое вовлечены взрослые горожане России – из тех, кого отечественные социологи с оговорками называют «средний класс»: стабильная работа, налоги, проблемы с машиной, ремонт квартиры, отдых летом в Средиземноморье, который уже через неделю вспоминается хотя и с удовольствием, но уже смутно. Лехциер предлагает не воспарить над этой суетой, а найти поэзию, скрытую в ней самой. Для этого нужно вслушаться в ритм этого мельтешения и вглядеться в его цветовой поток. Стихи поэта из Самары буквально переполнены упоминаниями современных реалий, репликами от женского или мужского лица... Эти слова и образы как будто не принадлежат сознанию говорящего, они – неизвестно чьи, отъединены друг от друга и существуют по отдельности. Рассказчик или герой стихотворений Лехциера не воспарил, но словно бы вынес себя за скобки. Оттуда, из-за скобок, он рассматривает мир, ускользающий из-под любого контроля и живущий по своим законам. Стихи Лехциера населены персонажами, которые вступают в диалог с рассказчиком – но мы о них ничего не знаем и можем только угадывать, каковы они. Кажется, что любовь Лехциера к трехстрочным строфам – его личный оммаж Данте, который написал «Божественную комедию» терцинами. Содержание новой книги поэта можно пересказать одной фразой: вот такое у нас чистилище, но, не пройдя его, невозможно попасть в рай.

Илья Кукулин

У стихотворных текстов Виталия Лехциера почти цирковая, акробатическая пластика, они существуют на границе словесного и телесного пространства. Поэтическое состояние в этом случае понимается не тем – классическим – образом, когда поэту для встречи с музой требовалось отключиться от всех внешних впечатлений. Наоборот, стихи Виталия пропитаны шумами повседневности – репликами близких, напоминаниями себе самому о ближайших планах и т.п. Жизнь теребит, поторапливает, раздражает мелочной суетой, но и – оттачивает реакции, учит мгновенному переключению, переходу от одного впечатления к другому, прыжкам из дискурса в дискурс.

Это создаёт особый стиль существования – в ритме атаки, боевой операции, не позволяющей ни минуты оставаться на одном месте, чтобы не превратиться в мишень. И если ты этим искусством овладел, то любое обстоятельство начинает служить точкой опоры и не тормозит, а направляет твоё движение. Именно тут и  появляется та собранность, душевная мобилизованность, благодаря которой «растут» стихи. Не вопреки, а благодаря пёстрым житейским впечатлениям, даже не важно, каким, – всё идёт в дело. Это такая особая поэтическая экономика, – очень мудрая, на мой взгляд.

Татьяна Казарина

Поэзия Виталия Лехциера кажется странной, провокативной – именно потому, что лишена присущих новейшей культуре (да и предшествующей, и предшествующей той, что предшествовала) атрибутов провокативности. Перед нами очень неожиданно встретившиеся – нет, не стили, не поэтические языки, не дискурсы, даже не типы мировосприятия, – способы самоорганизации того, кто ныне стоит на месте лирического «я». Изысканность, тотальность культурной памяти, существующая в обломках поэтической речи – это лишь часть того мыслительного аппарата, который должен уравнивать Уорфа, Сепира, Мерло-Понти – и не столько даже речевые модальности обыденного фона (это сделано и конкретизмом, и концептуализмом), – но саму обыденную деятельность говорящего «я», с его рисом, который необходимо перемешать в дуршлаге. Субъект поэтического говорения отказывается от последней степени величия, ныне возможной, – а именно падения, – оставаясь актантом. И тем самым он демонстрирует существование, становящееся чудесным образом поэзией.

Данила Давыдов

«…последние книги Виталия Лехциера как раз лишены не только философской “заумности”, но и всего, сколько-нибудь похожего на пафос, все еще ассоциирующийся у многих с поэзией. Многие стихотворения построены как фиксация нарочито бытовых вещей – фрагментов разговоров, “мелких” мыслей или даже заголовков интернет-новостей. “Маньяк на скамье подсудимых, // в районе флеш-моб, карантин, // ты нежишься в недрах медийных // и прешься как полный кретин…”. Впрочем, лирическая интонация, конечно, проглядывает сквозь этот медиахаос – на уровне ритма, подбора мотивов и, особенно, в неожиданных концовках: “Саранча сжирает земли, // но для дач угрозы нет, // все равно и виждь, и внемли”. Говоря о методе поэта, многие собравшиеся вспомнили название любимого Лехциером направления философии – “феноменология”. Фиксация “феномена”, постоянное “вынесение себя за скобки”… В каком-то смысле такая поэзия – реализация известного лозунга “Назад к вещам”...»

Андрей Рымарь (Волжская коммуна, 12.03.2102)